Как приручить Обскура

Грейвз лежал, слушая внутренний голос, который вещал о политике, дипломатии, о будущем… о проблемах, что есть сейчас, и о проблемах, что грозят в ближайшие годы. Гриндевальд как-то уж больно резво распрыгался по Европе. Но сюда он пока не допрыгнет. Тесей пишет раз в полгода, Грейвз по несколько недель не может взяться за ответное письмо — постоянно находятся другие дела.

Как же хорошо, что никуда не надо бежать… Как хорошо. Он лишь сейчас начал чувствовать, какая тяжесть на него навалилась. Он лежал, закрыв глаза, не чувствуя времени. Уже не вполне понимая, где он находится — то ли у себя дома, то ли в своём кабинете в МАКУСА. Открыв глаза, он наверняка определил бы, но даже открыть глаза не было сил. Он просто лежал, окунувшись в темноту под веками. Веки такие тяжёлые… Так хочется спать. Он лежал в полудрёме, с пустой головой, в которой шевелились обрывки разрозненных мыслей. Иногда в них всплывали какие-то имена, чьи-то лица, но он их не узнавал.

***

Криденс всхлипнул, чувствуя себя потерянным. Он столько сделал, чтобы спасти Персиваля… чтобы потом погубить — и опять спасти… Криденс чувствовал, как у него кончаются силы. Он шёл сквозь лабиринт, вглядываясь в лица, до боли напрягая глаза. Он шёл, будто в одном из своих кошмаров, где он опять был в Нью-Йорке.

Он опять был на улице, протягивал прохожим листовки. Он смотрел на чужие ботинки, такие разные — тёмные и цветные, остроносые, с каблучками, шнуровкой, пряжками и ремешками. Они пробегали мимо, не останавливаясь, а он ждал, когда появятся одни очень особенные: чёрные, гладкие, с дерзкими замшевыми носами, они одновременно были и строгие, и весёлые. Криденс ждал, улыбаясь самому себе, ждал, пока не начинался дождь, и типографская краска на листовках не начинала плыть от воды, пачкая пальцы. Он торопливо вытирал руки о штаны, и вдруг замечал, что листовки, которые он держит — не приглашение на очередное собрание Общества Второго Салема, не предостережение, не угрозы. Эти листовки обещают вознаграждение в тысячу долларов каждому, кто предоставит охотникам сведения о волшебнике по имени Персиваль Грейвз.

Криденс ронял листовки, дождь размывал чёрно-серый портрет, и Криденс вдруг понимал, что сам он не помнит… Он не помнит, как выглядит Персиваль. Он должен найти его и предупредить, что тот в огромной опасности, но не может его узнать. Он жадно смотрит в лица прохожих, кидается от улицы к улице, и понимает, что не сможет ни найти, ни предупредить. Он не узнает Персиваля, даже если тот пройдёт совсем рядом.

Этот кошмар был куда страшнее, потому что все лица здесь были — Персиваль Грейвз.

— Пожалуйста, помоги мне, — прошептал он, даже не зная, к кому из них обращается.

Он по старой привычке прижал руки к груди, ссутулился, поднял плечи. Ему нельзя было ошибиться. Но как же выбрать?!. Сцепив руки в молитвенном жесте, Криденс шарил глазами по одинаковым лицам, тихо шептал:

— Пожалуйста, помоги… Скажи мне, где ты. Я не знаю… Где ты?! — отчаянно крикнул он, и голос звонким эхом улетел в бесконечный коридор.

— Ты… ты… ты! Ты!.. ТЫ! — вернулось эхо.

***

— Персиваль.

Грейвз поморщился, выныривая из забытья. Его кто-то звал, но ему не хотелось не то что шевелиться — ему не хотелось даже открывать глаза. Кто бы ни явился к нему — это было неважно.

— Персиваль.

Он недовольно замычал, отвернул лицо в сторону. Мысленно послал гостя на тюлений хер. Но даже мысли были какими-то вялыми, неповоротливыми. Единственное, чего он сейчас хотел — это спать. Уйти в невесомую, мягкую темноту, где можно было не чувствовать неприятную тяжесть своего тела. Темнота манила его покоем, и он, не сопротивляясь, потянулся к ней всеми мыслями. Уйти… Ускользнуть от звуков, от света, стать пустым и свободным… Стать никем.

— Персиваль.

Чья-то сильная рука уверенно схватила его за шиворот и выдернула из темноты обратно. Припечатала к распростёртому на полу телу, и он с огромным неудовольствием ощутил, какое оно слабое. Будто чужое.

