Злоба

Мозг подкинул вчерашнюю мысль, над которой я долго думал, перед тем, как заснуть: надо себя проявить, быстро разобраться в ситуации и не доставлять лишних проблем. Поднявшись, я понял, что один такой резвый. Ну ещё братья, что тоже быстро встали... Остальные же, не смотря на крики и угрозы, еле ворочались и старший не просто так орал на них.

В итоге дошло до пинков и затрещин. Он без лишних церемоний бил людей ногами, орал на них и поднимал силой. Я от такого зрелища опешил, не зная, что и думать. Разумом я готов допустить, что людей на уровне апатии именно так поднимать и надо, потому что иначе они до своей смерти лежать тут будут, но... Это как-то бесчеловечно.

Видя такую жестокость, подумал, что старший — тот ещё садист. Но первое впечатление быстро изменилось. Он не только поднимал людей, но и заставлял их делать зарядку, а потом съесть пайки. Мне тоже один выдали. Может он и любит издеваться над людьми, но хотя бы старается им помочь.

— Если бодрый, то включайся, — сказал он мне, проходя между лежаков.

Чем я и занялся, стараясь подавать пример. Что на этот счет говорили в Эдеме? Я вроде чувствовал себя бодро, но это физически, скорее из-за опасения облажаться и помереть, чем моего реального состояния. Мысли и разум сковывала апатия и страх перед будущим. Вспоминать было трудно. Но кое-что припомнил. Лекции по социальному влиянию. Если группа заражена злостью, страхом или любой другой выраженной эмоцией, то человек, находясь изначально в спокойном состояние, попадая в эту группу, с большим шансом станет таким же, как и они. Достаточно взглянуть на царящую здесь апатию, чтобы понять, какая участь меня ждет, если не начну шевелиться, идти против общего потока и укреплять себя.

Поэтому прыгал и крутил я руками с удвоенной силой, заставляя кровь бежать по венам, а сердце биться. Это один из самых простых способов, как привести себя в чувство.

Как закончили с разминкой и едой, старший выгнал всех на улицу и повел... куда-то. Я глядел во все глаза, стараясь заранее понять, что нас ждет. Люди чуть оживились, но не то, чтобы сильно. А фразы, полный безнадеги, что сегодня опять на зачистку идти — оптимизма не добавляли. Не говорят так о любимой работе.

По пути мы встретили и другие отряды, до боли похожие на нас. Разве что эмоции иные преобладали. От одной из встречных групп прямо фонило страхом и рабы злости, что их окружали, непрерывно орали и угрожали, что если те разбегутся, их ждёт кара.

Кажется, я уже говорил, что это место нравится мне всё меньше и меньше?

Прошли по кольцевой, повернули в сторону от города, углубились в боковые туннели. Опять эти узкие щели, с минимумом освещения. Больше всего я опасался потеряться, потому что как и в прошлый раз, через пару минут потерял направление.

Дорога вышла запутанной. Спустились вниз по лестнице... Ну как лестнице... Прутья, вбитые в камень, что вели из одной пещеры в другую. Удобства никакого, падать вниз метров десять. Дальше по ещё одному туннелю, что плавно поднимался наверх. Сколько ответвлений на нашем пути встретилось — не сосчитать. Я и до этого догадывался, что внешняя часть города не ограничивается кольцевыми улицами, но теперь убедился, что сеть туннелей тянется на многие сотни метров во все стороны.

Запах сырости и затхлости сопровождал нас всю дорогу, даже не смотря на то, что здесь работала вентиляция. Я постоянно кожей ощущал потоки воздуха, довольно прохладного. Различных шумов тоже хватало. Я слышал, как где-то недалеко работают машины, как что-то тарахтит... Неладное начал подозревать, когда появился запах нечистот. И судя по тому, что с каждым шагом он усиливался, мы топали к его источнику.

Дорога закончилась в небольшом ангаре. Одном из нескольких. Другие группы ушли в соседние, а нас завели в самый крайний. Внутри нашелся шланг, торчащий из стены, десятки защитных костюмов и... лопаты.

— Одеваемся, дети подземелий! — рявкнул старший, — Костюмы надели, проверили друг друга, взяли лопаты и вперед! Что делать вы знаете! Новички! Вас это тоже касается!

На этом инструктаж закончился...

***

Защитное снаряжение состояло из облегающего костюма с капюшоном, резиновых сапог, маски респиратора и очков. Ах да, ещё перчатки, которые одним своим видом вызывали омерзение. Как и всё остальное... Одежда буквально сочились запахом дерьма, пропитались им до самых мелких молекул. И это надо надеть?

Не знаю, как я в тот момент заставил себя это сделать. Альтернатива была хуже — идти обратно одному. Через все эти проходы, повороты, перепады высот... Да и решись я, не факт, что меня бы отпустили.

— На выход! — крикнул старший, — Если не выполним норму, то останемся без еды! Старайтесь и может удасться получить бонус!

Сказано было так, что сразу понятно: он и сам не верит в свои слова, а подбадривает людей скорее по давней привычке.

Не прошло и двух минут, как парень вытолкал всех нас наружу. Помещение заканчивалось массивной дверью, через которую и вышли. Старший крутанул ручку, глянул, что с той стороны, после чего стал выталкивать и нас. Буквально заталкивать, то есть зашел за спины и подталкивал самых медлительных.

И почему я родился в мире, где с людьми обращаются, как со скотом?

Первое, что увидел, выйдя наружу — массивные трубы. Пяти человек не хватит, чтобы обхватить одну из. А здесь таких десяток, не меньше. Нашлись и мелкие трубы. Чем больше вглядывался, тем больше их подмечал.

Когда все люди выбрались наружу, старшой погнал дальше, где нас ждал фронт работ... Здесь трубы шли горизонтально и почему-то часть из них оказалась разорвана. Их явно не раз восстанавливали, но... Щели остались, и часть дерьма прорывалась наружу. Перед небольшим таким озером нечистом мы и остановились. Небольшим — это если сравнивать с настоящими озерами. А так здесь легко утонуть и сухим не получится перебраться на другую сторону. Дерьма так много, что даже встань мы кругом, то не сможем его полностью окружить.

— Чего встали? Налетай! — крикнул старшой.

Слышно его было едва-едва. Гул стоял высокий, по трубам постоянно что-то проносилось. Что от нас требуется, догадаться не сложно. Черпай лопатой дерьмо и закидывай в большое отверстие, что находилось здесь же, совсем недалеко.

Омерзение сменилось отчаянием и безысходностью. Нет, не сменилось... Дополнилось. Не смотря на все испытания, что выпали ранее, я никогда не чувствовал себя настолько беспомощным, сломленным, обиженным на судьбу за то, что привела меня сюда, черпать дерьмо!

Мои предки и святые смеются надо мной в этот момент! Какое же унижение...

Но крики старшего и то, что остальные принялись за работу, сподвигли меня присоединиться. Зачерпнуть, протащить дерьмо до места сброса, перевернуть лопату, повторить. Старший работал наравне с остальными, не забывая покрикивать, чтобы люди не ленились.

На двадцатом заходе мои руки налились свинцом. На тридцатом я чуть не поскользнулся. Когда люди таскали дерьмо, то часть проливалась с лопат нам под ноги. Скользкая срань прямо из жопы... Какая же ирония.

Ещё через пару десятков заходов заболели плечи. Вскоре к ним присоединилась спина и ноги. Спустя неизвестно сколько времени, я больше ни о чем не мог думать, кроме как механически двигаться, выполняя одну и ту же задачу.

Сознание угасло, скрестившись до одной цели — надо черпать это проклятое дерьмо и закидывать его в дыру.

Отдыха не было. Человеку давали отдохнуть только после того, как он падал от усталости. Да и то, перед этим старшина несколько раз покрикивал на него, угрожая, что это лишит их всех бонусов.

Иногда в этом состояние оцепенения, у меня проскальзывали дельные мысли... Дельные — громко сказано, но на фоне общей апатии, любым крупицам будешь радоваться. Как происходит подсчет работ? Кто выставляет оценки? Как определяется, мало мы поработали или перевыполнили план?

Отгадка нашлась в конце «рабочего» дня. Хотя я не чувствовал себя работником... скорее рабом. Отец рассказывал, что в древности существовала такая форма социального устройства, когда одни люди принадлежали другим. Их подчиняли с помощью кнутов, но за столетия истории человечество продвинулось в вопросе контроля, придумав экономику, бесконечное потребление, а потом и виртуальные миры. До этого момента я не понимал, что это значит — быть рабов. Сегодня понял. Это не иметь свободы делать то, что ты хочешь и жить так, как хочешь. Я не был рабом в том смысле, что никому не принадлежал. Да и то... Тут как посмотреть. Но я был рабом, заложником обстоятельств.