Первый Император. Дебют

Выдохнув, Михаил доложил: «Господин штабс-ротмистр, господа офицеры, представляюсь по случаю присвоения очередного воинского чина! Поручик гвардии Гаврилов!». Присутствующие дружно выпили за нового поручика. И быстренько расселись за столом, закусывая, чем послал бог в лице расторопного денщика и помогавшего ему артельного пулеметчиков.

— Здравствуйте, дачники,

Здравствуйте, дачницы,

Летние манёвры уж давно начались…

Гаврилов, слегка уже осоловевший от выпитого, не заметил, откуда у Оболенского появилась в руках гитара. Первый куплет ставшей вдруг популярной в полку песни, переделанной кем-то из драгунских офицеров из инженерной «Съемки», корнет пропел соло. Но припев и второй куплет подхватили все:

— Гей, песнь моя, любимая,

Цок-цок-цок —

По улице идёт Драгунский полк.

Сапоги фасонные,

Звёздочки погонные,

По три звезды, как на лучшем коньяке… [7]

Михаил как-то незаметно для себя погрузился в полусон, полуявь, навеянные выпитой водкой. Вспомнился разговор с Государем, его неожиданные, но весьма точные вопросы. Выслушав Гаврилова, царь не упустил возможности поговорить и с нижними чинами, после чего, уходя, заметил, что он весьма рад встретить в армии столь хорошо подготовленный отряд. Слышавший эти слова штабс-ротмистр Сиверс только подмигнул прапорщику. Позднее не только он, но и остальные офицеры, и пулеметчики, и знакомые из стоящих рядом эскадронов, поздравляли Гаврилова, намекая на ждущие его награды и прочие милости от Государя. Однако в ближайшие дни ничего не произошло. А потом, за тягучими военными буднями, неустроенным бытом и боями, пусть и не столь ожесточенными, как первый, воспоминания о встрече с Императором как-то потускнели и отошли на второй план. Затем флот одержал решающую, как говорили, победу и бои вообще сошли на нет. Японцы, отрезанные от своих островов, сдаваться, однако, не спешили. Русская же армия сил для генерального боя и наступления пока не имела ни на корейском направлении, ни у Дагушаня. А подкрепления и припасы поступали по Великому Сибирскому пути слишком медленно. Как заметил кто-то из армейских остряков, Маньчжурская армия попала в ситуацию «охотника, поймавшего медведя». Того самого охотника, который медведя поймал, но отпустить-то не может, так как медведь его не пускает… В общем, Гаврилов понял, что ни Государю, ни начальникам сейчас не до какого-то прапорщика и смирился с этим. Но два дня назад на стоянке полка, отведенного, как и вся кавалерия, в резерв, появился посланец из штаба армии. И вот вчера командир полка лично поздравил Михаила с царскими наградами — анненским крестом и неожиданным производством в чин поручика…

— Не умеет молодежь пить.

— Шпак, что с него взять. А ведь этот еще из лучших.

Неожиданно донесшийся до него шепот заставил Гаврилова напрячься. Но ссориться не хотелось, тем более в такой, во всех остальных отношениях хороший день.

— Лагеря кончаются,

Парочки прощаются,

До чего короткая военная любовь…

Внезапно гитара, прощально прозвенев струнами, замолчала, песня прервалась. У входа в фанзу поднялся какой-то непонятный шум, заставив Михаила очнуться и осмотреться вокруг. У двери стояла тройка незнакомых офицеров, явно только что проделавших немалый путь на лошадях, судя по их виду.

— Извините, господа, что мы помешали вашему веселью. К сожалению, мы несколько уклонились от своего маршрута, — заговорил стоявший первым, высокий и стройный, смутно знакомый Гаврилову штабс-ротмистр.

— Ваше императорское высочество! — первым узнал вошедшего Джунковский и вскочил, своим примером заставив подняться всех.

— Входите, ваше императорское высочество, господа. Разделите наше скромное веселье, — на правах распорядителя праздника предложил фон Сиверс — Прошу….

— Вольно, господа офицеры. И без чинов, — прервал его Михаил Александрович. — Мы все боевые офицеры и устраивать китайские церемонии, тем более в боевой обстановке не стоит, — разъяснил он свою позицию, пока шел, прихрамывая к умывальнику. Быстро ополоснувшись, все трое подошли к столу и представились, оказавшись офицерами «синих» кирасир[8] Романовым, Турбиным и Вульфертом.

— Еще раз приносим свои извинения, что прервали ваше веселье, — заметил поручик Вульферт, доставая из имевшегося при нем портфеля одну за другой две бутылки шустовского.

