Покушение

Владимир вошел в круг, размял пальцы, словно собирался сыграть на фортепиано. На самом деле сквозь эргономичные очки изучал клавиатуру. Отточенными движениями он защелкал по клавишам. Маленький дисплей транслировал последовательность: тридцать, ноль, восемь, один, девять, восемнадцать. Москва, Завод Михельсона, четырнадцать, два ноля.

Митинг начнется в семь-восемь вечера, – исторические данные разнились. Для освоения в новом мире Володя брал с запасом.

– Она умеет определять местоположение по объектам, новым названиям улиц?

– Оф кос! Старенькая, но не до такой же степени! Правда, приземлит с разбросом в несколько километров. Не ждите эпицентра.

– Окей.

– Гуд лак и приятного отдыха! Если вы вернетесь раньше или меня не будет на месте, просто захлопните дверь, – попросил хозяин и добавил извиняющимся тоном: – У меня, как видите, нет секретарши. Фирма приносит все меньше прибыли, корпорации вместе с властью совсем зажали малый бизнес. Но мы еще поборемся! Надеемся на саксесс.

Турагент хрюкнул от показного воодушевления и хлопнул Володю по плечу. Программиста слегка перекосило, ноги подогнулись. Всё-таки рука крепкая. С широкой улыбкой Фиксач покинул комнату, плотно затворив дверь. Стародубцев собрался с решимостью, нажал «Enter» и взялся за поручни.

Помещение прибавило огней, огни яркости. Лампы переливали причудливым светом. От калейдоскопа цветов мутилось сознание. Владимир крепче сжал рукоятки. По телу пробежала волна колких мурашек. Он невольно поежился, будто в шею стукнул сквозняк. Легким на мгновение не достало кислорода. Мнительный Володя будто почувствовал кессонную болезнь. Лопающиеся сосуды, кровь, хлынувшую в грудь. Усилием воли он справился с навязчивыми мыслями. Привычные свитер и джинсы превратились в рубашку, пиджак и брюки неудобного покроя. Линзы потускнели, сменившись на стекло начала ХХ-го века, старомодная оправа тяжело врезалась в переносицу. Минуту спустя путешественник оказался на улице.

Лето, постепенно сдающееся осени. Прохладца, но с обещанием бабьей поры. Двухэтажные домики, словно сошедшие с литографий, выложенных в Интернете. Вывески с твердым знаком на конце, как обязательный атрибут грамоты. Ленца, будто разлитая медом по мостовым, замедляющая шаг прохожих. В Москву, вновь ставшую столицей 11 марта 1918 года по указу большевиков, опасавшихся немецкого вторжения в Петроград, словно вошла армия. Люди в штатском, одетые в зимние шинели. Частые патрули. Сходятся, беседуют, курят. Программист огляделся. Судя по дислокации и знаниям столицы, выкинуло на Калужской площади. Он порыскал глазами в поисках адреса на ближайшем доме.

– Дядь, купи газету! – Подбежал мальчишка с пачкой прессы, перекинувшейся через предплечье, как полотенце у официанта. – Вчерашняя речь Ленина!

Стародубцев покосился на стопку газет. Такую дрянную бумагу он никогда не видел. В будущем все перешли на цифру, а печатная продукция – исключительно финская полиграфия. Это единственное производство, нужное миру от Финляндии. Глобализация диктует. Лес на переработку – только из России, тайга превратилась в неогороженные скверы и парковые зоны, – ночью не заблудишься. В остальном мире деревья охраняются законом. США сделали из своих лесостепных зон заповедники дикой природы, за вред мелкой травинке – громадный штраф. В Москве будущего последние кустарники вырубили до рождения Владимира, клумбы уложили плиткой, пустили под здания, парковки – борьба шла за каждый сантиметр столичной недвижимости.

Володя запустил руки в бортовые карманы пиджака. В одном – пачка папирос, в другом – коробочка, – наверное, трансформация сигарет и зажигалки. Изучение коробка программист оставил до лучших часов, и очень надеялся – не придется добывать огонь, как первобытным людям. Брючный карман оттягивал круглый предмет, сквозь ткань холодя ногу. В такой древности не придумали даже банковские карточки, расплачивались наличными. Он читал – монеты и купюры носили в специальных сумочках, называемых кошельками, портмоне, бумажниками. Кусок металла в брюках вряд ли подходил под описание. Тысяча долларов, конвертированная в советские рубли, должна находиться где-то в пиджаке, и Стародубцев чувствовал где.

