Страница 27 из 56
— Тебя это беспокоит? Он смотрит на меня.
— Я не знаю, должен ли я беспокоиться об этом.
— Наверное, и то, и другое, — признаю я.
Он берёт фотографию Верити и Крю, сразу после его рождения. — Он ходил на терапию в течение нескольких месяцев, но я испугался, что это всего лишь еженедельное напоминание о трагедиях, и перестал водить его туда. Если он покажет признаки того, что ему это нужно, когда он станет старше, я отведу его обратно, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке.
— А ты?
Он снова смотрит на меня.
— А как же я?
— Как ты себя чувствуешь?
Он не прерывает зрительный контакт. Не пропускает ни секунды. — Мой мир перевернулся с ног на голову, когда умерла Честин, а потом, когда умерла Харпер, всё закончилось окончательно. — Он снова смотрит на коробку с фотографиями. — Когда мне позвонили насчёт Верити… единственное, что осталось во мне, — это гнев.
— По отношению к кому? Богу?
— Нет, — тихо отвечает Джереми. — Я был зол на Верити.
Он оглядывается на меня, и ему даже не нужно говорить, почему он на неё рассердился. Он думает, что она нарочно врезалась в дерево.
Тихо в комнате… в доме. Он даже не дышит.
В конце концов, он откидывается на спинку стула и встаёт. Я встаю рядом с Джереми, потому что чувствую, что это первый раз, когда он признался в этом кому-то. Может быть, даже самому себе. Я могу сказать, что Джереми не хочет, чтобы я видела, о чём он думает, потому что он отворачивается от меня и сцепляет руки за головой. Я кладу руку на плечо Джереми, а затем двигаюсь так, чтобы оказаться перед ним, хочет он того или нет. Я обнимаю его за талию, прижимаюсь лицом к его груди. Его руки обхватывают мою спину с тяжёлым вздохом. Он сжимает меня, крепко, и я могу сказать, что это объятие ему нужно было давно.
Мы стоим так дольше, чем должно длиться объятие, пока нам обоим не становится ясно, что мы не должны всё ещё цепляться друг за друга. Сила его объятий ослабевает, и в какой-то момент мы больше не обнимаемся. Мы держимся друг за друга. Чувствуя тяжесть того, как давно это было, каждый из нас, вероятно, чувствовал это. В доме тихо, так что я слышу, когда он пытается задержать дыхание. Я чувствую все колебания Джереми, когда его рука медленно поднимается к моему затылку.
Мои глаза закрыты, но я открываю их, потому что хочу посмотреть на него. Меня тянет, я откидываю голову на его руку и отрываю лицо от его груди.
Джереми смотрит на меня сверху вниз, и я понятия не имею, собирается ли он поцеловать меня или отстраниться, но в любом случае, уже слишком поздно. Я чувствую всё, что он пытался мне сказать в том, как он держит меня. По тому, как он перестал дышать.
Я чувствую, как он приближает меня к своему рту. Но тут его глаза вспыхивают, и рука опускается.
— Привет, приятель, — говорит Джереми, заглядывая через моё плечо. Джереми делает шаг назад, отпуская меня. Я хватаюсь за спинку стула, чувствуя, что теперь, когда он отпустил меня, я вешу вдвое больше.
Я смотрю на дверь, и Крю смотрит на нас. Никакое выражение. Сейчас он очень похож на Харпер. Его взгляд падает на коробку с фотографиями на столе, и он бросается к ним, почти падая.
Я поспешно отступаю назад, потрясённая его движениями. Он поднимает фотографии и сердито швыряет их обратно в коробку.
— Крю, — говорит Джереми мягким голосом. Он пытается схватить сына за запястье, но тот отстраняется. — Привет, — говорит Джереми, наклоняясь ближе к нему. Я слышу замешательство в голосе Джереми, как будто это та сторона Крю, которую он никогда раньше не видел.
Крю начинает плакать, когда кладёт все фотографии обратно в коробку.
— Крю, — говорит Джереми, не в силах скрыть своё беспокойство. — Мы просто рассматриваем фотографии. — Джереми пытается притянуть к себе Крю, но он вырывается из его рук. Джереми снова хватает Крю, прижимая его к груди.
