СинтеZ

– Но он же твой напарник. Нет, ты не сделаешь этого.

Она, глядя на Спектру, нервно улыбалась и мотала головой в знак отрицания. Попытки суетливо придумать, как заполучить Миронова живым, терпели провал.

– Я это как-нибудь переживу. А ты сможешь? – наставница была убедительна, и жестокость в глазах наглядно подтверждала сказанное.

– Пусть уходят, – с раздражением обратилась Тина к медикам, и они моментально опустили оружие.

Она указала Спектре на выход из пещеры и отошла с дороги.

Наставница попятилась на улицу, рукой придерживая Каила за плечо. Оказавшись вне зоны поражения, она убрала пистолет от его головы.

– Любимый, возвращайся, если передумаешь. Я буду ждать на нашем месте, – Тина верила, что рано или поздно он придёт.

Желание узнать правду сильнее других чувств.

Она была готова ждать вечность – без Каила существование не имело смысла. Когда Миронова забрали люди рабовладельца Джерада, Тина не смирилась и пять лет искала любимого, а, когда наконец нашла, оказалось, что он её давно забыл. Это сломило. Она ради Каила пожертвовала душой, запачкала руки кровью и стала одной из чёрных медиков, которых раньше презирала. Ей пришлось торговать телом – единственным, что на тот момент могла предложить в качестве оплаты за информацию. Ради парня она сошла с ума. Он же выбрал ту, которая его не ценила.

Каил ничего не ответил. Он не собирался возвращаться, даже если иного способа узнать правду не подвернётся. Тина сама виновата в его равнодушии.

Спустя столько лет, Миронов так и не сказал бывшей, что добровольно согласился поехать на шахты Джерада. Он не мог оставаться рядом с ней, узнав об измене. Тина утверждала, что спала с богатым мужиком, потому что отец нуждался в дорогостоящих лекарствах. Каил всё понял и простил, но трепетная любовь сменилась на глубочайшее равнодушие. В девушке погиб ангел, которого он лелеял. Она вмиг стала совершенно чужой.

Любовь к Тине пришла в двенадцатилетнем возрасте, а в четырнадцать девушка ответила на чувства. Миронов был у неё первым, но далеко не последним. Впрочем, как и она у него.

После Тины он не начинал серьёзные отношения. Был период, когда он жил словно в тумане, не запоминая имён и лиц партнёрш. Дни проходили бессмысленно-незаметно, но вот ему двадцать, и он воскрес благодаря Спектре. Как раз в тот момент, когда меньше всего ожидал.

Каил и наставница вышли на улицу, ощутив дыхание студёного ветра на коже. Со склона виднелась чуждая колония номер двадцать девять, к которой вела поросшая тропа. Оставалось немного – тридцать минут через хвойный лес, и можно насладиться теплом трактира. Спектра надеялась, что медики окажутся рассудительными и не станут преследовать.

– Здорово вы придумали. Я уж решил, что снова окажусь в плену у Тины. Вы же не выстрелили в меня, если бы пистолет был заряжен?

Миронов улыбался, считая ответ очевидным, но молчание и серьёзный взгляд наставницы заставили усомниться. Он не хотел видеть в Спектре монстра. Не могла же она выстрелить! Или могла…

– Если бы пистолет был заряжен, то я бы прикончила Тину. Убивать тебя – бестолковая трата пуль.

Спектра увидела, что он заволновался, когда пошла речь про убийство Тины. Наставницу раздражало особое отношение Каила к бывшей, будто он её до сих пор любил.

Миронов не хотел, чтобы Тина пострадала. Он чувствовал себя виноватым за негативные изменения в ней. У каждого чудовища есть создатель. Если бы он пять лет назад не ушёл – бывшая не скатилась бы на дно.

Несмотря на отрицание Спектры, Каил не мог избавиться от ощущения, что за любую ошибку наставница не побрезгует пустить ему пулю в голову. Даже враги так не устрашали, как Спектра. От них он знал, что ждать, а наставница оставалась книгой за семью печатями. Как бы он к ней ни подступался – она отторгала, словно инородное тело.

21 декабря. Закат

Дорога в колонию выдалась спокойной. Чёрные медики не преследовали. Каил думал о надписях в храме, а Спектра размышляла о насущных проблемах. Она жалела, что перед выездом в колонию не поставила на себя жучок. Тогда бы люди из «Синтеза» давно прилетели за ней.

