Страница 11 из 17
За неделю до окончания срока перемирия английский посланник Хью Эллиот сообщил Густаву III, что, по его сведениям, датские транспорты без сопровождения военных кораблей со дня на день доставят армии Карла Гессенского артиллерию и припасы. Так как в гавани Готенбурга есть несколько быстроходных фрегатов, нужно напасть на датчан и захватить их транспорты.
– Но я подписал с фельдмаршалом Карлом перемирие и не могу нарушить условия соглашения. Слово короля перед лицом всех монархов Европы…
– Ваше высочество, – перебил англичанин, – прочтите внимательно подготовленный мною и подписанный вами текст условий перемирия. В нем говорится о прекращении военных действий сухопутных войск… Следовательно, война на море продолжается, о чем и свидетельствует передвижение военных транспортов. И у вас есть все права на ответные действия, что никак не нарушает взятых вами на себя обязательств о прекращении огня на суше.
Густав III перечитал текст. Совершенно верно – «прекращение военных действий сухопутных войск с обеих сторон…» Черным по белому, ясно и недвусмысленно, без возможности каких-либо разночтений… И как это изящно! Точно и остроумно! Это войдет в описания военных историков!
Вскоре шведы перехватили сорок датско-норвежских транспортов. Армия фельдмаршала Карла Гессенского осталась без артиллерии и без припасов. Возмущенный кронпринц Фридрих и командующий войсками обвинили шведского короля в нарушении перемирия. Но Густав III сослался на формулировки подписанных соглашений, им строго соблюдаемых…
Теперь датчанам не имело никакого смысла оставаться под Готенбургом – без артиллерии, палаток и провизии. Легкая победа и заманчивая добыча уплыла из их рук. А проливать кровь и сражаться не щадя живота своего, чтобы русской императрице было легче устраивать ее дела, никто не собирался.
Датчанам пришлось отвести войска на свою территорию. Английский посланник Хью Эллиот уехал в Копенгаген. А король Швеции Густав III в окружении передового отряда верных далекарлийцев направился в Стокгольм. Он спас родину от нашествия датчан – ненависть к ним в сердцах шведских патриотов не угасла, несмотря на века, прошедшие со времени изгнания этих поработителей Швеции.
Он защитил и отстоял славный Готенбург, его подвиг, несомненно, войдет в историю. Он поднял на борьбу преданных своему королю далекарлийцев и они стали его надежной опорой. Он доказал всем недругам, что его не легко сломить. Теперь Англия и Пруссия помогут ему одолеть Россию.
Русские так и не смогли взять Очаков. А это значит, их силы по-прежнему скованы на юге. Дома ему противостоит дворянская оппозиция, но после всего, что он совершил, ему не страшны интриги вельмож, возомнивших себя хозяевами страны – короля поддержит верный ему народ.
Прямо с дороги Густав III отправил в столицу два указа. Первый – тайный – об аресте офицеров, поднявших мятеж в аньяльском военном лагере, предателей нужно судить, а не обсуждать с ними статьи конституции, касающиеся права короля начинать войну, ибо долг короля и его первейшая обязанность – защищать свою державу от ее врагов.
Второй указ объявлял о созыве риксдага. Теперь королю есть, что сказать собранию сословий.
II. Тяжелый год
1. Тяжелый год – тяжкие мысли
Как мысли черные к тебе придут…
1788 год. Тяжелый год, потому что високосный. Поэтому и не удалось взять Очаков. Уже начались морозы, снег выпал раньше обычного, войска нужно отводить на зимние квартиры. Но часть войск останется под стенами крепости, осада не будет снята. И в следующем году Светлейший несомненно совершит начатое – возьмет Очаков и откроет путь к Стамбулу-Константинополю.
