Собственник

— Какого ж хрена ты, дурочка, пошла к мужчине в номер? — он уже хрипит и сдавливает мои бедра так, что теперь наверняка останутся синяки.

— Как? Вы же сами сказали… Переговоры…

— Хватит ломаться, — зло выплевывает он слова мне в лицо. — Поиграли — и хватит.

Он жестко, резко, до боли и до крови впивается в мои губы. Больно прокусывая зубами.

А я… Изо всех сил надавливаю каблуком ему на мизинец. Этому меня еще давным-давно во дворе пацаны научили, — мизинец — очень болезненное место, и, если ты слабее, даже не пытайся отбиваться, — все равно не выйдет. А вот на мизинец наступить или песка в глаза бросить, — может стать выходом.

И действует! Не знаю, что будет завтра в универе, но сейчас главное, — бежать! Пока Шимов, слегка взвыв, выпускает меня, несусь в двери.

— Ничего не забыла? — дверь заперта, а он, поигрывая ключами, уже подбирается ко мне.

— Вадим Андреевич, — я делаю последнюю попытку. — Послушайте! Я не из тех, кто таким образом делает карьеру. Я не хочу с вами спать! Ведь вы же не пойдете на насилие! Я просто уверена, — на потоке полно студенток, которые с удовольствием разделят ваши желания. Но не я! Я не хочу!

— Да кто бы тебя спрашивал, — нависая надо мной, Шимов просто впечатывает меня в дверь, одним рывком дергая блузку. Пуговицы с жутким для меня стуком летят на пол. Наверное, этот звук я теперь буду помнить всю жизнь. Он будет догонять меня в кошмарах.

— Лера, давай по-хорошему, — шипит он, так больно стискивая мне грудь, второй рукой обхватывая мои руки, что я вскрикиваю. — Обещаю, — тебе понравится. Я умею быть очень, очень нежным. Давай я тебя сейчас отнесу на кроватку, аккуратно раздену, ты выпьешь шампанского, а потом расслабишься. Я все буду делать медленно и аккуратно, а назавтра мы либо обо всем забудем, либо продолжим наше сотрудничество. У тебя все равно нет выхода, — ты же не хочешь, чтобы я сделал тебе больно?

Тонкое кружево лифчика рвется под его руками и теперь его пальцы до пронзающей все тело боли сжимают мой сосок.

— Нет, — шепчу я, чувствуя, что и дышать могу с трудом.

— Будь хорошей ученицей, моя сладкая, — его рука начинает ползти по моему бедру, задирая юбку.

— Нет! — я начинаю орать, как резанная. Да, мы же в людном месте, в конце концов, — вдруг соображаю, что мир же не уменьшился до одного замкнутого пространства, в котором мы с ним вдвоем. — Нет! Пустите! — ору до срыва голоса, молотя ногами и кулаками в дверь. Кто-то же должен слышать и прийти на помощь, правда?

— Здесь звукоизоляция, дурочка, — он оттаскивает меня от двери, и, снова подхватив на руки, несет в комнату и просто швыряет на пост ель. — Успокойся. И сделай так, чтобы мне все понравилось. Все равно ты отсюда не выйдешь, пока я не буду доволен.

Кажется, выхода нет. Я замираю, глядя на то, как этот гад расстегивает рубашку, напялив на лицо отвратительную ухмылку…

73. Слава

*

— Успокойся, — Глеб хлопает меня по спине, а я только сжимаю и разжимаю кулаки. — У тебя разве что дым из ноздрей не идет.

В ответ я только стискиваю зубы.

— Слава, — лифт поднимается мучительно медленно. Это просто издевательство! Лучше бы мы пошли по лестнице, давно бы уже были на месте. — Скорее всего, это просто очередное недоразумение. Ты же уже знаешь, чего стоит Белова.

Знать-то я знаю, но мозги отказываются работать. Остается один оголенный нерв.

— Знаешь, брат, лучше я пойду первым, — Андрюха и в лифте пытается протиснуться вперед. — А дальше по обстоятельствам.

— Ага! — поддерживает Тоха, пытаясь меня отпихнуть к задней стенке. — Платить за восстановление номера мы не готовы ни морально, ни финансово.

Но им даже вчетвером не удастся меня сдвинуть с места.

Наконец-то этот лифт — гребаная улитка, доползает да шестого этажа. Тихий коридор. Отодвинув рукой неугомонного Андрюху, иду все-таки первым. Но рука Глеба, которую чувствую на плече, придает уверенности, что я все-таки в этот раз не накосячу.

