Призвание

Леший молча стоял на месте, и был слышен только скрип дерева. Вороны, среди которых, может, был и Корвус, сидели гроздьями на ветках елей и наблюдали за тем, что творилось внизу. В кустах засверкали волчьи глаза.

Пантея наложила на себя Квен и пошла на лешего первой. Тот мощно раздвинул узловатые руки, и вороны полетели на ведьмачку словно стрелы. Щит от Квена стал стремительно разрушаться. Потом подключились волки. Пока девушка отмахивалась мечом от них, леший вырос рядом и занёс руку для удара. Пантея выгадала момент и рубанула по руке — та сухой веткой упала на землю. Леший растаял и стал облаком тумана, которое отползло в сторону. Вновь налетели вороны. Девушка опять наложила Квен, и птицы не достали до неё, наткнувшись на щит.

Из-под земли выросли цепкие корни, которые добили щит и уронили девушку на спину. Сразу же сверху кинулся волк, норовя укусить за лицо. Пантея откатилась вбок и встала на ноги, рубанула по волку — и одним соперником стало меньше. Вороны встрепенулись и закричали, но нападать не стали. Ведьмачка почувствовала, почему: чудовище воплотилось сзади. Пантея резко развернулась и нанесла неплохой удар по груди лешего. Тот рассердился и мощно ударил её по правому плечу, разодрав рукав рубашки и верхний слой кожи. Меч выскочил из хватки. Пантея, стиснув зубы, ответила потоком Игни с левой руки и заставила монстра отпрянуть. Она была сосредоточена и даже почти спокойна: понимала, что её может погубить одно необдуманное движение, тем более при стольких противниках.

Через некоторое время с волками было покончено. Пантея старалась теперь выматывать лешего, так как уже не могла наносить полноценные силовые удары раненой рукой. Монстр и вправду слабел от нанесённых ран — об этом говорило то, что вороны перестали нападать и разлетелись. Увидев улетающих птиц, Пантея почувствовала прилив сил и чуть не пропустила очередной выпад противника…

Пантея молча положила голову лешего на кухонный стол и вытерла потный лоб рукавом изодранной рубашки. Эскель, Ламберт и А’рса молча поглядели на трофей. Всё было понятно без слов. Эскель встал, подошёл к Пантее и обнял со словами:

— Надо бы тебя отругать за самовольничанье. Но не буду. Наоборот, за тебя теперь я могу быть спокоен.

— Прости, Эскель. Я не могла иначе. Или он, или мы.

— Бахни «Ласточку» — рука, ***, сама не заживёт, — встрял Ламберт, оценивший характер раны на плече.

— Я уже бахнула одну по дороге…

— Ещё давай. Подурнеет — «Белый мёд» в помощь. Ну, ***, с первым серьёзным трофеем, что ли, — Ламберт подошёл к Пантее и хлопнул по левому плечу. Девушка устало присела на скамейку у камина, открыла пузырёк с «Ласточкой» и, сморщившись, сделала большой глоток.

Вечером этого же дня А’рса записал в книжке о Пантее следующее: «Объект наблюдений показал себя жизнеспособным и полностью готовым к самостоятельной ведьмачьей жизни».

========== Эпилог ==========

— Как? Вы сказали: «Новиград»?

Пантея, стоявшая перед новиградскими воротами, не верила ни глазам, ни ушам.

— А это… это Южные Ворота?

— Нет, милка, это Портовые — вишь, корабли стоят вдалеке на причале? А к Южным иди на восток, к деревне Аретт.

— Благодарю!

Пантея не знала, чего стоило Яске похоронить Роше, Бьянку и Талера.

Яска с уже тяжёлым животом ходила по городу и спрашивала у прохожих, не видел ли кто темерских солдат вместе с ведьмаком. Собрав сведения по крупицам, она узнала две вещи. Первая — что в одной забегаловке пьяный реданец хвастался, будто легендарный Белый Волк развязал руки Редании, благоразумно оставив темерских отщепенцев на верную смерть. Вторая — что реданских солдат видели в районе уличного театра, а потом вечером оттуда вывозили какие-то мешки. Один любопытный мальчик выследил, что мешки повезли на телеге в сторону Южных Ворот «какие-то бандитские рожи». Мортейн успела как раз вовремя: ночью люди Сиги Ройвена собирались скидывать их в реку с противоположной части берега. Плача и содрогаясь, она отдала им серьги, которые передавались в её семье по женской линии два века, и еле уговорила разрешить ей похоронить погибших по-человечески. Бандиты, присвистнув от свалившейся удачи, ушли, а она, дав себе выплакаться, открыла мешки, чтобы убедиться: точно ли там последние Синие Полоски? Может, люди ошиблись? Может, Роше удалось спастись и скрыться?