Тем более что в результате правильного артиллерийского обстрела укрепления крепости во многих местах уже разрушены, а частые пожары уничтожили почти все продовольственные склады. К тому же, казаки захватили Березань – скалистый остров в лимане, расположенный на подходе к Очакову. Березань служила приютом остаткам турецкого флота, ее батареи не подпускали наши галеры под стены крепости…
Взятие сего неприступного оплота, прикрывавшего осажденных, весьма важно… По сути дела, Березань – часть Очакова… Не устоит в следующем году и Очаков… Тем более что и год уже будет не високосный…
А с падением Очакова все переменится…
Последнее время императрица чувствовала себя все хуже и хуже. Бессонница. Колики в груди и в боку. Боли в ногах. А тут еще с наступлением холодов схватило спину и поясницу. Марья Саввишна греет горячим песком. Говорит, что все от погоды. Ох, нет… Все от Очакова…
У Марьи Саввишны большое горе – умер брат ее. Только недавно отпустили его в отставку с сохранением полного сенаторского жалованья. Тихий, неприметный человек. Для Марьи Саввишны – единственная родная душа. Теперь у нее на всем свете осталась только она – ее хозяйка… Поплакали вместе с ней… Даже об Очакове забылось…
Очаков Светлейший возьмет, это дело поправимое… Все сие можно пережить… Пока живешь, все и переживается… Кроме смерти. Что бы брату Марьи Саввишны жить да жить в отставке, с таким-то жалованьем, и Марье Саввишне теплее бы на этом свете… Ан нет… Какой тяжелый год… Високосный… Потому-то и с Очаковым, как ни старался Светлейший, не сладилось…
И вот из московской почты: умер граф Петр Борисович Шереметев. Она справилась у Храповицкого – сколько же ему лет? Семьдесят пять… А выглядел он намного моложе… Год назад…
Да, год назад она заезжала к нему в Кусково по дороге из Крыма… Хотела удивить иностранных посланников, путешествовавших вместе с ней… И, конечно, удивила…
Обед на шестьдесят кувертов, посуда и подносы из чистого золота, необычные яства и напитки не менее дорогие, чем тарелки, отделанные бриллиантами, всю ночь – не прекращающийся фейерверк стоимостью, быть может, сотни тысяч и театральное представление…
Французский посланник граф де Сегюр был совершенно поражен, узнав, что и танцовщицы и певицы, ничем не уступающие актерам парижским, и автор пьесы, и балетмейстер, и архитектор, построивший здание театра – крепостные люди гостеприимного хозяина…
Граф Петр Борисович Шереметев – сын знаменитого полководца Петра I, первого русского фельдмаршала, получившего сей высокий чин за победу над шведами. Это он отвоевал у них балтийское побережье, Ингрию, ее шведы считали своим древним владением, хотя на самом деле это исконно русские и ижорские земли, подвластные когда-то Великому Новгороду. Их-то и тщится вернуть нелепый поборник славы короля Карла XII, жалкий фигляр, Густав III.
Царь Петр I не благоволил своему первому фельдмаршалу – тот не терпел Меншикова и отказался участвовать в суде над опальным царевичем Алексеем. Но за подвиги на полях сражений и за Полтавскую победу наградил воина не поскупившись – не было в России никого, кто честно и достойно приобрел бы больше, чем Шереметев в награду за свою верную и умелую службу.
Все эти богатства и достались его сыну, он сподобился родить его на старости лет, года за два-три до ухода из этого мира. Сын прославился не менее отца. Но не храбростью в битвах и не воинскими доблестями, а невероятным богатством и безграничной щедростью.
Жил, не впадая в пороки и излишества, но купаясь в золоте и серебре, осыпая золотом всех, кто оказывался рядом, поражая празднеством безмерного расточительства, так и не истратив и трети своих сокровищ. И вот пришел и его черед…
Ушел, как и брат Марьи Саввишны, тихий и робкий, более всего в жизни довольный тем, что, благодаря ходатайству сестры, получил отставку с сохранением за ним полного годового жалованья, тогда как других сенаторов отправляли на покой с половинным… За всю жизнь он потратил никак не больше того, сколько Шереметев за год, да что там за год, на тот прием императрицы Петр Борисович израсходовал вдвое больше… А вот теперь сравнялись…