Страница 95 из 112
— Чумп, присмотри-ка за этим приятелем, ладно?
— Как бы не так! Чтоб чуть что — перенять все его проблемы?
— Вот ты бандит! О ноже под ребро речи нету! Дашь по башке, чтоб свалился, подпругу подрежешь… Чтоб не догнал — ну а там как-нибудь разберёмся.
— А, тогда ладно. Но чтобы потом без наездов! И без вопросов, откуда цепочку надыбал.
Вово помог подняться Зембусу. Друид пошатывался, но стоял на ногах и более не делал попыток сесть или застопориться. Кобольд подкинул его в седло, всучил посох и, с тоской оглядев место столь приятной передышки, двинулся было к костру с целью его затоптать.
— Нет! Погоди! Самому-то зачем напрягаться?! — возопил рыцарь со своей окраины, со звоном припускаясь навстречу.
— Где ж напряженье? Напротив… ну ладно, как хочешь. Сделай нам доброе дело, костер погасивши!
— Ай да спасибо! Четвёртое дело за утро! Жизнь начинает казаться мне штукой хорошей!
Хастред, уже влезший в седло, с любопытством воззрился сверху на топчущего уголья рыцаря.
— Слушай, скажи — а когда ты проклятие снимешь, будешь по-прежнему только хорошее делать?
— Ну ты загнул! Я на годы вперёд наигрался! Нет — буду только ломать, развлекаться и гадить! Морды набью всем насмешникам, что издевались, ну и, возможно, сожгу что-нибудь небольшое!
— Ну а схвативши такое проклятье повторно?
— Тьфу на тебя! Мне такого не надо бы счастья! Впрочем — ну что ж, по знакомой дороге, вестимо, проще ходить… как-нибудь перебьюсь и вторично. В мире запас добрых дел, я гляжу, бесконечен! Если, конечно, не делать их, хех, беспричинно.
— Мысль глубока. В духе рыцарства. Прямо и сильно.
— Хватит трясти ерундой! Едем, да поскорее! — рявкнул с седла генерал. Все гоблины уже повлезали в сёдла, даже Вово взгромоздился на своего битюга, только эльфийка брезгливо тыкала в бок лошади пальцем. Лошадь косила полуприкрытым глазом и в целом вела себя как и положено подневольной скотине — стоически выносила изливаемое на неё презрение.
— Ну и лошадки у вас… вам под стать, это точно, — процедила эльфийка. — Вы, говорят, и на свиньях умеете ездить?
— На кабанах боевых, это да, было дело, — откликнулся Чумп. — Бивни под фут — отчего ж на таком не кататься? Ну а на севере, Хастред соврать не позволит, и волколаков сумели под сёдла поставить!
— Как ни зови, а свинья под седлом — что за гадость!
— Щас за шкирман и в седло, балабольная эльфа! — пригрозил генерал.
— Тихо! Без грубостей! Справлюсь сама, без сопливых. Эй, а седло-то под юбку — никто не допетрил? Как я на этом поеду в таком-то наряде? Вы бы сказали — сняла бы штаны с того дроу!
ДЗИНЬ! Последние язычки пламени сгинули под железной пятой рыцаря.
— Вот, сорок три! Затруднения, милая дама? Я вас охотно возьму на седло пред собою!
— Рыцарь, а рыцарь! Пошёл бы ты в дупу, железный! Ишь возмечтал! Ну-ка дай мне вон тот агрегатик…
Отобрав у приунывшего рыцаря поясной кинжал, эльфийка с видом глубоко думающего существа почесала его рукояткой в копне рыжих волос, затем оттянула юбку в сторону, очень осторожно проколола её у бедра и со свирепым видом распорола до самого низа. Плотная ткань разошлась с пугающим треском, показав в разрезе оскорбительно белую кожу — эльфы вообще загорают плохо, к тому же Тайанне всю свою сознательную жизнь предпочитала кабинетную работу и на мелочи типа солнцетерапии не отвлекалась.
— Дальше давай! — подзадорил Чумп, подмигивая Хастреду. — Во Мкаламе однажды видал я сцену такую — её величают стриптизом!
— Лучше уж ты — поглядим, пропоровши карманы, что у своих ты натибрил, проклятый ворюга!
— Где ж тут свои? Эти, что ли? Да ладно смеяться! Рыцарь и тот мне существенно ближе по духу. Тоже глядит сквозь решетку — забрало видала? Вот и со мною порою выходит такое.
