Страница 81 из 99
— Еще чего не хватало, — хмурится мама. — Брось, успеешь еще наработаться…
Ольга уперто мотает головой, и мама вздыхает. Ее глаза сами собой соскальзывают на коробку из-под макарон, стоящую на подоконнике, и подбородок поджимается, покрывается дрожащей рябью. Это длится всего мгновение — но Ольга замечает. Замечает и то, что мама старается не смотреть на коробку, — но проклятая картонка притягивает ее, будто недобрым заклинанием.
— Не хочу я в художку поступать, я в медицинское пойду, как ты, — говорит Ольга. — Только мне работу надо найти.
Мама снова вздыхает — прерывисто, будто сдерживая поток воздуха.
— Может, санитаркой? — с непонятной натугой спрашивает она. — Я поговорила кое с кем, тебя возьмут…
— Ага, — осторожно кивает Ольга. Мамино смущение беспокоит ее. Хорошо, если придется горшки выносить, — а если заставят уколы ставить? Она не сможет… — А что надо будет делать? — осторожно спрашивает она.
— Да чепуха, полы мыть, справишься, — отмахивается мама с преувеличенным легкомыслием. Ольга решает не обращать на него внимания. Не может позволить себе искать подвох.
— Ага, — говорит она. — Конечно, справлюсь.
— Только придется на автобусе ездить, — небрежно добавляет мама, глядя куда-то в угол.
Несколько секунд Ольга недоумевает, зачем ездить на автобусе, если от дома до больницы идти минут десять, — наверное, столько же, сколько до ближайшей остановки. Потом до нее доходит, что в городе — а вернее, за городом, у самого аэропорта — есть еще одна больница.
— Тебя переведут, как только у нас место появится, — тихо обещает мама, и Ольга с противоестественной бодростью отвечает:
— Ага. Да ладно, не так уж далеко ездить. Подумаешь, автобус…
В конце концов он устал грозить и упрашивать, и теперь, лежа на боку, молча смотрел сквозь зарешеченное окно на низкое небо и верхушку ольхи, изогнутую на ветру. От лета, щедро обещанного с утра, не осталось и следа. Краски начинали выцветать; до настоящих сумерек было еще далеко, но серые нити уже вкрадчиво заползали на кухню — незримые щупальца будущей темноты, отвратительный намек на интимность. Передернувшись, Ольга встала — так резко, что Полинка вздрогнула и испуганно вздернула голову. Ольга хлопнула ладонью по выключателю, и щупальца отпрянули — но не убрались, притаились по углам. Дядя Юра зажмурился и повернулся на спину.
— Хоть бы шторки задернула, — проворчал он. — Или нравится красоваться?
Ольга раздраженно дернула плечом.
— Не понимаю, как вас вообще выписали, — сказала она. — Вы же отмороженный на всю голову.
— А я сбежал, — невыразительно проговорил дядя Юра.
— Но…
— Да не из дурдома. От него. — Дядя Юра смотрел сквозь потолок — и Ольга не хотела знать, куда. На резиновой маске его лица шевелились только губы. Ольга втянула сквозь зубы вдруг ставший очень холодным воздух. Хотела сказать, чтобы он заткнулся, — но только прижала руку ко рту. — Он… отвлекся, — сказал дядь Юра. Полинка вдруг резко выпрямилась на своем стуле, вытянулась в струну, и ее загар стал зеленоватым. Ольга вспомнила, как всего пару часов назад разъяренно совала в лицо дочери Библию, и ей захотелось то ли провалиться от стыда, то ли истерически расхохотаться. — Только теперь он меня ищет, — забормотал дядь Юра. — А я его узнать не могу, он оборачивается, смотришь — вроде нормальный пацан, а то и девчонка, а может, это он. Мне его первым найти надо, иначе… опять… — он конвульсивно повернулся набок, поджал колени к груди. — Не хочу, не могу туда опять…
Он дернул головой. Взгляд скользнул по оконному стеклу, и глаза дяди Юры полезли из орбит.
