Страница 33 из 58
- Управляющего имением мне на связь, немедленно!
- Управляющий Дженкинс Вас слушает, сэр!
- Что же ты, сукин сын, это учудил! Где теперь мой любимый Волчий лог? Где моя любимая сосна, я тебя спрашиваю, а?
- На расстоянии 250 миль на северо-восток, в целости и сохранности, сэр!
- Чтоб завтра же, как только я проснусь, все было на своем месте! И если хоть один муравей из моего любимого муравейника пропадет или же заблудится в незнакомой местности, я из тебя, старый ты огарок, лангет сделаю! Понял?
- Не извольте беспокоиться, сэр. У нас ничего не пропадет, все разложено по полочкам, все оприходовано, каждый муравей со всеми сопровождающими его букашками сосчитан, каждая иголочка на вашей любимой сосне уложена аккуратненько одна к другой и ватой проложена, чтоб, не дай бог, не отсырела. Сохраним все, до единого зернышка, сэр!
- Ты что, скотина, издеваешься?
- Зря Вы меня ругаете, м-р Хаггард. Завтра все будет на прежнем месте, даже не заметите, как возвернем. Мы так все аккуратно перенесли, что даже волчица Клара, когда щенилась, ничего не заметила, так что не сумлевайтесь, сэр!
- Как, уже ощенилась?
- Да! Четыре мальчика и две девочки! Только у одной сучки на груди белое пятно, ну прямо как у вашего Джерри! Вот вернется с охоты Бэк, я и не знаю, что будет. А Вы как думаете, сэр?
- Я думаю, что твоему Бэку поменьше бы следовало шляться к моей Диане, а то в последнем помете у всех щенков через две недели ушки стали торчком, это-то у чистопородной афганской борзой!
- Христом Богом и двенадцатью апостолами клянусь, я в это время на больничном был! Радикулит у меня, сэр!
- Да? А я знаю прекрасное средство от него!
- Какое, сэр?
- Берется больной радикулитом, заголяется ему то место; где тот изволит гнездиться. У вас, кстати, где болит?
- Поясница, сэр!
- Вот, заголяется поясница, и нежно кладется болезный на ближайший большой муравейник! Вы не знаете, где здесь ближайший муравейник, Дженкинс?
- Я уже Вам сообщал, 250 миль на северо-восток, сэр! - обиделся управляющий и мрачно засопел.
- Ну-ну, я пошутил, не будем ссориться! - м-р Хаггард примирительно улыбнулся, - Это, кстати, старое народное средство!
- Я уже один раз воспользовался старым проверенным средством, рецепт которого вычитал в подсунутой вами книжице, сэр!
- Каким же?
- Мочой молодого поросенка! - Дженкинс начал сопеть, - Надо мной до сих пор даже куры смеются. И Вы вот тоже смеетесь надо мной, сэр!
- Ну уж это точно ты загнул, Дженкинс, - м-р Хаггард снисходительно улыбнулся, - Куры не умеют смеяться, они только квохчут!
"Смит & Вессон", пардон, Полонски, открыв рот, слушал и этот диалог, и никак не мог взять в толк, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор.
Наконец, решив, что ссора зашла слишком далеко, и, желая внести хоть какую-нибудь лепту в столь важный вопрос, старина Смит скромно и ненавязчиво изрек:
- А у нас в деревне радикулит лечат коровьим маслом!
Все внимательно посмотрели на него - м-р Хаггард восторженно-одобрительно, а Дженкинс осуждающе-недоверчиво, да так, что тот засмущался и покраснел, как рак перед пивом.
Положение спас верный друг - его кореш и товарищ Полонский:
- А у нас есть один дед, который тоже страдает энтой заразой. Так он мажет себе спину сметаной и кличет своего цепного кобеля Тарзана, а тот слижет всю сметану подчистую, а вместе с ней всю дедову болезнь, да так, что у старого как у молодого спина начинает стоять. Вот!
- А что, неплохая идея! - м-р Хаггард не обманулся в своих ожиданиях по поводу разносторонней житейской компетенции м-ра Полонски, - Давай Дженкинс, намажем тебя всего сметаной и покличем Клару с Бэком. Они тебя сразу вылечат от всех болезней!
- Да ну вас! - махнул рукой управляющий, давно уже привыкший к шуткам м-ра Хаггарда, - Вас уже все заждались, сэр!
- Так начинайте! - сказал м-р Хаггард. Пилот повел аэрокар на посадку к лужайке перед домом.
...Стоял август месяц, и Лето начинало сдавать вахту своей более степенной товарке - Осени.
Увядание начинало чувствоваться во всем: в запахе трав, в желтизне отдельных листьев, в самом воздухе. Он стал неуловимо густым и ленивым, пропитанным медовым духом зрелой и сытой природы.
Эти признаки близкой осени были еще почти незаметны для глаза. Все так же, как вчера, зеленела трава, и так же стрекотал в поле кузнечик. Но все-таки что-то неуловимо и безвозвратно изменилось. Какая-то легкая грусть легла на эти спокойные и плавные изгибы полых холмов, грусть о невозможности сохранить без изменений это чудесное время была неизъяснима, хотелось плакать от счастья. В авторской душе, такой грубой и зачерствелой, просыпался поэт, который еще более жаждал заплакать от бессилия охватить и впитать в себя эту благодать:
Пройти широким полем,
Колосья раздвигая,
Подставив спину жарким солнечным лучам,
И пить, ладонями черпая
Воду холодного ручья,
Блаженно лечь на траву,
Душою отдыхая,
Взяв на ладонь живого муравья...
...Кстати, насчет "душою отдыхая".
М-р Хаггард категорически высказал пожелание по проведению праздника: чтобы все было выдержано в пастельных тонах, и если никак нельзя обойтись без шумных развлечений (Размечтался! Дети - и без шума!), то пусть это будут веселые и безобидные детские игры, и боже упаси что-либо похожее на "хэви-металл" обед с балетной викториной!
Гости уже в полном составе (см. выше "ретро"-карнавал) расположились на открытой лужайке. Скорее это был склон большого холма, на вершине которого стоял загородный дом Хаггардов, а у подножия его лежало давешнее озеро, возле которого резвились дети.
Они играли на причале лодочной станции, стилизованной под речной вокзал. От него только что отшвартовался старинный пароход с двумя большими гребными колесами. Труба дымила вовсю, колеса поднимали тучу брызг, искрившихся в лучах клонившегося к закату солнца. На капитане был белый китель и огромная фуражка с золотым крабом-кокардой. Боцман свистел в дудку, матросы бегали по палубам, как обезьяны, на верхней палубе дамы с зонтиками и веерами степенно беседовали со своими кавалерами, которые не выпускали изо рта... нет, не трубки и гаванские сигары, а самые настоящие, первосортные... леденцы на палочке!