Наследник императора

– Каждый получит по тысячу денариев! – Заговорил громко, надрывая связки Адриан. – Но при том условии, что вы присягнёте мне на верность.

Преторианцы начали снова переговариваться. Среди них находился и Квинт.

– Поднимите руки те, кто согласен и, клянусь, – он будет щедро вознаграждён.

Через некоторое время несколько преторианцев неуверенно подняли руки вверх. Те, кто стоял радом с ними упрекнули их, хотя, впрочем, вскоре и сами стали поднимать руки. Адриан удовлетворённо улыбнулся. Почти все гвардейцы держали руки навесу. Но Квинт более не мог молчать. Он растолкал людей и выступил вперёд, поднявшись на сцену. Адриан был более чем недоволен.

– Братья! – Обратился центурион к преторианцам. Голос его был звонким и ему не приходилось надрываться в отличие от Адриана, ибо практика главнокомандующего давала о себе знать. Все разом опустили руки вниз. – Неужели вы предадите нашего императора за горсть монет? Да где это видано, чтобы на троне сидел человек не императорских кровей? Братья! Подумайте, не поступайте скоропалительно и опрометчиво, вы сейчас решаете судьбу Рима! Рима! Вы понимаете это? Власть – это не мяч, который можно передавать из рук в руки. Мы не можем решать судьбу империи при живом императоре!

– Да, но император мёртв! – Выкрикнул один из преторианцев. Квинт сразу понял, что его подкупили.

Преторианцы заговорили.

– Я денно и нощно пребываю во дворце и регулярно вижу императора! – Ответил центурион Квинт. – И точно знаю, что он жив. Да, он болен, но если мы вместо того, чтобы молиться за него садим на престол не пойми кого, то император и вправду может предстать перед богами. Мы должны поддерживать его, поддерживать духовно и верить, что он поправится. – Преторианцы замолчали. Каждый из них сейчас чувствовал свою вину и угрызение совести.

Адриан не мог более терпеть центуриона и решил от него избавиться.

– Я тоже регулярно вижусь с императором, – заговорил Адриан. – И я не хотел говорить тебе, Квинт, – Адриан обратился к центуриону. – Но император сегодня утром предстал перед богами.

Преторианцы ахнули. Квинт не был сегодня во дворце, поэтому он не мог ничего знать. Но Адриан говорил так убедительно, что Квинту невольно верилось в истинность его слов.

– Этого не может быть…– проговорил Квинт. – Я не верю! – Громко сказал он. – Мы должны сами выяснить это и пойти во дворец!

– Да! Да! Правильно! Во дворец! – Кричали преторианцы.

Адриан недовольно закатил глаза. Всё шло не по плану. Он подошёл к одному из своих слуг и проговорил шёпотом:

– Быстро отправляйся во дворец и избавься от императора.

– Но…

– Выполняй!

Раб повиновался и побежал исполнять приказ. Преторианцы же стали собирать тех людей, которые идут во дворец и вскоре начали покидать лагерь. Адриан негодовал. Квинт всё испортил. Но он знал, что после восшествия на престол первым делом казнит центуриона и наконец избавиться от него.

Преторианцы во главе с примипил центурионом Квинтом покинули корпус и направились в Палатин. Адриан решил опередить их, сев на коня, но преторианцы остановили его.

– Нет, ты пойдёшь вместе с нами, – сказал центурион.

– Да, да, а то, кто тебя знает, может ты хочешь убить императора до нашего прихода, – предположил один из преторианцев.

Остальные гвардейцы одобрительно загудели. Они поместили Адриана в середину каре и продолжили путь.

– Тебе это с рук не сойдёт, – процедил Адриан сквозь зубы, обращаясь к центуриону, но центурион не слышал его.

Сейчас Адриан молился всем богам, чтобы его раб успел убить Эмилия и он оказался прав. Ибо он не умел проигрывать, а вернее сказать – признавать поражение. Он всегда доводил всё до конца и никогда не сдавался. И сейчас, если он проиграет, то преторианцы будут ещё сильнее над ним смеяться. Советник уже подумывал о том, чтобы вырезать весь преторианский корпус и собрать новый, верный ему. Однако это были лишь мечты, мечты Адриана. Но реальны ли?

Придя во дворец, часть преторианцев осталась ждать в атриуме, а Адриан, Квинт и две дюжины гвардейцев последовали в покои императора. По пути Адриан заметил того самого раба, которого он приказал убить августа. Адриан вопросительно посмотрел на него, но тот отрицательно покачал головой. Адриан бросил ненавистный взгляд в его сторону, мысленно говоря, что он его убьёт самолично. Раб испуганно убежал. Скорее всего, бежать он будет долго и не из дворца, а из Рима.

Дойдя до покоев, центурион изумился. Двери были открыты. Адриан тоже не понимал в чём дело. Квинт вытащил меч и жестом руки приказал преторианцам ждать снаружи. Зайдя в покои, он раскрыл одеяло, накрытое на ложе и никого не обнаружил. В покоях было пусто.

– Не меня ищите? – Спросил голос императора.

Все разом обернулись назад. В коридоре стоял император, в пурпурной тоге, с золотой диадемой на голове. Волосы его были острижены в короткую стрижку и не кучерявились как раньше. Вместо бороды была щетина. Выглядел он довольно-таки молодо. Рядом с ним находился вольноотпущенник Катон и Аристон. Заметив Аристона, Адриан ещё сильнее разозлился. Он еле сдерживал себя, чтобы не броситься на юношу и не зарубить его на месте. А потом и императора, и старика Катона. После чего он отрубит голову центуриону Квинту. И станет наконец императором.

Как император выжил, советник не понимал. Все были сильно изумлены и безмолвствовали.

– Чего вы замолчали, словно медузу Горгону увидели? – Спросил император и усмехнулся. Он подошёл ближе и тогда Квинт наконец удостоверился, что видит не призрака, а настоящего императора.

– Принцепс! – Радостно воскликнул центурион. – Вы живы! Я знал, я верил! – Всегда невозмутимый центурион наконец изменился в лице и не сдержав своей радости, обнял императора, прижавшись кольчугой к его груди.

Преторианцы тоже были рады видеть здорового императора и тоже поспешили обняться с любимым августом. Эмилий любил обниматься с корпусом и всегда позволял гвардейцам прикасаться к себе. С тех пор, как Эмилий самолично убил префекта Луция, преторианцы тут же изменили своё мнение об Эмилии. Да и император стал больше времени уделять своим солдатам. Каждую неделю навещал их, дарил подарки, приносил вкусные яства. Часто его приглашали на ужин, и он с удовольствием шёл. На ужинах он рассказывал анекдоты, показывал пародии и веселил весь корпус. Он был всегда душой компании и его всегда ждали. И сейчас, когда преторианцы узнали, что их любимый император жив, их радости не было предела.

Вскоре уже весь корпус знал о выздоровлении императора и в честь этого преторианцы устроили праздник. Но август в этот раз отказался от приглашения и решил остаться во дворце. Ибо ему ещё нужно было разобраться с предателями.

Уже вечером император величественно восседал на троне в тронном зале и смотрел на провинившихся. Рядом стоял Аристон и Квинт. Посредине зала находились Урсула и Адриан. Стражники стояли рядом и сторожили преступников.

– Что всё это значит? – Начала недовольным тоном Урусла и захотела встать, но стражник быстро опустил её обратно на колени. – Да как ты смеешь так обращаться с августой, гвардеец! Отпустите меня, ибо я прикажу вас казнить!

Но преторианцы были непоколебимы.

– Квинт мне всё рассказал, – начал говорить император величественным и серьёзным тоном. – Вы хотели подкупить преторианский корпус. Спасибо Квинту, что отговорил солдат. Впрочем, преторианцы верны мне, они бы ни за что не предали меня.

Император встал с трона и подошёл к ним ближе.

– А ты, моя любимая супруга, тоже хороша. «Пора народу сообщить о кончине императора», – процитировал он слова супруги. – Я ещё не умер, а ты уже всем говоришь, что я давно предстал перед богами. Другая бы денно и нощно молилась за своего мужа, но не ты. Урсула – ты хладнокровная, бессердечная и бездушная женщина, я не ожидал этого от тебя.

– Муж мой! – Взмолилась Урсула. На глазах появились фальшивые слёзы. – Прости меня, прости. Лекари сказали, что шансов на выздоровления нет, мы все думали, что ты умрёшь. Прости меня, я виновата. Но ты даже не представляешь, как я страдала, как плакала, я даже хотела покончить с собой! – Урсула кинулась в ноги императору и начала громко рыдать. – Я думала я тебя потеряю, думала больше никогда не услышу твой прекрасный голос, не почувствую запах твоего тела и не смогу поцеловать твои прекрасные губы. Да, я виновата, что потеряла веру в чудо! Что разуверилась в богах. Но виновата ли я в том, что думала о судьбе империи? Ведь империя – это и есть ты, я думала о тебе! Я не хотела бросать её в беде. Пойми это, любовь моя.