Синтез

Шел десятый час вечера. «Не прийти ли мне с цветами? — думал Максим. — А с чего бы это? В знак благодарности. Нет, вдруг не так поймет… А как она поймет? Да не знаю я, как она поймет! Женщинам нравятся, когда им дарят цветы. Звезды. Как там эта было в клубе?.. Вот чёрт! Вот меня переклинило!»

Он постучал в дверь. Маргарита была у себя.

— Я хотел выразить свою благодарность, вот… — промямлил Максим. — Так это говорится… В общем, большое спасибо за то, что ты меня спасла, что… и…

Максим тяжело вздохнул и опустил голову.

— Да ну что ты! Не за что! — воскликнула Маргарита. — Это же прямая обязанность женщин — спасать и защищать мужчин, следить за ними, оберегать…

Максим стоял, как столб, глядя в пол, и силился подобрать слова.

— И ещё… Я, честно говоря, почему-то, как бы это сказать… с детства не умею просить прощения… Совершенно! В общем, я уже, в принципе, говорил это… Ну, вот ещё раз… в общем… прости меня… пожалуйста…

Маргарита строго смотрела ему в глаза. Он совсем смутился и, не найдя ничего лучшего, добавил:

— Я больше так не буду…

Маргарита не выдержала и рассмеялась.

— Признаться, мне нет никакого дела, будешь ты так или нет. Я не твоя мать.

— Просто… — Максим переминался с ноги на ногу.

Маргарита не предложила ему присесть. «Она не имеет ни малейшего желания со мной разговаривать и ждет, когда я закончу бубнить и уйду, напряженно думал Максим. — Но я не сдамся».

— Просто, Рита, — продолжил он. — Мы же всё-таки земляки, так сказать. А тут такое… в общем… давай заключим мир?

— Мир? Максим?.. Вот детский сад! — Рита снова рассмеялась. — Что ты стоишь? Присаживайся.

Максим вздохнул с облегчением и сел в кресло.

— Выпить не предлагай, — заявил Максим. — Извини… что-то… Не очень у меня получается это… шутить…

— Ага, — согласилась Рита, — так же, как и извиняться.

— Я больше не буду… тьфу ты, черт! Снова извини. — Максим определенно робел.

— Чай будешь? — предложила Рита.

— Буду! — выпалил Максим.

Они сели за стол и минут через пять, когда Максим, наконец, справился со всеми своими комплексами, приступили к обсуждению их общих проблем.

— Я, даже не знаю, можно ли это назвать проблемой, но, тем не менее… Как-то нужно во всем разобраться. Если это всё не шутка, конечно. А если и шутка, то тем более. Да, кстати… — Максим притих и осторожно проговорил: — Я решил тут остаться. — Он настороженно смотрел на Маргариту.

— Я тоже, — спокойно ответила та.

— Здорово… то есть… в общем… ну, так вот…

И Максим рассказал Рите всё, что с ним произошло с момента их разговора о встрече на Триумфальной площади. Ну, почти всё… свои как бы любовные, вернее было бы сказать, интимные, похождения он опустил. Также, он смазал рассказ о Белоснежке. По той же причине. Кроме того, он ни словом не обмолвился о том, как он побывал в полиции, и что вызволила его оттуда Жанна Роллан. Даже так — о полиции он ничего не сказал, чтобы не упоминать о Жанне Роллан.

— То есть, оторвался ты на полную катушку, — заключила Рита, — хотя… мне кажется, ты что-то не договариваешь. Чего-то не хватает…

— Да нет, вроде, ничего не упустил, — попытался защититься Максим и слегка покраснел. Ощутив это, он, не давая Рите заметить свое смущение, обратился к ней: — А что происходило тут?

— Не так безумно, конечно, но тоже кое-что было…

Маргарита рассказала Максиму всё. Ну, почти всё… опустила она разве что появление двух поклонников. Также она не упомянула о притязаниях Рената, и ни словом не обмолвилась о знакомстве с Валдисом.

— То есть, ты устроилась на работу? — восхищенно спросил Максим, — и в институт почти поступила?

— Ну, с институтом, еще не все ясно.

Действительно, весь сегодняшний день Маргарита демонстрировала свои практические навыки медицинской сестры, чем и произвела благоприятное впечатление как на дядю Сары, являющимся главным врачом больницы, так и на всех членов собранной им комиссии. В результате было решено принять её в штат в течение ближайших двух месяцев. Время было предоставлено ей для решения вопросов, связанных с поступлением в институт.

— И всё же мне кажется, ты что-то не договариваешь, — хитро вторил ей Максим.

— Ну, хорошо, — согласилась Рита. Он извлекла из тумбочки листок бумаги и произнесла: — Вот это письмо я получила на следующий же день после бала.

