Страница 16 из 17
Но что же ему, Уилсону, делать с Бертой? С самой первой встречи он понял, что ему потребуются невероятные усилия, чтобы начать с ней работать. Проблема заключалась в том, что он не мог заставить себя смотреть ей в лицо, настолько оно заплыло жиром. Ему были неприятны её глупое хихиканье, в которое она всеми силами пыталась вовлечь и его, и неуместные комментарии в его адрес. Он втайне надеялся, что её недостатки будут каким-то образом компенсированы её личностными особенностями – жизнерадостностью или острым умом, которые он находил в других полных женщинах. Но нет, чем лучше он узнавал её, тем более скучной и примитивной она оказывалась. Он смотрел на часы каждые пять минут, мечтая лишь об одном: побыстрее завершить этот сеанс с самой утомительной пациенткой, какую он когда-либо встречал в своей долгой практике…
– Н-да, коллега, – раздался встревоженный голос со стены. – Дело дрянь! Эта ваша Берта Харрис – случай совершенно запущенный, вызывающий у меня неуверенность, то есть склонность сомневаться в некоторых собственных выводах. Что движет ею в аномальном влечении к еде? Дело в том, Уилсон, что в основе любого мотива поведения человека лежат главным образом подавленные сексуальные желания. Нетрудно догадаться, почему доктор Рассел назначил ей медикаменты. Он глуп и некомпетентен! Но с моей помощью вы добьётесь успеха, коллега! Правда, эту тучную фрау – ваш неподъёмный крест – вам придётся тащить на плечах не менее полугода… Кстати, она случайно не расплющила ваше кресло? Я слышал отчётливый хряск. Вы проверяли? Что? Мне послышалось или вы что-то сказали? Нет? Ну ладно, как хотите. Однако, поспешу вас заверить, что не брошу вас на полпути к Голгофе, ведь необходимость в супервизорской помощи ещё никто не отменял: она чрезвычайно полезна, чтобы избежать субъективности и добиться более качественных изменений. Так вот, будь я на вашем месте, мой подход состоял бы в устранении проблемы посредством гипноза. Наша цель – помочь ей вспомнить забытую психическую травму, знаменующую собой появление описанных признаков заболевания. Если удастся обнаружить первоначальный источник – возможно, он таится в её детстве – они исчезнут… И позвольте спросить, Уилсон, какого чёрта вы, исследователь фантазий, страхов и снов, пренебрегаете кушеткой? Вам надлежит вызвать у пациентки релаксацию, а она лучше всего достигается в лежачей позиции. Не упрямьтесь, предложите толстухе соблюсти сей важный церемониал, пригласите её к расстройству и дезориентации собственного «я»… Ведь она явно что-то скрывает. Но, нам с вами, дружище, обладающим зрением и слухом, ясно, что ни один смертный не способен хранить секреты. Пусть на губах её печать молчания, нервно пляшущие пальцы красноречивее слов: тайну предательски выдаст её тело… Вы ведь слышали, как она говорила о своей матери? И ничего об отце! Поэтому не следует исключать и возможное присутствие в этом деле эдипова комплекса…
– Вам известно, профессор, я предпочитаю работать «vis-à-vis», пациенты всегда садятся напротив… Мне важно видеть их глаза…
– Что ни говорите, коллега Уилсон, но кушетку, изготовленную по всем правилам, вы всё-таки поставили. И хорошо сделали! Должна же хоть чем-то эта благочестивая келья смахивать на кабинет психоаналитика, верно?
Вскоре, через несколько минут после ухода Берты, в дверях показалась супружеская пара Тайлеров, стоявшая на грани развода. Его звали Крис, её Фрида. Ему сорок семь, он служащий «Бэнк оф Америка», ей – сорок шесть, домохозяйка. Впервые они заглянули к доктору Уилсону не более двух месяцев назад по совету ближайшей подруги Фриды – Джуди. Несмотря на обвинения в том, что Джуди лишает их возможности поскорее прекратить этот балаган, разбежаться, навсегда позабыть друг о друге, и начать новую жизнь, та продолжала настаивать, что супругам некуда спешить, и, до того, как они приступят к юридическим формальностям, связанным с разводом, «было бы замечательно хотя бы разок сходить к знаменитому доктору».
Джозеф хорошо помнил, как сперва ему позвонила Джуди, спросив, найдётся ли у него время для семейной пары. Он ответил, что больше занимается психоанализом, нежели вопросами семьи и брака. Голос звонившей, как он понял, принадлежал особе крайне настойчивой. Такие, если уж напали на нужный след, никогда так просто не отказываются от преследования. И он решил согласиться, предварительно поинтересовавшись у женщины, чего конкретно желает та семья? Хотят ли они сохранить свой брак? Или мирно, без драк и скандалов, разойтись? Потому что в обоих случаях супругам может потребоваться помощь специалиста.
«Нет-нет, доктор», – тараторил голос на том конце провода, – «ваша задача – отремонтировать брак, привести их отношения в рабочее состояние, скажем так, перезапустить механизм, реанимировать его, короче, вернуть к полноценной жизни. Вы ведь поможете, да?»
Интересно, кто ей сказал, что любые отношения можно и нужно спасти, пронеслось в голове у Джозефа в тот момент. К тому же, многие супруги обращаются за помощью слишком поздно – хотят прибегнуть к терапии тогда, когда отношения между ними уже изжили себя, чувства испарились, и уцелел один долг. Но долг не может сделать людей счастливыми, скорее наоборот.
Познакомившись с супругами лично, Уилсон понял, что оба давно созрели для разрыва, пребывая в уверенности, что не оправдали надежд друг друга, и в результате их отношения не просто зашли в тупик – они обносились, обветшали и достигли такого дна, что никакая, даже самая искусная латка их уже не восстановит.
Фрида дружила с Джуди ещё со школьной скамьи, а потом та стала главной подружкой невесты на их пышной свадьбе с Крисом. И вот теперь, будучи свидетельницей того, как на её глазах распадается семейная пара, которая когда-то, в её присутствии, давала клятву перед богом и людьми «любить и почитать друг друга в горе и в радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит их», рачительная Джуди лезла из кожи вон, чтобы любой ценой помешать этому случиться, будто от этого могла пострадать её деловая репутация. Она никогда не тратила времени зря, была человеком действия, и потому надеялась, что с помощью известного доктора дорогие ей люди сумеют исправить все косяки прошлого, забыть вред, который причинили друг другу, и, по канонам мироздания, вновь сплестись в жарких объятиях. Джуди, надо сказать, испокон веков отличалась завидным упорством, а сейчас превзошла саму себя: она была так воинственно настырна, что Фрида и Крис, сердито переглянувшись, поняли, что придётся отступить – ведь эту битву им точно не выиграть! – и, так уж и быть, решили сходить на эту «ни к чему их не обязывающую психологическую консультацию» хотя бы ради уважения к Джуди.
Чаще они приходили к Джозефу по очереди, где изливали душу и жаловались на судьбу. Но, бывало, он приглашал на сеанс сразу обоих. В таких случаях он заранее ставил впритык друг к другу два кресла и наблюдал, не захочет ли кто-либо из супругов разъединить их. Увы, так чаще всего и случалось, причём инициатором дистанцирования мог быть как Крис, так и Фрида.
Так что же произошло между супругами?
Ничего нового – классическая драматургия жизни.
Фрида сетовала на нехватку нежности со стороны мужа, жаловалась, что тот уже много лет не дарит ей цветов, не целует и не держит за руку, как это было в начале их отношений. Из-за этого в ней умерли все желания. Правда, на заре брака всё было хорошо. Но медовый месяц не мог длиться вечно. Сразу после того, как они вернулись из свадебного путешествия, «муж тут же сосредоточил всё свое внимание на единственной настоящей любви – своей треклятой работе, которая волновала его и побуждала двигаться вперед, которая для него всё!»
В такие моменты Крис обычно отмалчивался в своём кресле, сжавшись в большой комок и в очередной раз выслушивая упрёки, которые ежедневно слышал в свой адрес с той самой минуты, когда он устало переступал порог дома. Тогда он вздрагивал, как от удара током: ведь никто и никогда не говорил с ним так открыто и дерзко, как это позволяла себе делать Фрида. А потом огрызался, что не может заставить себя быть нежным в то время, когда вместо спокойного и сытного ужина он натыкается на взвинченность и постоянные придирки деспотичной жены («Она всегда разговаривает со мной с металлом в голосе. Я законченный идиот, что терплю всё это! У меня одна жизнь, а не три!»)