Страница 1 из 5
Первый из Пяти
Виктория Волкова Filicsata
Глава 1. Ирриче.
Ирриче.
Когда через пару часов после моего рождения стало понятно, что глаза моей матери, Эритеи Брао, закрылись навсегда, и ей больше никогда не суждено увидеть источаемый тремя звездами на небосклоне свет, мой отец, сенатор Крэн Брао, за волосы выволок во двор матушкину повитуху и на глазах у всех отрубил мечом ей голову. Затем спокойно поднялся в свои личные покои и начал собираться, словно на праздник: облачился в пурпурную тогу, предназначенную для присутствия в Сенате, подпоясался золотым кушаком и надел сверху кожаный колет с титановыми вставками. Вложив в ножны свой огромный меч, все еще измазанный кровью несчастной акушерки, отец прошел в детскую и, вынув меня из колыбели, засунул к себе за пазуху, распластав между твердой поверхностью колета и мягким шелком тоги. Все родственники и домочадцы следили за его действиями, боясь вымолвить хоть слово. Он решительно прошел по подвесному мосту, спустился во двор Южной башни, уселся в рутьер и завел двигатель. Стальные крылья, позволяющие машине взмыть в воздух и парить, начали медленно вращаться. Никто из присутствующих уже не сомневался в его намерениях, но ни у кого не хватило смелости вмешаться.
Лишь только двигатель заработал в полную силу, и лопасти, закрутившись в единое целое, приподняли рутьер над брусчаткой двора, моя сестра Альма кинулась что было сил к поднимающейся в воздух машине и, уцепившись за поручни, запрыгнула в кабину. Отец, казалось, не обратил на нее никакого внимания. Когда рутьер взмыл высоко над землей, он повернулся к Альме и выдохнул без всякого выражения в голосе:
– Надеюсь, ты умеешь водить? Потому как тебе придется возвращаться самой.
В потоке встречного ветра руки опытного пилота развернули машину прочь от города, и вскоре вдали показалась величественная гора Ирриче. Огромная черная пирамида с тремя идеально ровными и гладкими гранями. Лишь небольшое плато на самом верху нарушало гармонию.
Теперь Альма поняла, куда направляется отец.
Гора Ирриче с далеких времен считалась местом, где смертные общаются с богами, приносят жертвы. Приемная божественной канцелярии, куда можно добраться только по воздуху. И лишь летающие кони или машины способны доставить страждущих и молящихся. Говорят, иногда боги нисходят до общения с людьми.
Рутьер опустился на край плато, и отец, стремительно выскочив, быстро зашагал по ступенькам к вершине, на ходу доставая из ножен меч. Альма едва за ним поспевала. Поднявшись на самый верх, сенатор остановился. Небольшая базальтовая плита – место для молитв и жертвоприношений – оказалась занята. На абсолютно ровной черной поверхности лежала женщина в белой тоге. Руки вытянуты вперед, черные волосы спутаны в космы. Услышав тяжелые мужские шаги, она вздрогнула, словно очнулась, поднялась, но не сдвинулась с места. Сердито посмотрела на отца, узнавая. Он подошел к ней, остановился рядом.
– Лаасе? Что ты тут делаешь?
Она еле слышно прошептала:
– Матео в плену у стреттов. Я молюсь о нем.
– Полк Отто Шрая угодил в засаду. Больше ничего неизвестно. Видимо, им живыми не выбраться. Еще никому не удавалось удрать от стреттов, – мрачно согласился отец.
Лаасе горько расплакалась.
Он не произнес ни слова утешения. Пронять сенатора Брао слезами – совершенно бесполезное занятие.
– Уходи отсюда, – приказал он и кивнул в сторону Альмы: – И уведи мою дочку.
– Что происходит, сенатор? – встревожилась Лаасе, вытирая слезы.
– Убирайся, – прорычал отец. – Твои мольбы уже ничем ему не помогут.
Лаасе Маас вгляделась в мрачное лицо, потом перевела взгляд на сжимающий рукоятку меча крепкий кулак и складки местами мокрой тоги.
– Тебя кто-то облил, Крэн? – осторожно осведомилась женщина, называя сенатора Брао по имени.
– Это описалась маленькая дрянь, убившая Эритею, – полным ненависти голосом пророкотал отец и снова повторил приказ: – Убирайся.
– У тебя там ребенок? – изумилась женщина. И, желая убедиться в своей правоте, указала на колет: – Девочка?
Отец нехотя кивнул.
– Что ты задумал, Крэн? – осторожно спросила Лаасе, заподозрив недоброе.