Максим взглянул на письмо.

— «С сего дня я преклоняюсь перед вами», — процитировал он. — Так это же я писал!

Маргарита удивленно взглянула на Максима.

— Ну, — поник Максим, — это я так…

— Неудачно пошутил, — помогла ему продолжить Рита.

Максим рассмеялся.

— А почему ты решила остаться? — спросил вдруг он.

Маргарита задумалась на мгновение и сказала:

— Мне показалось, будто жизнь мне дает шанс начать всё заново! Там всё шло не так с самого начала, — я тебе рассказывала, — но виной тому была не я, и это совсем не оправдание. Так я для себя решила. А теперь всё будет зависеть только от меня самой. Что делать, куда идти, с кем знакомиться. Что я в итоге получу. Всё это будет в моей власти. Здесь моя жизнь представляет собой чистый лист. Всё, что необходимо, как я считаю, я возьму из той жизни и начну здесь новую. Только новизна будет заключаться не во мне лично, а в окружении, и в том, как я буду принимать его влияние на себя.

— Оно будет влиять? — спросил Максим, стараясь уловить мысль Риты.

— Конечно, — хитро сказала Рита, — только я установлю нужный фильтр. Отныне я намерена поступать так. Смерть матери, отец с его новой семьей… всё остальное… — Рита задумалась. — Это предательство, которое стало для меня последней каплей… да, мне кажется, эта было последней каплей, сыгравшей решающую роль. Не понимаю, как это произошло, как это происходит… Может, потому, что я сама хотела, чтобы так произошло. Чтобы покинуть тот мир, ту жизнь… а ты почему решил остаться?

— Ну, тут я не оригинален, — начал Максим. — Хоть у меня ничего подобного не было, — не было последней капли. Похоже, вся моя жизнь была последней каплей. — Максим ухмыльнулся. — Мое существование протекало мерно, вернее было бы сказать, вяло, тускло, как в тумане… как в болоте. Оно могло изредка нарушаться разве что внешними раздражителями или моими увлечениями, свидетелем которых ты недавно была. Меня там ничего не держало. Какой-либо привязанностью я не был обременен. Так уж сложилось, что родственные узы меня не сильно держат. Друзья повзрослели и обзавелись семьями, или нашли свое дело и разлетелись… как песни. Своей семьи у меня нет, обозримых перспектив тоже не было видно, да я и не стремился к этому, поскольку не знал, к чему нужно стремиться. Своего дела, своего пути я так и не нашел. И себя я в этой жизни не нашел… в той жизни… в общем… ничего у меня не было…

— Чистосердечно, — улыбаясь, прокомментировала Рита. — А как же так? Ты же ведь работал где-то, наверняка?

— Что значит работать? Продавать себя ради хлеба насущного? Это не работа, это средство выживания. Тоска! Страшная тоска. Выживать? Для чего? Знаешь, в Советском Союзе была хорошая задумка. Может, рассчитана она была и на что-то другое, но тем не менее она была. Был идеал, у страны была цель — коммунизм, светлое будущее, и эта общая цель страны была индивидуальной целью каждого. То есть, если своей цели у тебя нет — вот тебе общая, работай — не хочу. Хватило этого, конечно, ненадолго, в том же Союзе… но ведь было же! Веры тоже нет… Нет ни единого стимулирующего фактора. Да, собственно, откуда вера и цель могут взяться в стране, которая на глазах развалилась, и начала стремительно умирать. А если и выйти за рамки одной страны, то картина не сильно будет отличаться. Стоит лишь убрать материальную составляющую. А эта составляющая всего лишь итог усердного выживания. А жизни всё равно нет. Я не о каком-то там смысле этой жизни, а просто… скучно. Не понятно, зачем это всё. Я, — честно тебе говорю, — в детстве хотел стать космонавтом, после, если не космонавтом, то ученым или писателем, великим, обязательно, великим. Впрочем, со временем я понял, что я не знаю, чего конкретно я хочу, но главное, чтобы это было что-то, что-то значимое. А величие этого «что-то» заключалась в оказании влияния на мир. Не то, чтобы лавры Александра Македонского спать мне не давали, но по мере моего восприятия окружающего мира я приходил к выводу, что мир этот нужно менять. Банальное стремление юноши, но меня оно не оставляет и по сей день. Я, как минимум, должен всем сказать, что всё не так, как надо. И пусть я не знаю, как надо… пока не знаю… но… Пусть даже все уже итак это знают, знают о том, что всё не так, как надо, но они должны услышать это ещё и от меня. Раз им столько уже говорили об этом, но ничего не изменилось, то, может, если скажу я, что-то сдвинется с места?