— Кажется, там какой-то стук? — неуверенно говорит Эд, и я прибавляю шаг. Нечего вообще тянуть, нужно покончить с этим как можно скорее.

— Точно! В двери колотят! — теперь это слышно уже совсем громко. — Из того самого, кажется, номера! — соображает Антон.

Вот теперь во мне уже мало остается от человека. Как на ринге, — только инстинкты, только ощущение себе зверем, у которого обострены чутье и реакция, и весь он вытягивается в натянутую струну. В несколько секунд пролетаю коридор и оказываюсь у нужной двери. Никаких звуков не слышно, но я почему-то уверен, что грохот доносился именно оттуда.

Дергаю за ручку, пока Андрюха вежливо стучит в дверь, показывая мне второй рукой, что я идиот, — не хрен, мол, так сразу ломиться. Дверь заперта, на стук никто не отвечает. Продолжая насиловать дверную ручку, начинаю колотить в дверь кулаком. Ничего.

— Так, спокойно, — Антон становится между мной и дверью. — Сейчас я спущусь вниз и выспрошу у очаровательной администраторши, кто в этом номере, и вообще, занят ли он. И, если Лера правда там, попрошу ключ от номера. Вообще-то, по здравому смыслу с этого и надо было начинать.

— Он прав, Слав, — на плечо снова ложиться тяжелая рука Глеба.

Я на секунду останавливаюсь. Что-то у меня очень сейчас плохое ощущение. И всегда, когда я перехожу в такое состояние, мои ощущения не обманывают. Даже когда внешне кажется, что все хорошо.

Парни принимают мое молчание за согласие.

— Постараюсь как можно быстрее, — бросает Тоха и уже мчится по коридору к лестнице. — Ждите и ничего не делайте, пока я не вернусь!

Он прав, — в конце концов, в номере могут оказаться совсем посторонние люди, а мы испортим репутацию гостиницы, ворвавшись к ним. Прав. Я это понимаю. Но, блядь, сердце просто выскакивает из груди. Ощущение очень, очень чего — то плохого накатывает все сильнее, — как одурительная вонь, которая только усиливается. И я знаю: это не моя припадочная ревность. Это — то самое шестое чувство, которое еще в жизни меня не подводило.

— Простите, парни, но — нет, — я отталкиваюсь от стены напротив нужной двери, к которой прислонился, стараясь успокоиться, и луплю в дверь, срывая ее на хрен. Ничего, заплачу потом гостинице, даже если это будет стоить всего, что у меня есть.

Дверь с грохотом отлетает, и….

— Слава, СТОЯТЬ!!! — Глеб с Андрюхой орут, как ненормальные, моментально повисая на моих руках.

— Да еб же вашу мать! — реву диким хрипом, пытаясь их с себя сбросить. Моя девочка затравленно вжимается в стенку кровати, а профессор, уже без рубашки и с расстегнутым ремнем на штанах, поворачивается к нам. Мой взгляд цепляется за голую грудь Леры, и глаза окончательно заливает красной пеленой.

— Блядь, Слава, он не стоит того, чтобы ты сел за убийство, — шипит мне в ухо Глеб.

И он совершенно прав. Сейчас я бы замочил эту суку, даже не думая. И ебашил бы по ней со всей силой, даже после того, как эта мразь бы уже сдохла.

Но в этом обостренном состоянии хорошо то, что оно дает возможность сгруппироваться и реагировать на все практически мгновенно.

Несколько секунд, — и я уже понимаю, что убивать урода — не вариант.

Вдох-выдох, и, главное, даже не смотреть сейчас в сторону Леры, а то меня тут же снова накроет, да так, что уже никто не поможет. Если я снова увижу ее глаза, полные ужаса и эту, еб жеж ваш мать, открытую грудь!

— Все нормально, — хриплю в ответ. — Отпустите.

Парни несколько секунд внимательно смотрят на меня, а после кивают, отпуская мои плечи.

Подхожу к мрази вплотную и одним броском отшвыриваю на хрен через всю комнату к стене.

— Что он успел, Лера? — голос звучит, как не мой и неживой. Даже не поворачиваюсь к ней, стоя спиной и надвигаясь на этого урода.

— Лера! ЧТО? ЭТОТ УЕБОК? УСПЕЛ?

Краем сознания прекрасно понимаю, что мы могли попасть на момент не начала, а окончания всего. И он вполне мог уже одеваться. Но об этом стараюсь даже не думать, потому что иначе здесь сейчас будут реки крови. Но выяснить я обязан, а осознавать буду потом.