Венец Логоры

А живительное действие оставшегося в груди воздуха уже закончилось. В ушах зазвенело, картинка перед глазами размазалась и местами потекла, сердце в рёбра шибается, едва наружу не выламывается. Иван подхватил осиротевшие рюкзак и винтовку с травы – первый покойник своё барахло с собой уволок. На себя развешивать времени нет, так и потащил перед грудью, как девушку на ручках. Через пару шагов споткнулся о жердину какую-то, скосил наливающийся кровью глаз – второй винтарь! Обронил, покойничек… Схватил и его, всё остальное едва не растерял. И наверх, наверх!

Уверенности нет, но вроде как, возле этой кочки прошлый вдох делал. Перед тем, как в туман невидимый занырнуть. И не помер пока. Вдохнуть? Перебирая отяжелевшими ногами, тащил оцепеневшее тело наверх и всё боялся воздуху хлебнуть. Убеждал себя, что надо ещё шажок для верности, а лучше пару ещё…

Мир перед глазами перекосило, в сторону повело и утоптанной тропинкой об Иванов бок шмякнуло. Остатки воздуха из груди вылетели, а на его место, судорожно, с хрипом и бульканьем, ворвался свежий. Хотя… Иван зажмурился и замер, не зная чего и ждать. Не приходилось раньше от газа помирать, как это происходит – поди знай? Да и вообще: помирать дело незнакомое. А кому знакомое – молчат, не делятся. Самый хитрый, что ли? Всё на себе испытывай.

– Ну, чего развалился? – Меченый осторожно толкнул его самым носочком башмака. – Если подыхать собрался, скажи, чтобы мы зря не ждали.

– Поживу ещё, – просипел Иван сквозь тряпицу, потянулся сдёрнуть, но командир так рявкнул, что всё желание пропало.

– Ну-ка не трожь! Хватай всё барахло и дуй вон туда, на ветерок. Попрыгай, по бокам себя похлопай, шмотки потряси. Проветрись, короче. А уж потом платочек снимай. Да выбрось там, не вздумай сюда тащить!

– Понял, ага…

Командир из осторожности выждал часок и всё это время на Ивана покрикивал, если тот не очень активно от паров тумана избавлялся. Сжалился наконец, крикнул платок снимать и ещё подождал. Убедившись, что и без маски не дохнет парнишка, призывно помахал рукой. Иван притащил спасённое барахло, сбросил на траву возле бойцов, кружочком усевшихся, и сам в тот кружок аккуратно втёрся. Весёлый хмыкнул и осторожно шмыгнул распухшим носом. На хмыке из ноздри выперлась кровь пузырём, на шмыге обратно втянулась.

– Я ж тебе сказал, полоумному, с барахлом не связываться! Ну и чего ты всё это собирал, когда самому бы ноги унести?

– Не знаю, – вздохнул Иван. – Дома я бы к этому месту и близко не подошёл… Упаси бы Род от такой напасти! А здесь вот и в голову не пришло оружие и припасы бросать. Я тут с вами вовсе уж барахольщиком стал.

– Нормальным человеком ты стал! – поправил Меченый. – А то привыкли там, у себя: что душа пожелает – в репликаторе возьмём. А здесь быстро привыкаешь вещи ценить, за каждую тряпочку давиться.

– Эт-точно! – поддержал его Весёлый. – Но жизнь на тряпки менять все же не стоит.

– Вот и пойми вас!

– Умный поймёт, – убеждённо бросил командир. – А дураку и не надо, он всё равно долго не живёт. Будет только умничать зря. Ладно!

Хлопнул по коленям ладонями. Таким хлопком человека, среднего здоровья, ухайдакать запросто можно.

– С погибших барахло всё собрали? Тащи в одну кучу. И из мешков туда же. Ванька! Из своего мешка вали тоже всё в общий котёл. А то ишь, захапал себе все продукты!

– Чего?! – изумился Иван.

– Того. Продукты поровну разделим и свою долю каждый сам понесёт. Чтобы по честному всё.

– Вот же Мара дорогая! – воскликнул Иван огорчённо. – Там почти не осталось ничего! С самого начала-то нельзя было по честному?

– Нельзя! – отверг сомнения Меченый. – Всему своё время. А уж поклажу тяжёлую делить – особенно спешить не надо.

Оглядел кучу вещей на траве, кивнул Ивану.

– С тебя и начнём, пожалуй. Как с самого нищего. Подумать только, на тебе ж одни трусы свои, да и то из жалости оставлены.

– Ну, стыдно, конечно, – изобразил смущение Иван.