— Положи их обратно! — кричит он в мою сторону. — Я не хочу их видеть!
Я хватаю остальные фотографии и запихиваю их в коробку. Закрываю крышкой, поднимаю, прижимая к груди, пока Крю пытается вырваться из хватки Джереми. Джереми подхватывает его и выбегает из кухни вместе с ним. Они поднимаются наверх, а я остаюсь стоять на кухне, потрясенная, обеспокоенная.
Что это было?
Наверху уже несколько минут тихо. Я не слышу, чтобы Крю дрался или кричал, поэтому думаю, что это хороший знак, но мои колени слабеют, а голова становится тяжёлой. Мне нужно прилечь. Может быть, мне не стоило принимать два ксанакса
сегодня вечером или, может быть, я не должна была приносить семейные фотографии и выставлять их на всеобщее обозрение перед семьёй, которая всё ещё не оправилась от своей потери. Или, может быть, мне не стоило почти целоваться с женатым мужчиной. Я потираю лоб, внезапно испытывая желание убежать, сбежать, и никогда больше не возвращаться в этот дом печали.
Что я всё ещё здесь делаю?
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Синдро́м Аспергера — общее (первазивное; англ. pervasive «обширный, глубокий, распространённый») нарушение психического развития, характеризующееся серьёзными трудностями в социальном взаимодействии, а также ограниченным, стереотипным, повторяющимся репертуаром интересов и занятий.
XI ГЛАВА
Даже в разгар дня, когда солнце наблюдает за этой частью мира, внутри этого дома всёравно жутко. Сейчас четыре часа дня. Джереми снова работает на причале, а Крю играет рядом с ним на песке.
Тревожная энергия гудит по всему дому. Она всегда здесь, и я не могу от неё избавиться. Кажется, что она ночью становится более интенсивной. Я уверена, что это всё в моей голове, но это не успокаивает меня, потому что вещи, скрывающиеся внутри ума, могут быть такими же опасными, как и осязаемые угрозы.
Я проснулась прошлой ночью, чтобы воспользоваться туалетом. Мне показалось, что я услышала шум в коридоре — шаги легче, чем у Джереми, и тяжелее, чем у Крю, а потом, вскоре после этого, послышался скрип ступенек, одна за другой, как будто кто-то крался по ним с намеренно лёгкой походкой. После этого мне потребовалось некоторое время, чтобы заснуть, потому что в доме такого размера шумы неизбежны, и с воображением писателя, каждый шум становится опасным.
Я резко поворачиваю голову к двери кабинета. Я нервничаю, даже сейчас, и всё, что я слышу, какЭйприл на кухне разговаривает с кем-то. Она говорит с Верити таким же успокаивающим тоном, словно пытается вернуть её к жизни. Я никогда не слышала, чтобы Джереми разговаривал со своей женой, но он признался, что сердится на неё. Он всё ещё любит её? Сидит ли он в комнате Верити и говорит ей, как сильно скучает по звуку её голоса? Это похоже на то, что он сделал бы или не сделал бы это. Но сейчас?
Он заботится о ней, иногда помогает кормить, но я никогда не видела, чтобы он говорил с ней напрямую. Это заставляет меня задуматься, если Джереми не верит, что она там вообще больше, как будто человек, о котором он заботится, больше не его жена.
Может быть, он способен отделить свой гнев и разочарование в отношении Верити от женщины, которая ему дорога, потому что Джереми больше не чувствует, что она один и тот же человек.
Я иду на кухню, потому что голодна, но также и потому, что мне интересно наблюдать, как Эйприл взаимодействует с Верити. Мне любопытно посмотреть, есть ли у Верити какая-то физическая реакция на её действия.
Эйприл сидит за столом с обедом Верити. Я открываю холодильник и смотрю, как она её кормит. Челюсть Верити двигается вперёд и назад, почти как у робота, после того, как Эйприл кормит её ложкой картофельного пюре. Это всегда мягкая пища. Картофельное пюре, яблочный соус, смешанные овощи. Больничные продукты, мягкие и их легко глотать. Я беру кусочек пудинга и сажусь за стол с Эйприл и Верити. Эйприл отвечает мне мимолётным взглядом и кивком, но больше ничего.