Союзник

Дмитрий знал, что вызвало подобные перемены. Альберт как-то упоминал о том, что отец Воронцовой по-прежнему находится в тяжелом состоянии. Но еще хуже приходилось ее брату, Юрию. У него началось заражение крови, и парень все еще находился на волоске от смерти.

Дмитрий поднялся с места и жестом пригласил Эрику сесть в свободное кресло.

— Я ненадолго, — бесцветным голосом произнесла она. — Хочу лишь спросить по поводу Призрака.

Услышав эти слова, Лесков чуть нахмурился.

«Интересно, откуда она знает по поводу Фостера? Ей сказал кто-то из солдат? Или же Альберт как всегда не смог удержаться от желания разболтать что-нибудь интересное своей подружке?»

Однако вместо этих вопросов он спросил следующее:

— Что вас интересует?

— Что вы собираетесь с ним делать?

— Хотите, чтобы я отдал его вам в лабораторию вместо себя? — Дмитрий вопросительно вскинул бровь.

— Хочу, чтобы вы оставили его в живых. Вам ведь это под силу, не так ли?

— Возможно. Позвольте спросить, чем вызвано такое беспокойство его судьбой.

— Те, кто знают о его присутствии, хотят его убить. Я считаю, что это глупо. Способности Призрака могут нам пригодиться. Например, он может незаметно попасть на Адмиралтейскую и принести оттуда мои разработки, основанные на вашей крови.

— Что за разработки?

Девушка чуть помедлила, после чего произнесла:

— Эпинефрин.

— Вы имеете ввиду синтетический адреналин, который за копейки продавался в любой аптеке?

— Думаю, если бы он продавался в аптеках, я бы сейчас не стояла перед вами. Это сыворотка способна влиять на организм полукровки таким образом, что в одно мгновение усиливает способности «иного» более чем на сто процентов. Я называю его эпинефрином, потому что он — один из основных компонентов моей разработки. Именно он и вызывает столь мощную реакцию организма. Возможно, нам наконец удастся сделать из полукровки «истинного».

От Эрики не укрылось, что ее слова произвели впечатление. Взгляд Лескова сделался внимательным и настороженным, словно она навела на него заряженный пистолет.

— Вы уже проверяли на ком-то свой препарат? — спросил он, стараясь скрыть охватившее его волнение.

— На вас. Но, увы, только теоретически. Программа выдает положительный ответ, но это все-таки компьютер. Живой организм может отреагировать по-своему. К тому же у меня есть опасения, что этот препарат может вызывать зависимость. Что-то вроде наркотической.

— Получается, вы практически закончили работу над ним?

— Ни в коем случае. Еще нужно сделать множество тестов. Хоть я и не испытываю к вам великой симпатии, убивать я вас все же не хочу.

Дмитрий проигнорировал эти слова. Мысль о том, что у них может появиться столь полезное изобретение, придало ему надежду.

«Надо показать Альберту…» — лихорадочно пронеслось у него в голове. Но вслух Дмитрий как можно спокойнее произнес:

— Спасибо, что сказали мне об этом препарате.

— Любая мать стремится спасти своего ребенка.

Дмитрий услышал знакомый сарказм в ее голосе. Видимо, сейчас Эрика все же не удержалась и решила припомнить слова тех, кто говорил, что она — бесчувственная кукла, которая не имеет права называться женщиной. У нее не было ни мужа, ни детей, и вместо дюжины кошек она искала утешение в пробирках.

Когда Воронцова уже хотела было покинуть кабинет, Лесков внезапно окликнул ее:

— Вам нужно хоть немного отдыхать. Альберт говорил, что вы не выходите из лаборатории. Такими темпами от вас скоро ничего не останется.

— Альберт слишком много болтает, — сухо бросила она, обернувшись. Странная забота со стороны Лескова показалась ей какой-то жалостливой и от этого неприятной. Она терпеть не могла, когда ее начинали жалеть. Уж лучше пусть ненавидят.

— К тому же, — продолжила она, — кажется, мы уже говорили о том, как я воспринимаю подобные фразы с вашей стороны.

