Как приручить Обскура

Он уже подошёл к дверям, унося с собой горечь вины там, где раньше был сладкий стыд, когда Тина позвала:

— Сэр…

Он остановился, взявшись за ручку двери.

— Не вините себя. Может быть… так даже лучше.

Лучше?!.. Грейвз развернулся, смерил её огненным взглядом.

— Лучше?! Что это значит?.. Мальчик умер, Тина! Кому от этого лучше?!

Тина спрятала глаза, покрепче ухватилась за чашку.

— Может быть… в некотором роде… эта смерть стала для него освобождением… Я надеюсь, он теперь в другом, лучшем мире… Свободный…

— В лучшем мире?.. — Грейвз развернулся всем телом, уставился на неё, чуть не дрожа от гнева и от какого-то неясного, острого подозрения. — Тина, вас укусил кто-то из Салемцев?.. Вы подцепили от них христианство? Что вы скрываете?

— Нет, я… сэр, я просто хотела… — забормотала она, — его жизнь была так ужасна, что никто не мог бы ему помочь, а сейчас он… сейчас он уже не страдает, и это ведь к лучшему… Простите, сэр, я лучше пойду.

Грейвз быстрым шагом вернулся назад, встал с ней рядом. Тина шарила взглядом по полу и нервно прихлёбывала чай.

— Тина. Посмотрите мне прямо в глаза, — тихо приказал он.

Она дёрнулась подняться, пряча лицо:

— Сэр, в самом деле, мне давно… Квинни ждёт меня дома, мне пора идти… Спасибо, что выслушали…

Грейвз схватил её за плечо и толчком усадил обратно, расплескав чай. Навис над ней, схватившись за спинку дивана.

— Тина… — угрожающе прошептал он. — Не смейте мне врать!

Она вздрогнула от окрика, сжалась. Грейвз выпрямился, взял себя в руки.

— Простите, — сипло сказал он. — Не хотел вас пугать. Так что вы на самом деле хотели сказать?..

— Ничего, — решительно ответила Тина, подняв голову и глядя ему в глаза. — Это не моя тайна.

Найдите десять отличий

Грейвз плохо владел ментальной магией, а потому старался без нужды не лезть людям в голову, чтобы поворошить их мысли. Легиллименция у него была не как скальпель, а как секира, а обливиация выходила и того хуже. До его появления в Отделе расследований как-то само собой считалось, что допросы должны вести искусные легиллименты, мол, только они способны вытянуть из людей правду. Но Грейвзу хватало наблюдательности и умения задавать правильные вопросы.

— Тина, если вы что-то знаете…

— Даже если бы я что-то знала — а я ничего подобного не говорила! — то я всё равно не могла бы вам рассказать.

Грейвз глубоко и терпеливо вздохнул. Тина оказалась крепким орешком, а он не хотел давить на неё слишком сильно, чтобы не выдать свою страстную заинтересованность в Криденсе. Она что-то знала — знала и молчала. Но тайна жгла ей язык, иначе она не сболтнула бы своё «так даже лучше».

Что заставило её открыть рот? Сочувствие?.. Грейвз прямо сказал, что винит себя в смерти Криденса — и она попыталась его утешить?..

— Тина, я уже не вернусь на должность главы Аврората, меня даже в простые авроры не возьмут, — сказал Грейвз. — Если вы боитесь, что я помчусь устанавливать справедливость, что бы вы под этим ни подразумевали — то не бойтесь, я не помчусь.

— Сэр, мне нечего вам сказать, — твёрдо сказала та. — Прошу вас, дайте мне уйти.

Она говорила твёрдо, но руки её выдавали — нервно теребили юбку, собирая плотную ткань в складки, потом разглаживали их, снова собирали… Волнуется. Сомневается. Хорошо…

— Тина, вы знаете, я не любопытен, чужие секреты меня не волнуют. Но если этот секрет касается меня хоть немного…

— Нет, сэр. Он вас не касается.

— Хорошо, что вы хотя бы не отрицаете, что он существует, — кивнул Грейвз, и она поджала губы, пойманная на своих словах. Резко встала.

— Простите, сэр, я не могу и не хочу говорить об этом. Я обещала, что… — она осеклась, выпрямилась. — До свидания, сэр.

Грейвз проводил её взглядом до двери, поколебался, не решаясь на бесчестный приём, но желание узнать правду пересилило.

— Хорошо, — сказал он, притворяясь, будто смирился. — Простите, что надавил на вас, это было непозволительной грубостью.

Тина затормозила, обернулась — вежливость не позволила ей уйти, не позволила и стоять спиной к человеку, который перед ней извинялся.