Бледно-голубой свет луны показал лицо Вернона. Оно было всё в крови, уже синее, но сохранило выражение мужества и желания бороться за жизнь до конца. Снова заплакав, Яска обняла мешок с телом мужа и пролежала так несколько часов. Пробыв в полубессознательном состоянии почти до утра, она резко очнулась и стала оглядываться в поисках хорошего места для могил и того, чем можно их выкопать. Нашла обломок доски и острый камень. Попыталась вырыть ими хоть одну могилу, но не осилила и половины: Пантея толкалась в животе, через который было неудобно перегибаться.

На счастье, мимо проходили крестьяне, засветло вставшие на полевые работы. Они помогли выкопать хорошие ямы, сложили туда тела и даже, расчувствовавшись, сняли в знак уважения шапки и постояли некоторое время рядом. На месте могил установили несколько прибрежных камней.

Около них сейчас и сидела повзрослевшая Пантея. Первая могила слева от моста к Южным Воротам — всё так, как говорила ей когда-то мать. Девушка теребила пальцами подвеску с литерами «Р» и «М», соседствующую на цепочке с ведьмачьим медальоном и куском витража, размышляя о Белом Волке, которого так и не встретила ещё, и о том, ради чего он решил пожертвовать своим другом. А Геральт оставил Роше, так как понимал, что Сиги Ройвен способен укрепить Север и сделать его способным противостоять Нильфгаарду. Если ослабится позиция Нильфгаарда, пошатнётся и авторитет Эмгыра, а значит, недовольные приближённые захотят найти ему замену, и тогда император не сможет сделать Цири своей наследницей и втянуть её в политику. Такой расчёт был исключительно из отеческой любви к приёмной дочери: она слишком настрадалась из-за того, что все вечно хотели её использовать в своих целях, и Геральт просто хотел, чтобы она была свободна, счастлива и жила, наконец, своей жизнью…

— Я никогда тебя не видела… — Пантея перевела взгляд на могилу отца. — Не знаю, насколько на тебя похожа. Мама говорила, что у меня твой характер. Глаза… тоже были твои… Теперь они изменились.

А знаешь, как изменился мир? Я видела чудовищ, которых не видят обычные люди. Одно такое чудовище, которое мы прозвали «императором», может влиять на здоровье целого города! Помню, оно спряталось в канализации. Оно чем-то похоже на головку клевера. Из его узких красноватых трубок вылетают мелкие насекомые, которые присасываются к человеку и тянут из него силы, и он уже не может противиться даже самой обычной простуде. Ещё в небе появились небольшие летучие твари. Они симпатичны: у них вытянутые стрекозьи крылья с разноцветными чешуйками и туловище ящерицы, только безногой. Мы назвали их «поджигателями»: они могут есть только прожаренную пищу, поэтому выпускают на жертву поток огня из пасти. Сколько из-за них было «самовозгораний» у крестьян, сколько полей они пожгли…

Новые твари устраивают со старыми союзы. Однажды Ламберту встретился скальный тролль, к голове которого присосался мозгач. Очень сильная была зверюга!

Ещё мы подозреваем, что какой-то монстр заставляет мутировать людей. В отличие от мозгачей он не даёт своим жертвам силы: они превращаются в больных скрюченных калек с большими головами или другой частью тела. Но это и не «император»: тот просто делает людей слабыми перед болезнями. А’рса предполагает, что мозгачи, «императоры» и этот неизученный монстр могут быть формами одного существа… Кто знает…

В прошлом году я привела в Каэр Морхен… тот самый, где ты сражался вместе с Белым Волком… мальчика-сироту по имени Лешек. Он потерял от «поджигателя» всех родных: они сгорели вместе с домом, пока он с приятелем в поле ловил кузнечиков. Лешек захотел сам стать ведьмаком, чтобы извести всех поджигателей на свете… Не знаю, разрешит ли ему Эскель: он не хотел возрождать ведьмаков, хотя у нас есть для этого всё нужное.