Собственник

— Опять пришел рассказывать мне, какая я? Или собрал побольше денег, чтобы купить какие-то свои больные наслаждения? — меня уносит такой вспышкой гнева, что я забываю обо всем. Даже о том, что стою перед ним в одном белье. — И вообще, — ты как здесь оказался?

— Меня Римма впустила, — Бурин опустил голову.

И тут же протянул мне скрученное полотенце.

— Бей, — протянул низкий голос. — Я заслужил.

— А, так ты еще и в садо-мазо со мной поиграть решил? Это, Бурин, тебе обойдется дороже! Я вот прейскурант напишу себе, а тогда и поговорим. Скажем, по мешку денег за каждый удар по морде! И вообще, — почему это полотенцем? Тут скалкой нужно поработать, никак не меньше!

— Лера, прости меня, — подползая на коленях, он обхватил руками мои ноги, прижимаясь к ним головой. — Я был так жутко неправ! Но, — посуди сама, — что я мог подумать? Ты отключила телефон, не отзвонилась, хоть мы и договорились, а тут мне звонят и сообщают, что ты закрылась с Артуром в кабинете…

— Мог бы хотя бы подумать о том, что я, может быть, совсем другая, — грустно отвечаю я, а внутри все сжимается. Да, конечно, я понимаю, — выглядит со стороны все это действительно не лучшим образом, но… Но ведь он должен бы понимать, чувствовать меня!

— Лера, бери хоть скалку, хоть металлическую трубу! Но подумай сама, — ты ведь тоже поверила в выдумки Риммы! Хоть и ни разу не видела, чтобы я выходил от нее, да еще и снимал одежду!

— Слава, просто уходи, — не знаю, какой сейчас фейерверк чувств смешался во мне и готов был выстрелить взрывом. Злость от того, что он так быстро сделал все свои выводы и от всего того, что успел наговорить, боль, которая засела во мне за все годы, прожитые в родном городе, когда никто даже и не пытался меня выслушать и разобраться, понять, какая я на самом деле, потребность действительно отлупить его сейчас со всей силы и желание просто повалиться на постель и разреветься в подушку… Меня трусило, до красных пятен перед глазами.

— Лер, ну хоть ударь меня… Выпустишь пар и станет легче…

— Иди, Слав, — я закрыла лицо руками. — Просто оставь меня одну сейчас.

— Как скажешь, — он медленно, тяжело поднялся. — Только знай, Лера, я признаю, как страшно, как жутко ошибся, и сделаю все, чтобы это исправить! Не жду, что ты меня простишь вот так сразу, после всего, что я тогда наговорил. Но я не отступлю.

Я отшатнулась от его ставшего совсем черным, взгляда. Больше всего мне сейчас хотелось просто остаться одной и выплакаться. И даже слов не находила, чтобы ему сказать. Да и, кажется, сил что-то выговорить тоже не нашлось бы сейчас. Поэтому я просто сделала несколько шагов в сторону, и, дождавшись, когда за Буриным тихо закроется дверь, таки повалилась на кровать и громко, как ребенок, разрыдалась.

Надо сказать, — это помогло гораздо больше, чем успокоительные. Не знаю, сколько я ревела, — наверное, сейчас из меня выплескивались все слезы, и даже те, которые я в себе сдерживала еще до того, как сбежать сюда от прошлой жизни. Зато после всего, заработав распухший нос и красные глаза, которым позавидовал бы любой кролик, я по-настоящему почувствовала, что мне, наконец-то, стало легче.

61

Умывшись ледяной водой, которая, сказать честно, совсем не помогла своему внешнему виду, я поняла, что могу мыслить, наконец-то здраво и спокойно. Этот взрыв слез просто выплеснул из меня эмоции, которые разрывали меня на части. И вот теперь почему-то в голове зазвучал голос профессора Шимова.

Когда ты берешь дело или заключаешь договор, нужно ставить себя на место обеих сторон, — так учил меня он. Сразу же ты должна прикинуть, какую конкретно выгоду надеется получить противоположная сторона. Какие лазейки для этого можно было бы прописать в договоре, какие обтекаемые неточности можно было бы в него внести для того, чтобы получить выгоду. Только тогда, когда ты этому научишься, ты начнешь понимать, как и от чего лучше всего наперед защититься. Тогда твои договора будут идеальны. А пока ты настраиваешься только на интерес одной стороны, той, которую представляешь, не видишь подводных камней и рисков, которые уже внесли в документы юристы другой.