— Персиваль. Ты умираешь.

— Да? Хорошо… — он почему-то совершенно не удивился. — Не мешай. Мне давно пора.

— Не пора, — сурово ответил гость. — Тебе нечего делать среди мёртвых.

— Много ты понимаешь, — просто из упрямства возразил Персиваль. Он терпеть не мог, когда ему указывали, что делать. Или не делать.

— Я — понимаю, — уверенно сказал гость.

Это было уже просто хамство. Персиваль заворочался, пытаясь повернуть голову и взглянуть на наглеца, но тело не слушалось. Пытаясь открыть глаза, он сжал пальцы в кулак. Пытаясь разжать их, стиснул губы. Ещё одна попытка — кажется, он свёл брови так, что над переносицей что-то заныло. Веки его так и не послушались. Тело, будто испорченный механизм, перестало ему подчиняться.

— Подожди, — сказал гость. — Я тебе помогу.

Персиваль ощутил какое-то шевеление вокруг себя, прохладный воздух, а потом две широкие горячие ладони легли ему на грудь и толкнулись в рёбра так сильно, что он чуть не вскрикнул от боли. Но что-то расправилось внутри, как онемевшая конечность, по телу пробежала волна тепла. Он ощутил твёрдый пол под собой, подушку, подложенную под затылок, ощутил руки, ноги и даже кончики пальцев. Открыл глаза.

Увидел пучок белых орлиных перьев с военными отметками алым цветом. Среди них выделялось одно — клюквенное и голубое. Персиваль перевёл взгляд чуть ниже, нашёл человеческое лицо. Выкрашенное белым, с широкой чёрной полосой по глазам, с тремя голубыми дорожками по обе стороны щёк. Черты лица за раскраской он не увидел, но он в них и не нуждался. Он узнал.

Тёмный взгляд за пробежавшие между ними годы потерял невозмутимое спокойствие, стал глубоким, как лесной омут. Стал чистым и сильным. Эти глаза видели многое. Эти глаза хорошо его знали.

— Сойка, — хрипло сказал Персиваль, пытаясь подняться. — Ты постарел.

— Твоей душе ещё рано покидать тело, — хмуро сказал тот. — Тебя ищут.

— Кто меня может искать?..

Персиваль пошарил по памяти, но никого не вспомнил. Это было странно, но он почему-то не чувствовал беспокойства. Он никого не знал. Кроме себя — и Сойки.

— Меня некому искать, — сказал он.

Сойка помог ему сесть, Персиваль прислонился спиной к какой-то опоре. Огляделся. Он был в странном месте. Прямо под ним был желтоватый паркетный пол, но дальше он терялся в густой траве. Неподалёку горел костёр, разгоняя ночную тень. За спиной были стены, зеленоватые стены с золотыми цветами, а впереди — густой тёмный лес. Пахло речной водой и дымом. Поляна казалась знакомой, хотя он не мог бы сказать, когда её видел.

Сойка встал на ноги, отошёл к костру. Достал из мешочка на поясе горсть сухих трав, бросил в огонь. Те с треском вспыхнули, выбросив клубы белого табачного дыма. Персиваль потянул носом. От запаха у него даже слегка посветлело в голове.

— Как дела?.. — спросил Персиваль, не зная, что ещё тут сказать.

— Твои дела — плохо, — прямо ответил Сойка. — Зеркало отбирает у тебя жизнь.

— А она у меня была?.. — вяло спросил Персиваль. — Эта жизнь. Я ничего не помню…

Он в самом деле не помнил. В голове был туман. Он помнил, что его зовут Персиваль Грейвз. Он родился четвёртого августа и, сколько себя помнил, ненавидел свой день рождения, но совершенно не помнил — почему. Он был магом. Он был… хорошим магом?.. Или не очень?.. Он когда-то жил с Сойкой… Они жили в одной комнате, он помнил её, их кровати стояли напротив, разделённые широким окном с голубыми занавесями. У Сойки были длинные чёрные волосы, гладкие, как вода, худое поджарое тело, как у гончей, под кожей проступали рёбра. Сойка был его другом… его братом.

А что ещё?.. Он пошарил по памяти, но там было пусто, как в школе на летних каникулах.

Что-то мешалось в кармане. Он вытащил волшебную палочку, покрутил в руках. Взмахнул на пробу.

— Не помню, как пользоваться этой штукой, — со вздохом сказал он. — Она вообще моя?..