Странники пустыни

– Ну и что нам теперь остается? Мы разорены! Разорены, и находимся в сотнях миль от цивилизации, от любого места, где я мог бы получить какую-нибудь работу!

– Да тихо ты! – оборвал его Уивер. – Я вас в это втянул и вижу, что ты думаешь. Ради парня, раз других причин нет, я не позволю тебе вернуться и найти какую-нибудь грошовую работенку – клерком или кем-то еще- в каком-то городке. Нет, сэр, положитесь на меня, и в один прекрасный день мы разбогатеем. Я это точно знаю! У меня предчувствие, что это скоро случится!

Отец ничего на это не ответил, но я видел, что он не разделяет веры Уивера в грядущие перемены. Чтобы укрыться, у нас были только привязанные к седлам одеяла, всю ночь мы мерзли и были рады, когда взошло солнце и мы смогли согреться. Взяв лучшие куски оленины, принесенной накануне Уивером, мы отправились в обратный путь, в горы, чтобы снять лагерь. Мне так не хотелось оттуда уходить – с покрытых соснами склонов и цветущих лугов приходилось возвращаться в пустыню, поросшую редкими кустами и изрезанную глубокими, с каменистыми стенами каньонами, в которых была такая жара.

В лагерь мы прибыли после полудня, обнаружив его нетронутым – если не считать того, что древесная крыса повредила одни их мешков с мукой. Как только мы расседлали лошадей и пустили их пастись вместе вьючными животными, которые были привязаны еще утром и теперь страдали от голода и жажды (траву вокруг они уже выщипали), Уивер спустился к реке за водой, и скоро вернулся, крича нам:

– Ну, Дэвид Пирс, ну, сынок, для вас есть прекрасная новость! Этот мексиканец соврал, да не совсем! Он нашел золотоносный кварц в Сан-Хуане, так и есть, но точное положение мне не сказал – не хотел, чтобы я обнаружил месторождение без него. Смотрите! Вот что я нашел на берегу реки!

И он протянул нам кусок белого кварца, покрытого пятнышками, которые отсвечивали красным, покрытый прожилками чистого золота. Он взял свою сумку, вынул из нее образец, который ему дал мексиканец, и сравнил их. Они были абсолютно одинаковыми; хотя у нас с отцом не было опыта в таких делах, мы ничуть не сомневались в том, что они из одной жилы.

– Этого пловца, которого я нашел, принесло откуда-то течением, – сказал Уивер, – и вы видите, что он совсем не обкатан: все его сколы острые. Ясно, что течение несло его не очень долго, если только он не вмерз в лед где-то в горах и был принесен в реку ледником. Так что условия игры таковы: месторождение мексиканца находится где-то между этим местом и истоком реки, и мы его найдем. Мы должны его найти! И когда это случится, я с удовольствием вложу пару сотен тысяч долларов в четырехпроцентные облигации дяди Сэма!

– Не понимаю! – воскликнул отец. – Скажи, как этот пловец, как ты его назвал, мог оказаться в реке, будучи вмороженным в лед и принесенным течением?

– Да очень просто, – объяснил Уивер. – Этот кусок кварца прочнее, чем окружающая его порода, которая выветривается, и кварц оказывается на поверхности. Во время ливней или таяния снега большие массы грунта смываются со склонов холмов и оврагов потоками воды. Поток увлекает куски кварца и несет их с собой – прямо в реку, иногда в каньон. Так, за многие сотни и тысячи лет эти кварцевые пловцы оказываются отнесенными от материнской жилы ливнями, землетрясениями, весенними паводками и движущимися ледниками на многие мили, и золотоискатель должен всего лишь двигаться вверх по течению, чтобы найти их источник. Так были разведаны самые богатые месторождения в мире. Так что скажете – будете искать пловцов вместе со мной?

– Да! Я с тобой до конца, до самого конца; здесь, в Сан-Хуане, нас ждет удача или ничего! – воскликнул отец.