— Мне безразлично, как вы их воспринимаете, — холодно ответил Лесков. — Вы — не единственная, кому здесь пришлось несладко, но на данный момент вы единственная, кто работает над необходимым мне препаратом.

— То есть это не жалость? — Эрика усмехнулась, с иронией глядя на собеседника. Почему-то его жестокие слова внезапно пришлись ей по душе. За эти недели Дмитрий стал первым, кто не опустил глаза и не понизил голос при виде нее.

— Нет. Мне выгодно, чтобы вы закончили разработку. Наемник принесет вам всё, что для этого необходимо.

— Пообещайте мне!

— Господи, в мире еще остались такие люди, которые верят словам «процветающего»? — Лесков не удержался от улыбки.

— Вся Спасская верит, иначе каким образом вы оказались в этом роскошном кабинете, — с этими словами девушка демонстративно обвела взглядом помещение. — Еще совсем недавно вас держали за решеткой и собирались расстрелять, а сейчас вы входите в совет. Ну и как после этого не верить в чудеса? Вы неплохо умеете приспосабливаться!

— Как и вы, — отозвался Лесков.

Губы девушка тронула тень ответной улыбки, после чего она тихо произнесла:

— До свидания, Дмитрий.

— До свидания, Эрика.

Воронцова вновь усмехнулась своим мыслям, после чего покинула кабинет. Сейчас ее охватило какое-то странное ощущение, возникновение которого она не могла объяснить, но точно знала, что относилось к Дмитрию.

В отличие от большинства выживших, Лесков не сломался. Несколько раз он оказывался на грани жизни и смерти, но все равно продолжал бороться. Его ненавидели и презирали, над ним смеялись, и его мечтали убить. А сейчас он сидит в дорогом кожаном кресле за массивным столом из красного дерева и размышляет о том, как управлять теми, у кого еще совсем недавно ползал в ногах.

Глава III

После разговора с Воронцовой Дмитрий почувствовал, как его охватывает призрак давно забытой надежды. Это было даже странно. Обычно он не относил себя к легковерным людям, но сознание буквально вцепилось в слова Эрики о том, что есть препарат, который может усилить способности «иного». Возможно, он был еще не доработан, возможно, и вовсе представлял собой только несовершенную формулу, но это уже было что-то. Подобная сыворотка могла изменить ход войны. Оставалось лишь усовершенствовать ее и найти тех, для кого она предназначалась.

Пока Лесков знал только одного такого «не найденного». Сейчас он находился в детском здании и сидел за партой, записывая что-то в свою тетрадь. Вполне возможно, что этот ребенок даже не подозревал о существовании своих способностей. Он жил так же, как и остальные его ровесники, ничем не выделяясь. Разве что его детский мирок заметно изуродовала война.

Единственный вопрос, который Дмитрий пока что старался себе не задавать, был связан с будущим этого ребенка. А именно, что он, Лесков, будет делать, когда найдет его. Заставит сражаться с «костяными»? Употреблять непроверенный препарат? Убивать… людей?

Словно желая убежать от этих мыслей, Дмитрий покинул свой кабинет и направился в детское здание. Ничего страшного не произойдет, если он просто поговорит с одним из выживших детей. Всего лишь спросит, что произошло в тот роковой день, и что случилось с «костяным», который напал на Ивана.

На долю секунды Лесков предположил, что, быть может, полукровкой является не кто-то из детей, а кто-то из его собственных друзей. Например, тихий и незаметный Рома. Но Дмитрий тут же отбросил от себя эту мысль. Он видел раны на теле Суворова, видел, как кровь сочится из того места, куда угодил осколок, а это означало, что чешуи у Ромы нет. То же самое и с Иваном. К сожалению, эти двое были обычными людьми.

Дмитрий пересек жилой отсек и наконец добрался до детского корпуса. Воспоминания о том, что он когда-то сам ютился в детдоме немедленно напомнили о себе. Да, здешние сильно лицемерили, называя это здание школой или детским общежитием. Это было место, где содержались по большей части те, у кого не было родителей, или которые не могли с ними находиться. Типичный детдом.