Страница 10 из 18
– А чего ты вдруг так забеспокоилась? Ты же умереть хотела? Тебе ж весь мир не мил был? – иронично спросил Рыжий, и продолжил «подкалывать»: – Или ты случайно с моста рухнула, равновесие не удержала?
– Я не знаю, – растерянно ответила Аня.
– Или ты всему миру назло сиганула? – не унимался Рыжий. – И кобелю своему, без которого жизнь не мила, и родным-близким? Ну так, чтоб знали, как оно: жить без тебя?
– Я не знаю…
Аня действительно не знала, зачем она это сделала. Еще полчаса назад она отчетливо понимала, что больше жить не хочет. Не просто жить по-другому или другой жизнью, а просто не хочет. Еще полчаса назад она была полна решимости и смелости. А сейчас ей было холодно, страшно и мокро. Мысли то выстраивались в стройную линию, то разбегались по углам сознания, как мокрые, замерзшие кошки. Она потихоньку стала понимать, что ее, как человека, скорее всего уже нет. А ее личность, почему-то до сих пор стоявшая здесь, не будучи развеянной по ветру или сожженной в пепел, ждет весьма незавидная участь. И то, что произошло, как казалось полчаса назад, уже нельзя никак исправить, вернуть или как-то смягчить.
«Ах, если бы это был сон! Просто сон…» – думала Аня, но для сна все происходящее было слишком реальным и болезненно страшным.
– Ты со своим ненаглядным сколько провстречалась? – продолжал Рыжий, доставая портсигар из внутреннего кармана плаща, – 3 года без малого? Рекорд!
Да, почти 3 года назад, еще будучи старшеклассницей, она познакомилась с красавцем на 5 лет старше ее. Все девчонки ей завидовали! Высокий брюнет, всегда одетый с иголочки, Саша ухаживал так, как никто в мире. Лишь от одного его прикосновения Аню пробивала мелкая дрожь по всему телу и почему-то немели губы. Не влюбиться в него было просто невозможно! Время, проведенное с ним, Аня по праву считала экскурсией в рай. И пусть их встречи случались реже, чем того хотелось. И пусть были они быстротечны и… как бы это сказать… в угоду постельным утехам, что ли? Даже минута с ним была счастьем, которое так сложно сыскать в обычной, серой жизни.
А потом его «Прощай». Буднично сухо и совершенно неожиданно. Будто кто-то исподтишка по душе ножом полоснул. Вот так взял – и шестью незатейливыми буквами отобрал ее собственное, заслуженное счастье. А ведь так нельзя! Нельзя у людей просто так счастье забирать!
Рыжий достал из портсигара помятую сигарету.
– Будешь? – предложил он Ане, протянув портсигар, – не стесняйся, сегодня твой день!
– Спасибо, я не курю! – учтиво ответила Аня.
– Это правильно, – с улыбкой ответил Рыжий и уже сквозь смех добавил, – здоровее будешь!
Подкурив сигарету и смачно затянувшись, Рыжий демонстративно выдул весь дым прямо в лицо Ане. Эта едкая, вонючая гадость! В этой вони угадывалось все: горящий мусорный бак, паленые волосы, кошачьи экскременты… все, кроме сигаретного дыма. Когда-то ее, Аню, еще зеленой студенткой, препод со всем потоком водил в морг. Проверка на крепость, так сказать. Там, в морге, словно ценный экспонат в музее, им был предъявлен труп обгоревшего бомжа. Никто за неделю не удосужился его закопать в братской могиле, а потому он, выдержанный, как коньяк, прекрасно подходил для проверки решимости зародышей врача. Очень уж этот «аромат», въевшийся Ане прямо в мозги с тех пор, напоминал запах курева Рыжего.
Аня закашлялась и прослезилась.
И сквозь слезы она увидела своего ненаглядного похитителя девичьего счастья. А он, коварный вор, ничуть не страдая, «зажигал» с какими-то двумя блондинками в ночном клубе.
– Как тебе очередные экспонаты коллекции? – спросил Рыжий. – А парень – не промах, знает толк в прекрасном.
«Подонок!» – подумала Аня.
– Постой-ка, я тебе еще кое-что покажу… – сказал Рыжий и дунул чуток дымка в сторону. В образовавшемся облачке виднелась какая-то девчушка, сидевшая у окна с телефоном наперевес. Будто ждала, что кто-то с минуты на минуту ей позвонит, чтобы украсть ее, грустную и одинокую, из ее темницы серых дней.
– Никого не напоминает? – лукаво спросил Рыжий.
Ну как же не напоминает? Еще как напоминает!
«Сволочь, подонок, тварь!» – все думала Аня с усиливающейся ненавистью.
– Стоило оно того? – с издевкой спросил Рыжий.