– И это правильно. Вот тебе мыла кусок, почти целый. Полотенце, почти чистое. Носки, всего… два раза штопаны! Курительные принадлежности тебе ни к чему, табак тоже нам достанется. Вот не жрал бы ещё, цены б тебе не было! Иголки, нитки, пуговицы. Кружка, чашка, ложка. Да из тебя богач уже получился! Мешок себе возьми вот этот, он поприличнее будет.

Продукты командир разделил действительно по честному – поровну. Дотошно все взвесил и вымерял, чтобы крошки лишней никому не упало. Иван взял свой мешок за лямки, взвесил на вытянутой руке, скептически скривился.

– Богач?

– А то! Мог бы вообще вон там, в тенёчке сейчас лежать и не тявкать. Не доволен, смотри-ка! На твою долю ещё один комбез инопланетный с ботинками выпадает. Трофейный. Ты его стяни потуже и затолкай в мешок подальше. На себе лучше рванину таскать, дольше проживёшь. А в комбезике тебя, лапушку сладкую, в первый же вечер грохнут. Тот же Молчун вон и полоснёт ножичком. По горлу, чтобы ткань не запачкать. А, Молчун?

Боец кивнул, подтверждая слова командира. А пошутил или нет – лучше не гадать.

– Ну и зачем тогда мне эта одежда? – хмыкнул Иван.

– На обмен. На те же продукты – на год хватит, жрать от пуза. Если повезёт за системную валюту толкнуть – цену хорошую дадут. А можно и самому носить, но только в городе. Там какая-никакая, а власть всё же имеется. Правда, эта самая власть может первая с тебя костюмчик содрать, и по горлышку полоснуть. А вот Молчуну никто не полоснёт! Он умный, он костюм продаст и будет жить ещё долго. Да, Молчун?

Молчун и в этот раз кивнул безгласно, вещи в мешок трамбуя. Собеседник – золото.

– Так нам идти-то всего ничего осталось, – осипшим вдруг голоском проблеял Иван. – Или нет? Мне барахло-то зачем?

– На Логоре всё надо с запасом… Не пригодится – хорошо, а вдруг? Всего у него ничего… Ничего и будет вот!

Меченый встал, разогнулся, хрустом позвонков птичью стаю до переполоху напугал.

– Всё, разобрались. Претензии есть у кого?

– Есть! – прогундосил неожиданно Весёлый, поднялся неловко.

– Ну? – командир напрягся заметно и, словно ёж-переросток, ощетинился. На бойца глянул исподлобья. Весёлый тоже набычился. И, вроде как, тише стало. Приумолкла природа в ожидании.

– Мне Ванька платок должен! – выдохнул, наконец, Весёлый. Гнусавенько вышло, несерьёзно. Весь момент насмарку.

Меченый воздух из себя с шумом выжал, не сказал слов ласковых. А хотел, по глазам видно, хотел.

– Шуточки у тебя! Должен – отдаст. Не отдаст – в платке том и похороним. Хотя нет – сожжём! Он в прошлом разе толковал, что ему кремация нравится.

– Не нравится! – пискнул Иван.

– Врал, выходит? – удивился Меченый. – Кстати, а винтарь чего не берёшь? Этот вот тебе. А второй на обмен пойдёт, бой у него дерьмо, да и боёк заедает. Вот и обменяем на что-нибудь.

Иван нехотя поднял винтовку. Тяжёлая, неудобная, воняющая прогорклым маслом и сгоревшим порохом. Хотя, рабочий инструмент и не должен быть красивым, вообще-то. А на Логоре это инструмент, чего уж там. Эх, где же вы, энергетические ружья, взор ласкающие?

И почувствовал вдруг, как морщатся улыбкой щёки, губы в стороны ползут. Плечи расправились, и воздух как-то свободнее через глотку пошёл. Своим себя почувствовал. Среди своих, в команде. Хоть и едва не сдох только-только, а другая пошла жизнь с этой минуты. Чужому винтовку в руки не дадут, примета верная.

– Ну что, куда идём? – раздумчиво протянул Меченый, оглядывая пейзаж вокруг. Весёлый, с громким хмыканьем и шмыганьем, демонстративно отвернулся. Да и остальные от подсказок воздержались, не дурные.

– На гребень, всё одно не полезу! – убеждённо проговорил командир. – Если так, то лучше уж вовсе назад повернуть. Но мы иначе поступим. Налево спустимся и лесочком до реки. А там, по течению, на лодке до города и дошлёпаем.

– Тот ещё крюк выходит, – протянул Весёлый. – Но решать тебе, командир.

– Ванька, а ты чего думаешь? Ты право заработал с винтовкой ходить – отныне и у тебя голос есть.