Ну, да, — это мастерство.

И, видимо, стоило бы эту мудрость профессии применить и к жизненным обстоятельствам.

В чем-то Слава все-таки прав, — поняла я. Я ведь тоже даже и не усомнилась в словах Риммы. Переживала, психовала, — и даже не поговорила с ним самим. Да, я, конечно, не высказывала ему всего того, что он мне, и все-таки… Наверное, его реакцию действительно можно было понять. И он, быть может, поступил лучше, чем я. По крайней мере не молчал и не перестал со мной общаться, а сразу же пришел и все на меня выплеснул.

И тут мы снова возвращаемся к самому главному моменту. У нас есть чувства и влечение, — глупо этого не признавать. Но, если бы мы все-таки знали друг друга получше, то знали бы, чему можно верить, а что- недоразумение или чья-то злая выдумка. Но для этого одних чувств и поцелуев мало. Для этого нужно общаться, разговаривать, открыться. И никак иначе. Мы же с ним оба друг друга стоим, что уж тут и говорить. Поддаемся одним эмоциям, которые хлещут в нас через край, вот нас и бросает из стороны в сторону. То до сумасшедших поцелуев, когда кажется, что весь мир сошелся в одном человеке, то до мучительной ревности, которая разрушает все, и даже нас самих.

Решено, — я теперь уже настроилась неотступно. Это нужно как-то исправлять.

Зато на новую работу я стала собираться с легким сердцем. По крайней мере, мы не поставили окончательной точки, не дошли до полного разрыва. А, значит, все не так уж страшно. Если, конечно, Слава переступит через себя и перестанет сводить все, что между нами, до поцелуев и страсти, которая следует за ними.

62. Слава

Слава.

Она не стала со мной и разговаривать. Хотя, — на что я рассчитывал? Приду к ней весь такой распрекрасный, упаду в ноги, — и все?

Вообще-то, если честно, — да. Ни перед кем в жизни я не собирался становиться на колени, никогда еще ни у кого не вымаливал прощения! И где-то в глубине души верил, что у Леры хватит чувств ко мне, чтобы обо всем забыть. На заднем плане сознания мелькало, как она бурно взрывается, отлупив меня всем, что попадет под руку, а после на нас нахлынет не менее бурное примирение, — где-то на ее постели.

Но так, видимо, бывает только в кино.

А на деле… На деле я понимаю, что ни хрена не понимаю про женщин, и тем более, — про эту. Даже мыслей толковых не приходит в голову, чем бы я мог теперь все исправить. Снова заказать цветы? Нет, даже я понимаю, что ни хрена это с Лерой не пройдет.

Но твердо знаю, что не отступлю. Главное только — не наломать сейчас еще больших дров, сделав что-то не так. И в этом мне явно понадобиться помощь. И не моих друзей-раздолбаев, стопудово.

Если сейчас поехать к девчонкам на квартиру, то они меня разорвут на лоскутки и повесят их себе на шею вместо шарфика, — тут даже ясновидящим быть не нужно. Хотя… Может, я и камикадзе, но к одной из них, кажется, обратиться можно…

— Алло, Полина, — ну, раз именно она сказала мне что-то более информативное, чем то, что я козел, то и разговор попытаюсь вести именно с ней.

— Я занята в салоне, — сухо отвечает она, а меня внутри уже все опускается. Ну, да, для меня теперь каждая из них всегда будет занята. И это — в лучшем случае! — Но можешь подъехать минут на пять.

О! Жизнь все-таки налаживается!

Гоню, как сумасшедший, пока она не передумала, — а то знаю я их, у них мнение меняется чаще, чем цвет помады. Вваливаюсь в салон тату, брезгливо осматривая голые тела, покрытые торчащими из них шипами и прочей гадостью. Ну, что нужно иметь в голове, чтобы так себя уродовать?

— Полли, я идиот, — сразу начинаю с покаяния, как только она выволакивает меня на улицу почти за шкирку.

— Пффф! Тоже мне, — новость! — кривиться Полина, глядя на меня с таким презрением, что оно, наверное, меня бы раздавило, если бы было материальным. — Эту тайну мы о тебе уже узнали! — она так воинственно упирает руки в бока, что я снова так и вижу перед собой того самого раздутого боевого петуха. — Чего приперся?