Конечно не стоило! Но что поделать, если поделать ничего нельзя?
– А каково твоим родным и близким? – продолжал проповедь Рыжий, – не ты ли «справедливо» считала, что твоя жизнь – только твоя и никому до нее дела нет? Что решила – то и сделаешь.
– Я…, я… – Аня пыталась подобрать слова оправдания, но слова никак не подбирались.
– Твои родители, поди, каждый месяц детей хоронят?
– Кончай добивать девчонку! – вмешалась в разговор Училка. – Она, вон, и так вся трусится.
Аня действительно дрожала вся, как осиновый лист на ветру. Страх перед пугающей неизбежностью напрочь отбивал способность что-то обдумывать. Ничего разумного в голове не было, а был лишь необузданный тремор, путавший решительно все мысли, смешивая их в беспорядочный клубок.
– Я тебе сообщу, как только закончу, – огрызнулся Рыжий, – можешь ей чайку сообразить, пока мы тут тестикулы парим в ожидании. И мне тоже.
– Я тебе сообщу, если вдруг захочу тебя чаем напоить, – не залезая за словом в карман, Училка с легкостью осадила Рыжего, – а пока с тебя и смолы хватит.
– На том и порешим! – подытожил спор Рыжий и обратил свой злобный взор в сторону Ани.
– Ты же с детства высоты боялась? Ты же плавать чуть лучше топора только в пятнадцать научилась! Чего тебя на мост понесло?! Зря я, что ли, старался с предостережениями?
– Да уж! Ты – мастер подсказок! – продолжала подкалывать Училка, не отрываясь от работы. – Ты бы еще пуканье наслал на тех, кто газом удушиться вздумал! Не жизнь, а прям шарада какая-то!
– А что прикажешь мне следовало сделать, мисс прямота? – парировал Рыжий, – аки ангел белокрылый, подхватить ее, прыгунью, прямо в полете? Так я не из того племени, чтобы чудеса посреди ясного неба творить!
– Рогами бы подцепил! – не унималась Училка.
– А багорик, думаешь, так просто у рыбачка завелся?
Пока велся спор, Аня пробовала хоть как-то привести себя в порядок. Ей даже удалось усмирить дрожь и как-то успокоиться, но… Но события развивались слишком стремительно, не давая свежепреставившейся ни вздохнуть, ни опомниться. В голове назойливо вертелось: «Что со мной будет?».
– Я, будь я на твоем месте, – Рыжий поморщился, словно проглотил горсть прелых семечек, – озаботился бы вопросом: «Что было?».
«Что было? А что-то было?» – подумала Аня, пытаясь понять смысл сказанного.
Рыжий неспешно взял толстую папку со стойки, за которой сидела Училка. «Мое досье?» – предположила Аня.
– Твое, – ответил Рыжий, который, видимо, без труда читал все мысли Ани.
Училка грустно взглянула на Аню и как-то нехорошо повела головой, словно давая той понять, что дальше ее ждет что-то плохое, похлеще прежнего.
Рыжий раскрыл папку, обнажив какие-то пыльные страницы. Пыль была странной, совсем не похожей на ту, с которой иногда приходилось бороться Ане. И то, по наставлению матери. Пыль была разноцветной, будто блестки. Она игриво переливалась в нежно-молочном свете коридора.
Рыжий картинно вдохнул и, что было духу, сдул всю пыль со страниц прямо Ане в лицо. Блестящее облачко пыли-блесток облепило Аню с головы до пят. И откуда ее столько взялось?! Пыль, словно дрессированная, послушно повисла в воздухе вокруг Ани, не смея ни на секунду покинуть свою хозяйку. Стало резать в глазах и кружиться в голове. Сквозь блеск пылинок стали появляться какие-то образы, живые картинки и обрывки чего-то, что нельзя было назвать ни мыслью, ни воспоминанием, ни эмоцией. «Что-то».
«Тропический лес. Какое-то племя полуголых мужчин и женщин. Темноволосая, приземистая туземка, хорошо беременная по виду… Я?» – увиденный образ показался Ане незнакомым, но где-то в глубине подсознания возникло стойкое чувство, будто она смотрится в зеркало. «Маленькая девочка. Очень маленькая, еще так неуверенно бегает. Дочь? Моя дочь?!». Аня на мгновение расчувствовалась, едва не до слез. «Муж. Он есть? Есть. Или нет? Погиб? Отверженная? За что?!». Живые картинки из того самого «что-то» начали выстраивать в стройный ряд, позволяя понять суть происходившего. Или происходящего? В общем-то не важно. Важно, что стройность картинок, как и стройность мыслей, позволяли Ане приблизиться к какой-то загадке, которую ей, по-видимому, предстояло разгадать.