Призвание

Ведьмак глянул на своё отражение в воде и подумал, что для совсем полного счастья ему неплохо было бы рожу посимпатичнее, а то бабы неохотно остаются с ним наедине даже за деньги.

Эскель снял ремень с мечами и арбалетом, перчатки без пальцев, расстегнул свою красную шипованную куртку и, скинув её на берег, свободно выдохнул. Затем последовали рубаха, сапоги и штаны. Он нырнул в тёплую воду и с довольным фырканьем поплавал где-то с полчаса, а когда в очередной раз высунул голову из воды, увидел перед собой ту самую деревенскую девочку, что хотели ему навязать. Она нашла его по наводке баб, которые уходили с работы в поле, и большим следам сапог.

Девочка серьёзно протянула ему закруглённый ивовый прут, на котором была за жабры подвешена свежая рыба. На боках рыбин виднелись красные подтёки и следы от наконечников стрел.

— Вот, это вам! Только не думайте, что я вдруг ведьмаков полюбила! Это… вы ж мне маменькину вещь вернули — вот я вам и отплатила. А как вырасту — всех ведьмаков изведу! Всех! За папеньку и за маменьку! А теперь прощайте!

— Зачем же откладывать? — Эскель нащупал ногами илистое дно и встал на него. — Вот я. Безоружен. У тебя в руках лук — стреляй.

Девчонка не ожидала такого, растерялась. Но натянула тетиву и прицелилась Эскелю прямо в голову.

Он знал, что она не выстрелит. Она действительно не выстрелила, а погрустнела и неуверенно опустила лук.

— М-да, не годишься ты ведьмаков извести!

— Нет… Нет, просто… вы будто добрый… вы-то мне плохого ничего не сделали.

— Кто же сделал?

— Белый Волк, — буркнула со злобой девочка.

— Белый Волк? — с недоверием переспросил Эскель.

— Папенька его другом считал, а тот взял и… просто ушёл, когда папеньку окружили реданцы. Да, взял и ушёл! И папеньку моего убили…

— Что-то ты врёшь или путаешь: Белый Волк — мой друг с детства и хороший человек. Он бы друга никогда не подвёл.

Девочка начала сердиться и перешла на крик.

— Но я говорю правду! Мне маменька это рассказала, она узнала это от горожан, когда искала папеньку!

Крик ребёнка вспугнул цапель, которые хотели отходить ко сну, и они гладко выпорхнули из камыша в закатное небо.

— Ты потише, а то утопцы сейчас из реки вылезут. И вообще: чем обвинять человека и желать его смерти, лучше сначала узнать правду, — сказал ей Эскель. — Это так, совет. Который ты, скорее всего, не выслушаешь.

— А слова моей маменьки — что, не правда?

— Я не знаю. Надо ещё послушать, что скажет Геральт.

— И где его найдёшь? Он ведь, как вы, шастает везде!

— Слова-то подбирай. «Шастает»! Ищет чудовищ и убивает их, чтобы людям жилось спокойнее. «Шастает»!

Лицо девочки вдруг просияло идеей.

— Если он ваш друг, вы знаете, где его можно найти?

Эскель вытащил одну руку из воды и в раздумьях потёр свой шрам на правой щеке. Сказать девчонке о Корво Бьянко, где Геральт вроде как прижился? Нет: ведь попрётся туда и пропадёт.

— Нет, не знаю. Он может быть где угодно.

— Не знаете, где может быть друг детства? Какие же вы тогда друзья?

— Такова наша ведьмачья жизнь. Прощай!

Девчонка нехотя побрела по дороге. Ведьмак снова нырнул в тёплую воду. Довольный и чистый, он вылез на берег, отряхнулся, натянул штаны и тут услышал уже вдалеке знакомый низенький голосок:

— Иди отсюда к лешему, речной мужик, не до тебя мне!

В ответ раздалось урчание утопца. Холера, сейчас девчонку задерёт! Эскель схватил серебряный меч и побежал в сторону голосов. Голоса быстро перемещались в сторону леса.

Эскель нагнал девочку и утопца в чаще леса, когда стволы деревьев и трава уже были от заката апельсиново-розовыми. Ребёнок стоял, прижавшись к дубу с длинной палкой в руке, дрожал, но не плакал и не собирался сдаваться просто так: держал палку перед собой, чтобы не дать чудищу подойти близко. Чудище пару раз попыталось шагнуть вперёд, издалека получило палкой по своей большой склизкой голове, рассердилось и сделало прыжок в сторону добычи. На лету его рассёк подоспевший ведьмак. Второй удар снёс уродцу голову.