Эльфийка бросила кинжал рыцарю и легко взвилась в седло, перебросив через него ногу — настолько тонкую, что Хастред болезненно поежился, а Вово сделал попытку вытащить из кармана сухарь и оделить им недокормленную сиротку, но, к счастью для себя, опомнился и сжевал найденное сам. Даже подумал, не сгонять ли услужливого рыцаря ещё разок за водой, но постеснялся — страдалец как раз взгромоздился на своего печального скакуна, подобрал копьё и пристроился к их отряду. Чумп немедля подъехал к нему и улыбнулся самым своим дружественным оскалом. Конь рыцаря сделал попытку попятиться, но гоблин успокаивающе цыкнул зубом, заморозив движение бедной животинки.
— Мы за тылами присмотрим, — сообщил он рыцарю. — Поскольку джигиты.
— Что же, охрана тылов — это доброе дело!
— Вот же маньяк! Соискатель добра, понимаешь! Слушай, а может, пристроить тебя в паладины?
— Нет уж, уволь, обойдусь! Это ж надо навеки!
— Ладно, как хочешь. А то — как надумаешь, свистни.
— ТУДА! — проскрипел Зембус, поняв наконец, почему генерал вертится в седле, но не пытается покинуть просеку, и указал посохом путь. — И не стыдно? Как можно в лесу не найти дороги? Это же всего-то — кучка деревьев, двух одинаковых не сыскать!
— Эх! Погляжу я, как сам ты дорогу отыщешь там, где деревьев не встретишь — средь гор и ущелий! — огрызнулся Панк и, потеснив конём следопыта, хлопнул каблуками по лошадиным бокам. — Я тебе рейнджер какой — в деревах разбираться?
Вово немедленно пристроился в хвост начальству, Зембус его, впрочем, отогнал и выехал сам — не было у него особого доверия генеральскому путеводному таланту. Заодно полез по карманам и поясной бандольере, однако корешков и травок своих не обнаружил. Мутило его все ещё свирепо, руками несколько раз промахивался мимо клапанов, но не понять, что кто-то под шумок обчистил его как липку, было трудно. Друид пронзил этого кого-то злым взором и помянул срамным словом столь загадочной этимологии, что даже Тайанне прикусила себя за сустав согнутого пальца и некоторое время беззвучно шевелила губами, пытаясь разложить сей аргумент на корни. Гекзаметр мешал, эльфийка свирепела, но преодолеть хитрую вязь проклятия не могла, не могла и вписать кишевшие на языке эмоциональности в дозволенный размеренный речитатив. Проезжая мимо Вово, от избытка ярости пихнула его в плечо и ещё два раза всадила кулачок в район бицепса.
— Вот же дурак, на дороге расселся, ушастый!
— Ты не ушиблась? — озаботился кобольд искренне. — Смотри, отобьёшь ещё руку!
— Где же вас только штампуют, таких толстошкурых?!
Однако, надо отдать должное генералу Панку, экспедиция, как и всякая другая вылазка, им возглавляемая, в конечном итоге стронулась с места и неспешной рысью отправилась в обратный путь к городу. Зембус, правда, продолжал переживать, ведь без корешков ему не представлялось возможным творить его лесную магию — а магия, чего уж греха таить, была именно тем талантом, который помог друиду выжить в кишащем всякими неприятностями мире. Например, заклинание, которое позволяло изобличить сидящих в засаде местных борцов за справедливость, немало облегчало друидское одинокое существование на протяжении вот уже многих лет. Более того, косвенным путем оно попортило немало крови и баронам, так как, анализируя свои неудачи в попытках изловить гоблина, вожак партизан заставил свою шайку отказаться от разгульной жизни, приучил упражняться с оружием и в итоге из толпы лентяев и изгоев сколотил вполне боеспособное воинство, с которым осмелел и начал совершать набеги на баронские имения. Зембусу до этого, впрочем, дела никакого не было.
Он только знал, что ходить по лесу, не убедившись предварительно, что в кустах не скрывается дюжина хорошо вооружённых увальней, — плохая идея. Но при взгляде на честную рожу Чумпа было совершенно понятно, что травки он спёр не по злобе, а по привычке, и скорее всего за полной ненужностью уже давно выбросил; а взять новых было пока что негде. Оставалось надеяться, что у возможных лесных проблем хватит здравомыслия не оказываться на пути кавалькады.
Генерал, попав на едва различимый коридор, проломленный им же на пути в эту сторону, и оттого испытав серьёзное облегчение, пустил коня вскачь, словно беспечный юнец. Хорошо же быть трижды контуженным и оттого утратившим всякий страх ветераном, подумалось ему мимоходом, когда окаймлённые листьями прутья тонких ветвей бросились ему навстречу и, хлестанув по опущенному забралу, бессильно по нему соскользнули. Сзади заругались, что-то обидно-напевное прогудели, но ждать их не хотелось — авось не пропадут. Застоявшийся конь охотно принял настроение седока, помчал как на похороны своего конячьего дядюшки, всего только и стараясь не впаяться лбом в некстати воткнутое на пути дерево. А вослед ему летели встревоженные вопли оставленного отряда: