Страница 83 из 99
Она вертела в руках ножовку, пытаясь сообразить, получится ли распилить ею железку, когда в замке заскрежетал ключ. Яна отпрыгнула от двери, мгновенно набросила куртку и сунула руки в лямки рюкзака. Стремительно пробежалась по карманам — все на месте — и пригнулась, готовая к рывку. Ключ все скрежетал. Папа, сообразив наконец, что означает новый звук, выскочил из кухни, и Яна спиной почувствовала его тревожное нетерпение.
Наконец замок щелкнул, дверь распахнулась, и на пороге появился дядь Юра. Его шатало; на лице застыло напряженное, страдальческое выражение, мокрые от пота волосы липли к неестественно белому лбу. Еще и бухает, с отвращением подумала Яна, вдохнула, заранее кривясь от вони перегара, но ничего не почуяла. Это было странно, но времени думать не оставалось. Она выставила вперед плечо — оттолкнуть, выскочить на лестницу, выбежать на улицу, пока папа не спохватился, — но, заметив за спиной дядь Юры высокую женскую фигуру, вздрогнула всем телом и попятилась. Она тут же сообразила, что, кто бы ни стоял там — это не может быть теть Света, да если и она — какое Яне теперь дело, — но секундной заминки оказалось достаточно. Дядь Юра узнал ее.
— Нет, — громко сказал он, и Яна замерла. — Нет, — еще громче повторил дядь Юра и попятился, выставив растопыренные ладони. — Нет-нет-не…
Женщина толчком впихнула его в прихожую, зашла следом и захлопнула дверь. С тихим шорохом посыпались ошметки; она с легким удивлением смахнула с плеча кусок штукатурки и оглядела развороченную стену. Сказала, дернув носом:
— Ничего себе.
Дядь Юра быстро оглянулся на нее, подобрался, стиснув кулаки и по-звериному задрав верхнюю губу, и вдруг — одним прыжком одолел прихожую. От толчка Яна отлетела в сторону. Она вжалась в стену, готовая отбиваться, но дядь Юра уже вцепился в папин рукав. Глаза его лезли на лоб.
— Зачем она здесь? — завизжал он. — Почему? Ты же знаешь, что она… кто она… — его била крупная дрожь. Папа, морщась, высвободил локоть из скрюченных пальцев. Неохотно выдавил:
— Потому и… — он замялся. — Думал, дождусь тебя, там решим… — не договорив, он махнул рукой.
Лицо дядь Юры вдруг осветилось дикой радостью. Хлопнув папу по плечу, он метнулся в большую комнату, и оттуда тут же донеслось дребезжание дверок шкафа. Да что он там делает, беспокойно подумала Яна, — но папу волновало другое. Он шевельнул бровями, откашлялся.
— Анна, если не ошибаюсь? — проговорил он.
— Да задолбали вы меня с мамой путать, — буркнула Ольга.
— Пардон… — растерянно протянул Нигдеев. — В любом случае — спасибо, что привели его, но теперь… Извините, но время позднее, к тому же, как видите, — он повел рукой в сторону перепачканной Яны, — у нас тут небольшие семейные проблемы…
Яна нервно хихикнула. Ольга выпятила челюсть.
— А мне пофиг на ваши…
Договорить она не успела — из комнаты выскочил дядь Юра с увесистой связкой ключей, с размаху упал на колени перед сейфом и принялся по очереди совать ключи в замок. У Яны мгновенно пересохло в горле. Она бросила панический взгляд на Ольгу — та наблюдала с брезгливым любопытством. Для нее это всего лишь высокий железный ящик, сообразила Яна. Загнанно оглядела прихожую в поисках чего-нибудь увесистого.
— Ты правильно решил, Санек, — горячечно забормотал дядь Юра под звяканье. — Ты… мы сейчас с ней разберемся. И вторая тоже, вторая такая же, ты им, главное, уйти не дай, а потом пацана найдем… Да который же, сколько их у тебя…
Очередной ключ ловко скользнул в скважину; дядь Юра оскалился, и тут Нигдеев очнулся.
— Ты что творишь?! — заорал он. Рванул дядь Юру за ворот, отшвыривая от сейфа. Сидя на полу, тот уставился на Нигдеева с детским изумлением.
— А как? — спросил он.
— Что — как? — хриплым шепотом переспросил Нигдеев, и дядь Юра хитро заулыбался.
— Правильно, слишком шумно. Я думал, тебе так легче будет, не сообразил сразу… — его рука скользнула во внутренний карман куртки. — Эту первой, она дерется, — деловито сказал он. — Свою подержи пока…
Он плавно, почти изящно поднялся на ноги, и желтое пятно лампочки заплавало в лезвии охотничьего ножа, тусклом от засохшей крови. Длинная обувная ложка в руке Яны со свистом рассекла воздух и ребром обрушилась на дядь Юрино плечо; ткань куртки разошлась, выворачивая синтепоновое нутро. Дядь Юра завопил, и нож с певучим звоном упал на пол.