Девочка громко отдышалась и сползла по стволу на землю.

— Ну чтоб тебя, опять испачкался, — осмотрев себя, выразил досаду Эскель. Придётся снова идти к реке отмываться. Он подошёл к девчонке и посмотрел ей в глаза: в них читались благодарность за спасение и стыд за то, что она сама не сладила с чудовищем. Это выражение глаз смягчило сердце ведьмака. — Слушай, возвращайся в деревню. Извинись перед старостой и живи себе спокойно. Пропадёшь, если пойдёшь искать Белого Волка.

В ответ он получил бурчание:

— Вот ещё! Не нужна я там. Ребята дразнятся, а взрослые все хлебом попрекают. Надоело! К лешему всё! Уж лучше помру, лишь бы не слышать этих попрёков. А вам… спасибо, что спасли. Дальше я как-нибудь сама.

А ведь не как-нибудь: попадёт в лапы к волкам, чудищам, солдатам, разбойникам или, того хуже, какой-нибудь бордельной маман. Взять её с собой, что ли, на время? Пока порядочная семья не подвернётся, чтобы оставить её на воспитание.

Девочка встала с земли, оправила платьишко, нашла в траве свой брошенный лук и села на пенёк переплетать растрёпанную от бега косичку. Эскель смотрел на неё и колебался: приходилось выбирать между собственным многолетним спокойствием и её безопасностью.

Выбор был сделан.

— Погоди. Белому Волку подарили поместье в Туссенте. Это княжество далеко на юге. Может, он сейчас там. Но отправляться туда сейчас нет смысла: в дороге застанет зима. Лучше где-нибудь перезимовать, а весной можно и в дорогу.

Девчонка застыла с недоплетённой косой в руках:

— Что ж вы сразу не сказали? А вы были там?

— Один раз, так что в дороге могу путаться.

— Можно… вы меня туда проводите?

— Ты же не хотела ходить с ведьмаком?

— Я ж тогда не знала, что вы друг Белого Волка!

— Хм… Логично. Но скажу честно, что мне это не по душе: характер у тебя не сахарный, а в дороге мне проблемы не нужны.

Девчонка сердито шмыгнула носом и пробурчала:

— Ну что характер… ну такой он у меня. Другого на базаре не купишь!

— Ладно, пошли. Там будет видно. Можем перезимовать вместе в крепости Каэр Морхен. Кто знает… может, и Геральт туда заглянет, если соскучится по родным местам.

— А если Белый Волк окажется виноват в смерти папы, я ж должна отомстить?

— Ну-ну, — ухмыльнулся Эскель, в порядке бреда вообразив, как девчонка тягается с Геральтом. Картина получилась настолько забавной, что ведьмак даже приподнял правый край губ в улыбке, из-за чего из-под верхней губы стали выглядывать зубы. Выглядело это не очень, поэтому Эскель старался по возможности на правую сторону рта не улыбаться. — А кто людей от чудищ защищать будет, если ведьмаков не станет?

— Мы и сами сможем себя защитить!

— Ну-ну, — иронично протянул ведьмак: ведь ещё десять минут назад её чуть не задрал утопец — попробуй защититься от него палкой! Девчонке ещё повезло, что отбежать от него успела.

Эскель вспомнил один случай из своей ведьмачьей практики. Нашёл он как-то объявление, что стада одной деревни осаждает дракон. Понятное дело, речь шла о виверне — крестьяне их часто с драконами путают. Пришёл он в нужное место, а там только вороны над трупами летают. Стал он по оставленным следам выяснять, что произошло. Оказалось, крестьяне решили сами дракона одолеть: зарезали овцу, начинили волкобоем и щедро залили крепкой самогонкой, надеясь, что это усыпит зверюгу, а там и башку ей спящей легко отрубить. Как же! Виверна, съевшая наживку, так захмелела, что без страха залетела прямо в деревню, порезала овец и сгубила всех жителей. Эскель нашёл её потом по запаху перегара и убил. Правда, денег уже за это никто дать не мог, зато в пустой кузнице нашлось несколько мечей, за которые потом удалось выручить приличную сумму. Вот тебе и «сами сможем себя защитить».

Ведьмака вдруг посетила мысль: может, у девчонки родственники какие завалялись? Может, удастся её уговорить остаться у них?