На звук пушек

Как только лейтенант свернул разговор, солдаты снедаемые любопытством, но удерживаемые дисциплиной, тут же засыпали артиллеристов массой вопросов. Их интересовало, что слышно при штабе? Будут ли еще подкрепления? Что происходит южней, на позициях остальных корпусов?

— По поводу подкреплений — это вы при случае у маршала спросите, — ответил Бомон, не уточняя, какого именно маршала он имел в виду. — На юге… Я слышал, что корпуса прочно держат фронт. Кое-где удержали даже и передовые пункты. В этот раз Москва хоть и сгорела, но гарнизон держится. А под Лейпцигом, сколько боши народов не согнали, но пришлось им отступить.

Впрочем, шутку про Москву и Лейпциг[8] смогли оценить только лейтенант и капрал Дюпон.

Бомон отправился к своим позициям, сопровождаемый Дюпоном. А лейтенант, пребывая в хорошем настроении, стал насвистывать популярную солдатскую песенку «Мальбрук в поход собрался». Три орудия не слишком большая подмога. Но главное, в чьих руках находятся эти орудия. А этот сержант Бомон и его командир продемонстрировали, что они настоящие мастера во владении митральезами.

— Рота, слушай приказ! — прокричал лейтенант. — Хватайте лопаты, и все что их напоминает, и превращайтесь в кротов. Через пятнадцать минут чтобы все свободные участки земли превратились в окопы, где можно укрыться от осколков снарядов. Вольные стрелки, вас это не касается. Вы продолжаете наблюдение за противником.

А чтобы, чем то занять паузу перед боем и поднять дух солдат, лейтенант приказал Шарлю Сорелю, парижанину и вечному студенту, что считался лучшим певцом не только батальона, но и всего полка, спеть что-то повеселей.

Вильгельм в поход собрался.

Вернется ли назад?

Капусты обожрался,

И сдох, измучив зад.

Запел хорошо поставленным баритоном Сорель, слегка переиначив слова песни. Знакомые куплеты, тут же подхватили солдаты. Они пели хриплыми голосами, не всегда попадая в такт, зато громко и с энтузиазмом.

Его похоронили,

Где раньше был сортир.

В могилу положили

Изгаженный мундир.

Слова песни разносились над кладбищем, то и дело заглушаемые разрывами снарядов, падающих где-то за оградой.

Между тем пушечная канонада теперь раздавалась и со сторону Ронкура. Обернувшись в ту сторону, Гренье увидел как в кладбищенские ворота входит Дюпон с двумя лопатами на плечах. Тут же к сержанту подскочили наиболее бойкие солдаты и освободили его от ноши.

— Вовремя сержант нас предупредил, — сказал лейтенант подошедшему Гаспару. — Скоро саксонцы повернут и на нас.

— Тогда и пруссаки пойдут, — добавил Дюпон. — У них не останется выбора.

— Кстати, я забыл спросить Бомона, а куда они дели трофейное орудие.

— Я спросил, — усмехнулся Гаспар. — Но он ответил как то непонятно. Сказал, что это его хаудах. Знать бы еще, что это такое.

— Я знаю. Это короткоствольное ружье или пистолет очень большого калибра. В Индии охотники его используют как оружие последнего шанса, если они только ранили, а не убили тигра. Или если тигр выпрыгнет из засады.

— Значит, ко всему прочему этот Бомон еще и охотник на тигров. Странная, вам скажу, личность этот сержант-майор.

[1] В реальной истории 30 батарей, всего 180 орудий.

[2] Мольтке родился в Померании, окончил кадетский корпус в Копенгагене и служил в датской армии. Не имея перспектив сделать карьеру в Дании, перешел на службу в прусскую армию. В 1864 г Мольтке разработал план компании, в результате которого Дания потерпела сокрушительное поражение.

[3] Максима — афоризм, а так же основной принцип, которым следует руководствоваться.

[4] Исторический факт.

[5] В Лотарингии существует легенда о Гансе Троппе, рыцаре, которого Господь превратил в демона.

[6] Святой покровитель Страсбурга.

[7] устаревший термин от франц. flanquer — фланкировать, обстреливать во фланг.