Поиски белого, с золотыми прожилками кварца начались на следующее утро и оказались очень трудной работой, даже опасной, в этой реке, часть которой протекала по дну каньона. Обследовать ее было очень сложно – берега были крутыми, а сама река была такой глубокой и бурной, что двигаться вверх по ней оказалось невозможно – ни пешком, ни верхом. Чтобы иметь возможность исследовать ее берега и каменистые отмели, мы с отцом спускали Уивера вниз на веревках, а потом тем же способом помогали ему подняться. Справа от лагеря мы смогли перейти реку вброд и подняться на южную сторону каньона. И таким вот образом – день на одной стороне, день на другой – мы медленно двигались в сторону гор, находя иногда куски кварца. Были периоды, когда неделю и больше не находили ни одного – ни в реке, ни в подходивших к ней маленьких каньонах, но ничто не могло обескуражить моего отца. Он еще более Уивера одержим был идеей найти в один прекрасный день богатую жилу. Он первым вставал, еще до рассвета разводил костер, шел к реке за водой и звал нас выползать из-под одеял и делать свою часть работы.

Так прошел месяц или больше, и наш лагерь был уже на полпути к горам, а в сентябре мы снова его перенесли – на этот раз к самым горам – и продолжали обследовать реку, находя куски кварца на ее берегах. Продвижение наше было очень медленным, потому что обследовать приходилось много притоков. Наконец настал октябрь, с ним сюда, в горы, пришли зимние холода, и Уивер сказал, что нам придется отложить наши поиски до следующей весны. Отец стал возражать, но старый шахтер быстро заставил его молчать, сказав, что наши лошади погибнут от голода здесь, в глубоких снегах, а мы, даже если сможем обеспечить себя продовольствием, все равно ничего не сможем найти ни в реке, ни на ее берегах под слоем льда и снега.

Тем самым вечером начался снегопад, и было решено, что на следующий день мы покидаем горы и возвращаемся в Туссон, где, как сказал Уивер, может быть он и отец смогут найти работу, чтобы пополнить наши запасы для продолжения поисков следующим летом. Я хорошо помню, что он также заметил, что очень доволен той работой, которую мы успели сделать: мы доказали, что богатые месторождения находятся между нашим лагерем и истоком реки, не больше чем в пятнадцати милях к востоку, и мы наверняка найдем их следующим летом. В одном отношении нам удивительно везло: враждебные племена, юты и навахо, так и не обнаружили наш лагерь, разбитый на земле, которую оба этих племени считали своими охотничьими угодьями.

На следующий день мы собрались и двинулись в путь – от гор и от снега, и на следующий день вышли из долины Сан-Хуана и оказались в огромной пустыне, простиравшейся далеко на юг. Наш завтрак в тот день состоял из одного мяса – лосятины – и кофе без сахара. Провизия, которую мы весной закупили в Ларами, вся вышла, мясная диета не могла утолить нашего голода, поэтому Уивер решил, что мы должны направиться прямо к одному из селений хопи и обменять свои лосиные и оленьи шкуры на зерно. Эти люди, сказал он, мирные земледельцы, которые живут в небольших поселках, построенных на вершинах почти неприступных утесов, которые находятся на месах, или плато, среди пустыни. В путешествии на север три года назад он с группой геологоразведчиков посетил одно их таких поселений, которое называлось Орайби, и они встретили там теплый прием. Это было очень старое поселение, как и другие поселки хопи. В Туссоне францисканский священник сказал ему, что Коронадо, испанский конкистадор и путешественник, был там еще в 1540 году – стало быть, этому поселению не одна сотня лет. Мы с отцом никогда не читали и не слышали о Коронадо, поэтому задали Уиверу много вопросов о нем, но он ответить не смог. Нам очень хотелось побывать в селении, которое было старым уже в те времена, когда Колумб открыл Америку.

С вершины высокого, частью поросшего лесом хребта, который отделял пустыню от глубокой долины с еще более глубоким каньоном Сан-Хуана, Уивер показал нам одинокую гору с покрытой снегом вершиной, которая возвышалась на юге, и сказал, что это пик Сан-Франциско, высотой он пятнадцать тысяч футов, и до него примерно две сотни миль, и что наш маршрут должен пройти к востоку от нее. Он улыбнулся, когда отец спросил его, как он собирается найти селение хопи в этой огромной серо-коричневой пустыне, которая простиралась к востоку, западу и югу от нас и выглядела совершенно однообразной.