— Вы правы, — сказал Грейвз, садясь в своё кресло. — Так будет лучше. Я причинил достаточно горя этому мальчику. Уверен, что он будет ненавидеть меня… что он ненавидел меня до последней секунды своей жизни, — поправился он.

— Сэр… — протестующе сказала Тина.

— Нет-нет, вы правы, — повторил Грейвз. — Вы правы. Не думаю, что я заслужил… знать правду. После всего, что я… что Гриндевальд сделал с ним, прикрываясь мной. Он умер — и это всё, что я имею право знать о нём.

Грейвз взял чашку, наполнил её ещё раз. Тина молчала, стоя возле дверей. Он тоже молчал. Сказанного должно было хватить, чтобы чуткая совесть Тины взгрызлась в неё, побуждая снять груз с души человека, который так несправедливо себя обвиняет в том, к чему был непричастен.

По мнению Тины — был непричастен.

— Сэр, — неуверенно начала она и остановилась.

— Всё хорошо, Тина, — Грейвз взглянул на неё, она вздрогнула. — Идите.

— Сэр, Криденс…

— Я надеюсь, в этом лучшем мире ему действительно лучше, — спокойно сказал Грейвз, зная, каким обманчивым ей сейчас покажется это спокойствие. — Мне не должно быть до этого никакого дела.

Тина вернулась, опустилась обратно на диванчик.

Грейвз не смотрел на неё. Он вдруг осознал, что этой расчётливой провокацией поранил себя куда глубже, чем Тину, и старался сохранять лицо спокойным, чтобы не выставить себя каким-то сентиментальным… тюленем.

— Какая я дура, — вдруг выдохнула она, качнулась вперёд и схватила его за запястье. Грейвз изумлённо поднял на неё глаза, поражённый такой фамильярностью. Она отшатнулась от его взгляда, покраснела. — Он был вам дорог…

Дорог?.. Страх разоблачения заставил Персиваля побледнеть.

— Тина, какая глупость. Не выдумывайте.

— Он был вам как сын…

Из бледности Грейвза кинуло в жар. Да она издевается!..

— Хватит, Тина, — резко сказал он. — Я сказал, что не хочу ничего знать. Идите… с вашими секретами. К чёрту.

Удивительно, но вот теперь он и правда был искренним. Больше всего на свете он хотел сейчас, чтобы она перестала смотреть на него с этой омерзительной жалостью, а ушла, как собиралась пять минут назад, и забрала с собой все свои тайны.

Тина поколебалась ещё секунду, потом решительно произнесла:

— Он не умер. Ньют встретил его на «Аквитании». Ньют — очень хороший человек, сэр, он позаботится о нём. Не вините себя, пожалуйста, — попросила она, и, забывшись, погладила его по запястью.

Криденс жив. Жив… Какое чудо спасло его — вряд ли кто-то расскажет, но он жив. Нет, Тина права, так будет лучше. Подальше от Америки, подальше от Гриндевальда, подальше от тебя, Персиваль, и от твоих загребущих рук.

Он глубоко вздохнул, подавляя всколыхнувшуюся ревность. Значит, Ньют — непутёвый братец Скамандера. Любитель зверюшек. Тесей всегда отзывался о нём со сдержанным раздражением — по его мнению, Ньют не был ни хорошим, ни заботливым, и единственное, что его интересовало в жизни — экзотические волшебные твари. Ну что же, теперь он завёл себе ещё одну тварь — обскура…

— Спасибо, Тина, — ровным тоном сказал Грейвз. — Рад слышать, что он под присмотром.

Персиваль Грейвз никогда не был бунтарём и не стремился идти против системы. Он был из тех, кого даже в трёхлетнем возрасте называют «серьёзный молодой человек» — благоразумный и правильный мальчик, который знал, как разрезать яблоко за столом так, чтобы не звякнуть ножом о тарелку, не встревал в разговоры взрослых, не болтал ногами, не просил завести собаку, не жаловался, не капризничал, не проявлял характер, не ползал в пыли под стульями, не бегал, не плакал и, кажется, существовал просто по недоразумению, как случайно оживший образец идеального мальчика.

Персиваль был очень поздним ребёнком — настолько поздним, что совершенно не вписался в сложившийся уклад жизни родителей. Мать иногда задумчиво называла его «Персей…валь», и он всегда считал, что это её греческий акцент — пока однажды не понял, что Персей был просто мнемоническим приёмом. Отец обычно называл его «молодой человек», и в его исполнении это звучало как «слишком молодой, чтобы быть человеком, но я буду к тебе снисходительным». Персиваль называл родителей «сэр» и «мэм».