— Ты что делаешь? — заорал папа, выдирая у Яны вновь занесенную ложку. Тяжелая ладонь обрушилась на затылок; голова мотнулась, лязгнули зубы, и череп заполнился гулом, сквозь который багрово наливалась, раскалялась до невыносимости боль в прикушенном языке. Сквозь застилающую глаза темноту Яна увидела, как дядь Юра нырнул, подбирая нож, и скользнул к Ольге, зажатой в тесном пространстве у двери. Взвизгнув, та лягнула его, как взбесившуюся крысу. Дядь Юра откачнулся и снова двинулся на нее, высоко занеся нож.
— Что… — тонким голосом выговорил папа и бросился к нему; схватил сзади за локти. — Ты чего…
— Не мешай, — пробормотал дядь Юра и отмахнулся. Забытый в его кулаке нож поплыл сквозь желтый, твердый, как халцедон, воздух, метя кончиком в папин бок. Медленно. Неторопливо. Со слепой, непоколебимой уверенностью. Так не должно быть, успела подумать Яна. Он тут непричем, это все не про него, как же так…
Она просунулась в пахнущую потом и луком тесноту, уперлась одной рукой в синтепоновую спину, другой — в костлявую грудь. Что-то чиркнуло по бедру — не больно, но противно, как раз по шраму, так мерзко и страшно, что захотелось завыть. Яна впечаталась в стену.
— Совсем охренел! — папа заломил дядь Юрину руку. Нож упал, и Яна, качнувшись вперед, отшвырнула его ногой под столик. Дядь Юра уперся носом в колени; папа удерживал его за вывернутое запястье, дрожа от напряжения, и его глаза и брови казались белыми на побагровевшем лице. С неимоверным усилием он швырнул дядь Юру на пол и уперся коленом в позвоночник.
— Идиот, — с болью, от которой перехватывало горло, выговорил он. — Что же ты натворил, придурок несчастный…
…Филька почти сразу уходит, пробормотав что-то про бабушку, а Яна играет в ножички, пока теть Аня не загоняет Ольгу ужинать. Только тогда Яна идет домой. Она не знает, сколько времени и вернулись ли папа с теть Светой с работы, да это и не важно. Запястье ноет от тысячи бросков. Коленки гудят от ползанья на корточках. Она так и не сказала Ольге, что Пионер приходил к папе, и тот теперь думает, что это она… Она побоялась. Побоялась, что Ольга вскинет подбородок, дернет носом и окинет ее задумчивым, прикидывающим возможности взглядом.
Яна идет как можно медленнее, но все-таки вскоре оказывается в своем дворе. В своем подъезде. Она долго стоит под дверью квартиры, засунув руку за пазуху и сжимая в кулаке ключ, не в силах решиться снять его с шеи и всунуть в замочную скважину. Невозможно ни вернуться домой, ни уйти. Она стоит, пока на пятом этаже не хлопает дверь. По лестнице рассыпается счастливое тявканье. Слышен дробный стук коготков и следом — быстрые, бодрые шаги.
У Яны только несколько секунд, чтобы заскочить в квартиру или выбежать из подъезда. Нельзя, чтобы ее здесь увидели. Нельзя, чтобы кто-то догадался, что она боится идти домой. Это все равно что наябедничать.
Белая лайка с тугим хвостом-баранкой и улыбкой во всю пасть мимоходом тычется мокрым носом в Янину ладонь и уносится вниз по лестнице. Уже различимо глухое шипение, в котором угадывается мелодия «Танца троллей»: хозяин лайки насвистывает уголком губ. Ключ входит в скважину плавно и ловко, как по маслу, и заедающий замок открывается с легчайшим щелчком. Яна проскальзывает в квартиру, беззвучно закрывает дверь и приваливается к ней спиной. Перед закрытыми глазами плывут черно-красные пятна, и сердце бухает в груди тяжело, как гиря.
Замок защелкивается с оглушительным треском. Раздраженные голоса на кухне замолкают. Яна стоит в коридоре, вдыхая запахи табачного дыма, жареного лука, горячего смальца и еще странный, незнакомый запашок, который кажется съедобным, почти вкусным, — и в то же время отвратительно похож на запах застарелого пота. Из кухни никто не выходит, и она рискует пройти вглубь квартиры. Переодеться. Вымыть руки. Мимолетный взгляд на вешалку: ремень висит на месте, почти незаметный среди полотенец. Это ничего не значит — ей могут велеть принести его или саму оттащить в ванную — но пока, похоже, пороть не собираются. Минут двадцать она сидит на унитазе, болтая ногами, со старым номером «Вокруг света» на коленках, но не может прочесть ни строчки, поглощенная попытками разобрать ледяные реплики теть Светы. В конце концов становится ясно, что время истекло. Прятаться больше нельзя, и лучше не досиживать до момента, когда папе или теть Свете понадобится в туалет.