— Право слово, мы уже думали, что придется просить ваших командиров предоставить нам проводника, только не могли сообразить в какой фанзе искать штаб, — добавил Михаил Александрович. — И решили потревожить вас. По какому поводу веселье, господа? — наконец спросил он. А узнав, что офицеры обмывают новый чин молодого волонтера, отличившегося в предыдущих боях, предложил тут же выпить за его дальнейшую карьеру. После пары тостов, выпив еще и за братство по оружию, все расслабились и веселье возобновилось с новой силой, без оглядки на чины и титулы. Сам великий князь, сидевший рядом с тезкой, дотошно расспросил Гаврилова о бое. Вообще, вопреки сложившемуся у Михаила на основе светских сплетен представлению о Михаиле Александровиче, как беззаботном великосветском шалопае, он оказался весьма грамотным офицером. Расспросив Гаврилова, он в свою очередь пояснил, что ездил в штаб с донесением о боях Лейб-Гвардии Кирасирского, государыни Марии Федоровны полка.

— И трофеи сопровождали, — искренне, как-то по-мальчишески хвастаясь внимательно слушающим собеседникам, добавил он. — Но потери понесли солидные, — тут же добавил он, деликатно поясняя, почему именно его отправил в штаб командир полка.

— А… Дело при Хуаланцзы! В конном строю ведь атаковали? — уточнил фон Сиверс. И, получив подтверждение, жестко резюмировал. — Перед лицом пулеметов конница годится лишь на то, чтобы готовить рис для пехотинцев.

— Ну, вы просто несказанно преувеличиваете, Карл Августович, — возмутился, не выдержав, Джунковский. — Конница еще себя покажет!

За столом, как всегда при большой русской пьянке в хорошей компании, разгорелся спор о работе… И не важно, что сама работа была очень специфической, а один из присутствующих — наследником престола. Он, как и все присутствующие, получил ранение на поле боя и рисковал жизнью под вражеским огнем.

Тихий океан, Токийский залив, октябрь 1902 г

Давно устаревшее судно береговой обороны «Каймон» не списывалось из боевого состава флота только из-за недостатка средств на приобретение новых кораблей. И если бы не война, наверное, был бы списан самое большее через пару лет. Но потери более совершенных кораблей и необходимость хотя бы как-нибудь обозначить охрану и оборону Токио заставили выпихнуть и эту старую калошу в море. И теперь «Каймон» болтался в непогоду у входа в залив, ожидая смены — миноносцев, загнанных в гавани предыдущим штормом. Октябрьская погода отнюдь не радовала ни командира, ни экипаж престарелого кораблика. Шторм ушел, но сменившая его промозглая туманная мгла была немногим лучше. Разве что качало поменьше, да видимость сначала упала, а потом выросла до пары кабельтов, все же туман был не столь густ. И этот туман, если подумать, делал их болтание в море бессмысленным. Никто из вменяемых капитанов не сунется в эту мразь без особой необходимости, а если и рискнет — шансов обнаружить его у наблюдателей «Каймона» немногим больше, чем у монаха, уронившего на татами рисинку, в ее поисках без света фонаря. А раз так — то и не стоит особо надрываться, решили стоящие на вахте сигнальщики. Увы, самые подготовленные и надежные матросы в первую очередь отбирались на действительно боевые корабли. А на кораблях береговой обороны служили либо новобранцы, либо самые плохо подготовленные резервисты.

Именно расслабленностью наблюдателей можно объяснить, что они обнаружили приблизившийся к ним большой военный корабль, когда он подошел почти вплотную. И не сразу подняли тревогу. Пока командир — капитан второго ранга Такахаси просыпался от стука в дверь каюты, бдительно несущие вахту расчеты крейсера «Новик» не только успели оправиться от неожиданности, но и навели орудия. На пистолетной дистанции промахнуться было практически невозможно и русские сразу вколотили в устаревший композитный[9] корвет десяток сорокасеми- и стодвадцатимиллиметровых фугасов. Взрывы, звуки которых быстро заглохли в тумане, разнесли вдребезги борт корабля. Упрямые японские артиллеристы пытались как-то отвечать своему противнику, но «Новик» уже ушел вперед, в туман, а идущий за ним корабль оказался броненосцем. Которому все, из чего смогли выстрелить по нему комендоры японского корабля было, что коню укус слепня. В ответ прилетело несколько уже шестидюймовых фугасов, и злополучный «сторож залива» быстро исчез в волнах.