[8] О ходе сражений у фермы Лейпциг и Москва (Moscou) в книге было написано ранее. Продолжая тему ферм, названных в честь наполеоновских битв, следует добавить, что к востоку от Сен-Прива находилась ферма Маренго.

Глава 17. Гвардия умирает

Франция, Лотарингия, Сен-Прива-ла-Монтань, 18 августа 1870 г

Все когда-нибудь кончается. И запасы снарядов на батареях тоже не бесконечны. Генерал Будрицкий, будучи всю жизнь профессиональным военным, хорошо знал насколько прожорлив Молох сражений. Все таки это была уже четвертая война, в которой он участвовал. Да и революция 48-го года, с уличными боями и даже штурмами городов, мало чем отличалась от настоящей войны. Разве что большим ожесточением.

Поэтому Будрицкий не удивился, когда ему сообщили, что артиллерийские повозки практически опустели. Остался лишь запас, отложенный на всякие непредвиденные случаи. Генерал вздохнул, придется отдавать приказ на штурм Сен-Прива. А ему этого не хотелось. Не потому что он испытывал страх — генералы не ходят в атаку. И не потому, что опасался поражения — противник значительно уступал ему и в численности, и в оснащении, и в подготовке. Просто он знал, что штурм, даже такой слабой позиции как Сен-Прива — это большие потери. И эти потери ему казались напрасными. Почему-то он испытывал твердое убеждение, что французские войска при любом развитии событий отступили бы. Так было и четырнадцатого числа и шестнадцатого. Будрицкий был уверен, что французский командующий точно также отдаст приказ на отход и завтра. Было ли это частью какого то хитрого плана, генерал не знал. Но был уверен, что поставленные цели — заставить французов отойти, можно было добиться и не бросая войска в атаки. Но какая слава без пролитой крови?

Корпус потерял сегодня около четырех тысяч под Сен-Мари. А там оборону держали всего два батальона при поддержке митральез. И захват Сен-Прива вряд ли обойдется меньшей ценой.

Но приказ отдан, и как орудия дадут последний залп его придется выполнять.

— Господин генерал! Саксонцы развернули дивизии для атаки Сен-Прива и Ронкура.

Это было неожиданно!

Кронпринц Альберт Саксонский был опытный солдат и талантливый полководец, что доказал в 1866 году командуя саксонской армией в войне против Пруссии. Тогда, при Садовой, Альберт заставил себя уважать. И сегодня, когда саксонский корпус все обходил, и обходил противника, и никак не мог его обойти, генерал воспринял как подтверждение того, что кронпринц, как и сам Будрицкий, считает любые потери в нынешней битве излишними.

И вдруг такой поворот!

Но вскоре появился ординарец от саксонского командующего и объяснил ситуацию. В лесу между Сен-Мари и Монтуа саксонские войска встретили неожиданные трудности в виде постоянных обстрелов. Это походило на тактику австрийских граничар, любителей устраивать засады. Но когда в лес были направлены усиленные отряды, их встретили митральезы. На дороге между Обуэ и Омекуром 48-я пехотная бригада и 1-й уланский полк имени Франца-Иосифа Австрийского попали в минную засаду и понесли потери. Французы применили какие-то новые мины, которые нельзя разминировать. Крестьяне в Омекуре сообщили, что в Монтуа есть небольшой французский пехотный заслон и не менее батареи митральез. (В этом месте сообщения Будрицкий подумал: это похоже на то, что они встретили у Сен-Мари.) Крестьяне также сообщили, что они сами слышали, будто в Мананкуре стоит какой-то крупный французский отряд, численность которого они не знают, так как сами не видели. Но, по крайней мере, никак не меньше двух или трех полков при артиллерии. Отправленные на разведку конные дозоры были уничтожены противником. Так же как передовой эскадрон Саксонского гвардейского конного полка. В этих условиях продолжать наступление на Монтуа Альберт Саксонский посчитал излишним. Выставив против Монтуа заслон, он разворачивает корпус для атаки Ронкура, а затем Сен-Прива и просит доблестных прусских гвардейцев поддержать его атаку.