Сенатор молчал, подтверждая самые страшные догадки.
– Отдай ее мне, – потребовала женщина. – Если Матео погибнет, то я останусь совсем одна.
Он не пошевелился, только еще сильнее сжал рукоятку меча.
– Умоляю тебя, Крэн. Я никогда не попрошу ни единого кроннинга на ее содержание. Ты о ней даже не услышишь, если сам не пожелаешь. Умоляю.
Лаасе опустилась перед отцом на колени. Он постоял минуту, задрав лицо к небесам, словно пытаясь найти там ответ. Потом резко опустил голову и зло посмотрел на преклоненную женщину.
– Вечно ты ломаешь мои планы, – в сердцах пробурчал отец, тяжело вздохнул и начал расстегивать ремни. Но прежде чем Лаасе успела ему возразить, достал меня и словно щенка вместе с мокрой пеленкой передал женщине.
– Забирай, пока не передумал, – угрожающе бросил он.
Лаасе Маас протянула руки, бережно принимая меня в свои объятия. Потом, откинув мокрую тряпку в сторону, завернула в край тоги.
– Спасибо тебе, Крэн.
– Убирайся, – снова повторил отец.
Женщина кивнула и осторожно спустилась, придерживая меня на своей груди. На последней ступеньке она остановилась и, зажав два пальца между губами, коротко свистнула. Раз, другой. Сверху послышалось ржание, и, размахивая крыльями, на плато опустился огромный вороной конь.
– Друм, – одними губами прошептал отец. – Ты сохранила моего коня? – изумленно крикнул он вслед.
– Я не продаю друзей и любимых, – отрезала Лаасе и, ударив пятками по бокам животного, унеслась прочь, одной рукой прижимая меня к себе.
Так в первые часы после рождения я потеряла мать, но обрела Лаасе Маас, мою любимую и единственную матушку.
По словам Альмы отец, совершенно забыв о ней, просидел на горе всю ночь. А она боялась даже двинуться с места, дабы его не потревожить. Все три звезды, освещавшие Трезариан, закатились за горизонт, давая считанные часы передышки от удушливого зноя. С нижних ступенек, на которых примостилась Альма, хорошо был виден отец, сидевший на самом верху. Широкие плечи поникли, круглая коротко остриженная голова упала на руки, державшие меч. Сколько часов просидел он так, не меняя позы, Альма не знала. Но с первыми лучами Роа сенатор Брао тяжело поднялся с базальтовых плит и направился к рутьеру, окликнув старшую дочь:
– Поехали домой, Альма.
И только, когда машина набрала высоту, сестра позволила себе обратиться к отцу.
– Мы должны вернуть домой нашу маленькую девочку, – храбро заявила она. – Пожалуйста.
Крэн Брао покосился на нее и устало вздохнул:
– Вернем, Альма. Сейчас заедем к госпоже Маас и заберем малышку.
– Забирай, пока не передумал, – угрожающе бросил он.
Лаасе Маас протянула руки, бережно принимая меня в свои объятия. Потом, откинув мокрую тряпку в сторону, завернула в край тоги.
– Спасибо тебе, Крэн.
– Убирайся, – снова повторил отец.
Женщина кивнула и осторожно спустилась, придерживая меня на своей груди. На последней ступеньке она остановилась и, зажав два пальца между губами, коротко свистнула. Раз, другой. Сверху послышалось ржание, и, размахивая крыльями, на плато опустился огромный вороной конь.
– Друм, – одними губами прошептал отец. – Ты сохранила моего коня? – изумленно крикнул он вслед.
– Я не продаю друзей и любимых, – отрезала Лаасе и, ударив пятками по бокам животного, унеслась прочь, одной рукой прижимая меня к себе.
Так в первые часы после рождения я потеряла мать, но обрела Лаасе Маас, мою любимую и единственную матушку.
По словам Альмы отец, совершенно забыв о ней, просидел на горе всю ночь. А она боялась даже двинуться с места, дабы его не потревожить. Все три звезды, освещавшие Трезариан, закатились за горизонт, давая считанные часы передышки от удушливого зноя. С нижних ступенек, на которых примостилась Альма, хорошо был виден отец, сидевший на самом верху. Широкие плечи поникли, круглая коротко остриженная голова упала на руки, державшие меч. Сколько часов просидел он так, не меняя позы, Альма не знала. Но с первыми лучами Роа сенатор Брао тяжело поднялся с базальтовых плит и направился к рутьеру, окликнув старшую дочь: