На звук пушек

— Это мой Парлаторий[4], — неожиданно для Жоржа проговорил святой отец. — Я приор цистерцианского ордена строгого обряда. Зовут меня преподобный Бруно фон Шпигель. Но местные жители называют меня брат Бруно или отец Бруно. Я не против, ибо сегодня вся братия моего монастыря это я сам. Мой обет молчания позволяет мне говорить в отведенных для этого местах. Мне таким местом служит эта пещера.

— Благословите, преподобный, — проговорил Жорж.

При этом молодой человек был в душе немало удивлен, как собственными словами, так и тем, как в привычном жесте он скрестил руки и склонил голову. Он проделал это так же четко, как выполняется оружейный прием, отточенный многолетними тренировками.

— Что ты помнишь о себе?

— Я помню последние три дня, и ничего до этого.

– Если Господь будет милостив, то вернет тебе память, как вернулась речь.

— Я помню сон, — неожиданно для себя сказал Жорж.

— Сон?

— Да, сон. Мне снился южный город и человек, который нес крест. Верней там было много людей, но запомнился именно он.

— Ты видел во сне Христа?

— Я не знаю, отче, был ли это Христос. Я просто запомнил этот сон и этого человека.

— А когда это было помнишь? — спросил отец Бруго и тут же исправился. — Когда ты видел сон?

— Незадолго до того, как осознал себя. Я помню этот сон, потом череду каких-то неясных видений… А затем обнаружил себя на земле в овечьем загоне.

— Я увидел, как ты одним ударом черенка лопаты оглушил Гёца, — усмехнулся монах.

— Извините, кого оглушил?

— Гёц — это баран, который напал на тебя в тот день. Свое прозвище он получил за свой драчливый нрав. А ты сшиб его с ног тычком черенка. Очень надо сказать профессиональным тычком. Сразу видно опытного солдата.

— Я солдат?

— Думаю, да. Всё говорит об этом.

— И меня действительно зовут Жорж или Йорг?

— Скорей Жорж, чем Йорг. Когда ты пришел в селение, у тебя было небольшое письмецо в ладанке на шее. Вот оно.

Монах достал из шкатулки маленький пожелтевший листок и протянул Жоржу:

— Читать ты умеешь?

— Не знаю, — неуверенно проговорил Жорж.

— И не узнаешь, если не попробуешь, — усмехнулся монах.

— Милый Жорж! — прочитал молодой человек первые слова и удивленно поднял голову.

— Читай, читай!

— Милый Жорж! Известие о твоем ранении вызвало у нас тревогу, но отец Матео отписал нам, что ранение легкое и не помешает твоей воинской карьере. Софи передает тебе привет и уверения в своей неизменной симпатии.

— Вот мы и выяснили, что ты умеешь читать. Причем читать письма на французском языке, — улыбался Бруно, по всей видимости, очень довольный.

Жорж помолчал, прислушиваясь к себе, и кивнул, соглашаясь с выводом монаха. Он действительно знал французский язык и умел читать на нем, как и некоторые другие языки. Немецкий он знал наверняка.

— Я был ранен?

— И не раз. У тебя старая рана от пули на левой руке. И такой же старый шрам от ранения в голову. Скорей всего осколком бомбы, к счастью, только скользнувшего по лобной кости. И еще одна рана на голове от сильного удара каким-то острым предметом. Удивительно, как ты после такого удара жив остался. И получил ты эту рану года два или три назад.

— Значит я солдат. Я воевал. И я француз.

— Я в этом уверен. И могу даже с большой долей уверенности сказать, что ты воевал в Италии.

— В Италии?

— Совершенно верно. Лет десять назад французы там воевали. А раны от осколка и пули довольно старые. Им не менее десяти лет. А еще в письме упоминается отец Матео. Это итальянское имя. Если бы он был французом, его бы назвали отец Матье. Скорей всего, после ранения тебя оставили под присмотром монахов. При монастырях часто имеются больницы. И этот отец Матео написал твоим родным.

— А свежая рана?

— Этого не могу сказать. Может, упал со скалы. Может, напали разбойники или дезертиры. Я поначалу было подумал, что ты мог получить ранение на недавней прусско-баварской войне. Но ты пришел с юга, а не востока. И еще!

Отец Бруно сделал драматическую паузу и, привлекая внимание, поднял палец:

— У тебя французская фамилия!