Он сунул руку во внутренний карман, нащупал незнакомую кожу. Прямоугольный предмет, распираемый изнутри. Владимир не торопился доставать, боясь неумелыми действиями разоблачить нездешность. Он стоял на прямых ногах, чуть ссутулившись, и мягко улыбался парнишке. Продавец газет ждал, с пристрастием изучая нерасторопного клиента. Мальчишка, несмотря на малость лет, уже многое повидал и мог дать фору взрослым.

Стародубцев достал портмоне, внимательно осмотрел снаружи. Добротная работа, хороший материал, ровные швы. В будущем центр промышленности – Китай. С годами, просто обнаглели: шьют, словно не глядя, а роботы, точно с кривыми манипуляторами. Владимир раскрыл кошелек. Три отделения, в одном приятно глазу лежала плотная стопка бумажек. Пальцы пробежались по купюрам, будто по клавишам родной клавиатуры. Разношерстный шелест взбодрил. Взору предстали совершенно разные банкноты. Одни выполнены на качественной бумаге, другие – на дешевой, с блеклой краской, под стать предлагаемой газетной. Володя видел деньги только в Интернете. Надо будет рассмотреть в деталях, но позже. Мальчишка уставился, точно разведчик, чуть зевнешь, и разоблачит, как шпиона. Программист достал одну купюру, протянул газетчику, вложив в жест центнер наигранного пренебрежения.

– Сто рублей? Николаевка? Ты что, дядь?! – Мина изумления перетекла в негодующую. – Пятьдесят керенок!

Стародубцев для приличия порылся в отделах кошелька. Он не знал, как выглядят озвученные дензнаки, а предлагать совсем дрянь не решился.

– У меня такие… – виновато произнес гость из будущего.

– Э-эх, не добили вас буржуев, – зло буркнул мальчишка и побежал приставать к другим. – Последние известия Революции! Вчерашняя речь Ленина! Троцкий на фронтах войны!

Владимир поозирался, опасаясь привлечения внимания. Крик мальчишки мог обратить, но вроде никто не заинтересовался.

Володя вдохнул свежий воздух старой Москвы, сунул руки в карманы вместе со ста рублями и зашагал по мостовой. До вечера нужно себя занять. В этом времени все ново, интересно, по-другому в сравнении с будущим настоящим. Туристу нравилась неспешность людей, странное спокойствие, витавшее в воздухе. Хотя шла Гражданская война, будущее зияло черной дырой. Но до космоса еще далеко, хотя Циолковский уже живет и заражает народ энтузиазмом. Стародубцев невольно улыбался. Когда знаешь события наперед, на мир смотришь, как на детские игры. Он периодически задирал голову, читая вывески. Все на русском, ни одного иностранного слова, во времени Владимира наоборот. Он повернул за угол и едва не наддал лоток с цветами.

– Ой! Осторожней, пожалуйста, – прощебетала стройная девушка двадцати пяти лет с русыми волосами в красном платье.

«Миловидная», – мимоходом отметил Володя, но сейчас больше заботило освоение в новом пространстве. Герлфренд Энджела Скотт – писаная красавица, даст фору топ-моделям, хотя уже под тридцать, могла бы работать на подиуме или в кино, но предпочитает не работать. Без образования, но умеющая выглядеть. Вольготно живет на деньги ухажера. Программист мог себе позволить и гордился этим.

Стародубцев посторонился, рассматривая полевые цветочки, выложенные на лотке. Ромашки, астры, васильки и незнакомые – таких картинок Владимир не видел. В смутное время на продажу идет все, даже пыль под ногами. Эти цветы, наверное, можно найти поблизости, а в будущем не достать. Из страны тюльпанов можно заказать розы, хризантемы, гвоздики. Нидерландам глобалисты отвели цветочную роль. Удобно – у каждой нации своя ниша, а человечество можно считать единым государством. Все производить самим – анахронизм старого миропорядка. Управление – за Вашингтоном, и американцы грамотно рулят.

– Купите барышне букетик. – Вежливость девушки сменилась необходимостью продаж. – Всего двадцать керенок.