Добраться до Эдемиона не было проблемой. Наставница беспокоилась, что для пропуска будет мало ошейника с личными данными. Колонисты не один раз подделывали информацию, чтобы проникнуть в город, и охрана была начеку. Если у стражи возникало малейшее подозрение на фальсификацию, то грозило либо до конца жизни киснуть в тюрьме, либо схлопотать пулю в лоб.

Улицы двадцать девятой колонии ничем не отличались от двадцать восьмой, выходцем из которой был Каил. Всё те же покосившиеся домишки из камня с крохотными окнами и глубокими трещинами. Всё те же люди с мутными глазами, снующие, как крысы по грязным улицам в поисках съестных отходов. Всё то же чёрное небо, скорбно нависшее над падшими душами.

Запах гнили, исходивший то ли от кучи мусора, то ли от сердец людей, нахально резал нюх. Стая насекомых роилась над лужами и раздражала слух беспрестанным жужжанием. Из подворотни слышался истеричный плач ребёнка. Младенец, истощённый голодом, сидел на руках у женщины в лохмотьях. Мать походила на живого скелета: иссохшая бледно-серая кожа, усеянная гнойными нарывами, прилипла к костям, а глаза выглядели несоразмерно большими и выпученными в сравнении с впалыми щеками.

Она не реагировала на плач ребёнка, словно её душа покинула тело. Дитя, замотанное в рваную тряпку, тоже выглядело как полутруп – оспа не пощадила даже невинную душу. Им нельзя было помочь. Оставалось наблюдать, как из-за безразличия правительства погибают два существа. Не первые и не последние.

Глядя на них, Спектра в который раз убедилась, что нельзя «приводить» детей в жестокий мир и обрекать на фатальные страдания. Своего ребёнка она никогда не хотела, да и хорошая мать из неё бы не вышла. Война заменила ей всё, чему люди придавали колоссальное значение.

На дороге встретился пошарпанный указатель, уведомляющий, что через двести метров находится трактир «Гарцующий лось». По одному названию можно понять, что местечко захудалое, но Спектра готова была принять его за пятизвёздочный отель, если внутри имелся хотя бы холодный душ.

Трактир и вправду оказался грошовым. Из двухэтажной деревянной постройки с поломанной и болтающейся на последнем гвозде вывеской раздавался гогот. На улицу доносился смрад дешёвого алкоголя, который по вкусу напоминал отраву, хотя даже она пахла лучше. Зайдя внутрь, Спектра первым делом наткнулась на крысу. Животное с мерзким писком поедало кусок чёрствого хлеба, который в честном бою отобрала у тараканов.

Контингент был под стать местечку. Пьяные в хлам мужланы хриплым голосом завывали песни, слова которых не разобрать. Один их краснолицый товарищ уже валялся под скамьёй и спал как младенец, окатывая трактир нечеловеческим храпом. Даже икона на стене покосилась от жалкого зрелища.

Взгляд мужланов сразу обратился на Спектру, как на единственную женщину за последние сто лет, рискнувшую зайти сюда. Наставница пропустила мимо ушей вульгарные словечки, брошенные в её адрес, и прошла за барную стойку.

– Вы ничего не перепутали? – хозяин трактира усмехнулся, обращаясь к Спектре.

Владелец выглядел опрятно по сравнению с посетителями, хотя в его чёрной кудрявой бороде могло укрыться семейство мексиканцев из десяти человек.

– Мне нужны две комнаты до утра, – Спектра не теряла времени в отличие от Каила, который решил завести новые знакомства с дровосеками.

Она искоса поглядывала на него, дабы убедиться, что он не ввязался в очередную неприятность. С его мастерством находить проблемы было удивительно, что он дожил до двадцати лет.

– Дамочка, вам лучше здесь не оставаться. На вас засматриваются мужики, а они уже и не помнят, когда последний раз были с женщиной. Поберегите себя.

Он настолько тщательно протирал стакан краем фартука, будто хотел расщепить его на множество осколков.

Наставница подумала, что мужчинам следует поберечь себя. Её раздражали похотливые взгляды от чужих людей, а действия и подавно. Она за себя не отвечала, если дровосеки посмеют распустить руки.