— Смотрит на меня! — взвизгнул он. — Смотрит! Ты, сука, нарочно, ты с ним сговорилась шторки не задергивать, чтоб он меня нашел! Убериииии…
Ольга, задохнувшись, ринулась к окну, перепрыгнув через сучащего ногами дядю Юру. Дернула занавеску, оборвав пару колечек. Мельком увидела в стекле — себя, только себя, он же полный псих, ничего там нет и быть не может, кроме отражений, а под окном полукругом стояли собаки, навострив уши и напряженно вытянув хвосты, и когда они увидели ее, хвосты дружно качнулись, уши вытянулись, готовые ловить команду, и Ольга зажмурилась до боли под веками и рванула вторую штору, полностью закрывая стекло. Дядя Юра завыл; что-то металлически загремело по полу, и Ольга развернулась, присев и сжимая кулаки, готовая драться. Полинка поджала ноги, сжалась на стуле в упругий, опасный комок. Дядя Юра, не прекращая орать, бился на полу, и из его карманов сыпалось — мелочь, ручка, зернистый брусок, ключи…
Ключи.
Ольга набрала стакан воды. С холодным удовольствием пустила тонкую струйку дядь Юре на голову, и тот наконец заткнулся. Зафыркал, затыкал носом в плечо, обтирая капли. Улучив момент, Ольга нагнулась к нему коротким змеиным броском — и тут же выпрямилась, сжимая ключи в кулаке. Почувствовав движение, дядя Юра откатился в сторону и выставил перед собой обмотанные скотчем руки. Как будто боялся ее. Как будто она могла его ударить… Это само по себе было мерзко — но еще гаже было то, что на все это безобразие смотрела Полинка. Смотрела во все глаза, возбужденно подрагивая ноздрями.
— Угомонился? Полежи пока здесь, — Ольга залпом допила остатки воды, грохнула стакан на стол и крепко взяла Полинку за плечо. — Идем…
Полинка метнула на дядь Юру тревожный взгляд, и Ольга чуть подтолкнула ее к коридору:
— Идем, никуда он отсюда не денется…
Полинка послушно дошла до комнаты — но стоило Ольге прикрыть дверь, и она немедленно вывернулась, схватила ее за руку.
— Мам, а что мы с ним дальше делать будем? — свистящим шепотом спросила она. Ее распирало от любопытства. И она нисколько не сомневалась, что мама знает, что делать. Ольге захотелось провалиться сквозь землю.
— Мы — ничего, — сказала она. — Ты останешься здесь. Никуда не ходи, ясно? Никого не пускай. Запрись, — Полинка рассеянно кивала, и Ольге захотелось хорошенько ее встряхнуть. — Ты все поняла? — рявкнула она.
— Не ходить, не открывать, — равнодушной скороговоркой повторила Полинка.
— Я серьезно. Очень серьезно, понимаешь? — Ольга помолчала, решаясь. Шепнула: — Ты ведь знаешь, кто он?
Полинка наконец сосредоточилась. Розовые крылья носа напряглись, губы сжались в полоску. Она снова кивнула — вдумчиво и послушно.
— А ты? — беспокойно спросила она.
— А я…
Нервно подшмыгивая, Ольга вынула коробку с аптечкой. Заглянула в пропахшее камфорой нутро. Здесь было многое, чего держать в доме не стоило, многое, что могло бы надежно угомонить дядь Юру, но ничего из этого Ольге сейчас не годилось. Покусывая губу, она выбрала самый большой шприц. Большая бутыль физраствора стояла в шкафчике в ванной — хорошо, что не на кухне, ничего бы не вышло…
— Сиди здесь, — сказала она Полинке. — Ни в коем случае не выходи. Понятно? Ни в коем случае!
Дядя Юра успел проползти полкухни — то ли пытался сбежать, то ли просто хотел оказаться подальше от отражений, скрытых лишь ненадежной занавеской. Ольга присела над ним на корточки. В одной руке она держала ножницы; в другой — наполненный шприц.
— Знаете, я же медсестрой стала, как мама, — светским тоном сказала она и напоказ пустила из шприца тонкую струйку. — Я вас сейчас развяжу, и мы тихонько пойдем к дяде Саше. Вы же туда хотите? Там лекарства, диван… или на чем вы там спите. Пойдем не торопясь. Если вы будете орать, я сделаю вам укол. Полезете к прохожим — укол. Попытаетесь убежать… Помните, как быстро я бегаю?
А собаки бегают еще быстрее, подумала она. Собаки, которые дежурят под окном… Она почти увидела, как выходит из подъезда, подталкивая дядь Юру в спину, и собаки, отряхиваясь, вылезают из палисадника и незаметно трусят следом, растянувшись в редкую цепь.
Дядь Юра с отвращением кивнул.
— Что там у тебя? — спросил он, не отрываясь от шприца. Ольга улыбнулась, щедро показав зубы.
— Там… Хорошая вещь. Как выписались из психушки, так и обратно отъедете.