— Вы знаете мою фамилию? — удивился Жорж.

— Посмотри на подпись в письме.

— М и Б, переплетенные в узор.

— Это называется «монограмма», по-французски «шифр». М, это имя. Скорей всего Мария. Б — начальная буква фамилии. Так подписаться мог только тот, кто твердо уверен, что эта монограмма хорошо известна получателю письма. И здесь настает черед твоего кольца.

— Моего кольца?

— У тебя на пальце было железное кольцо. Я забрал его, потому что железо было плохого качества и быстро ржавело. Кроме того, на нем были буквы, и я хотел их разобрать.

— И что вы прочитали? — с волнением спросил Жорж.

— Хорошо сохранились две буквы. И первая, это тоже буква Б, как и в письме!

— А остальные?

— Вторая — предположительно «М». Третья, несомненно, «Н». Получаем Бмн, или если добавить гласные — Бомон. Это распространенная французская фамилия. За Рейном есть даже несколько городков, с таким названием.

— Жорж Бомон, — произнес мужчина, прислушиваясь к себе. Имя и фамилия не вызывало в душе какого-то неприятия, скорей наоборот, было в этом сочетании что-то привычное.

— Жорж Бомон, — повторил он.

— До тех пор, пока ты не пришел в себя, — заговорил отец Бруно, — разгадка этой головоломки была для меня скорей зарядкой для ума. Не имеющей практического значения. Но теперь все изменилось. Мы знаем, как тебя зовут. Знаем, где твоя родина. Знаем некоторые моменты твоей биографии. Отталкиваясь от этого, мы можем узнать, где твой дом, где твоя семья.

«Если и есть родные, они верно думают, что я умер», — подумал Жорж. — «При упоминании семьи, я ощущаю грусть и чувство потери».

— Получить разгадку ты можешь только за Рейном, во Франции, — продолжал тем временем монах. — Если ты солдат, твои сведения должны храниться в военном ведомстве. Дело это непростое и не быстрое. Но шанс на успех поисков есть.

— Мне надо отправиться во Францию, — с неопределенной интонацией произнес Жорж, то ли утвердительно, то ли сомневаясь.

— Не сразу. Запоминай. В субботу утром, во Фрайбург на воскресный рынок староста отправляет телегу. Я напишу старосте записку. Во Фрайбурге спросишь, где кирха святого Мартина. Она недалеко от кафедрального собора. За два квартала к востоку, так что найти будет легко. Кирха сейчас перестраивается, но пусть тебя это не смущает. Спросишь у работников или служителей, где найти Лукаса Энгессера. Это главный архитектор нашей епархии. Если он не болеет, все таки возраст, то он или в кафедральном соборе или у кирхи святого Мартина. Запомнил? Лукас Энгесселер. Он давний мой знакомый, я дам тебе к нему записку. Он поможет выправить хоть какие-то документы в канцелярии епархии. Лучше иметь хотя бы церковную справку, чем вообще никакого документа, как у тебя. Если герр Энгесселер болеет, то попросишь кого-то из его помощников передать ему мою записку.

Отец Бруно пожевал губами о чем-то задумавшись, а затем произнес решившись на что-то:

— Напишу я еще и преподобному отцу Йохану Демелю, секретарю апостольского администратора во Фрайбурге. Это на случай, если герр Энгесселер будет в отъезде, или еще по какой причине отсутствовать. Если вдруг, попадешь на прием к апостольскому администратору… Это конечно, вряд ли, но не будем исключать… Запомни, что перед тем как поцеловать священное кольцо, надо стать на колена. Священное кольцо верующие целуют в начале и конце встречи с епископом. Высокопреподобный фон Кюбель пока не утвержден светскими властями в качестве епископа, но его избрание с точки зрения церкви законно и правомочно. Впрочем, тебе это знать ни к чему.

Монах опять помолчал и вновь вернулся к прежней теме. Видно, что его беспокоило, что Жорж может как то опростоволосится при гипотетической встрече с епископом:

— Что встречать епископа надо с непокрытой головой и стоя, я думаю, ты помнишь. Если он заговорит с тобой, обращаться к епископу следует «Ваше Преподобное Превосходительство, Лотар фон Кюбель, апостольский администратор Фрайбурга». Повтори!