Синтез

— Так что мы будем делать?

— Мммм… Думаю, нужно идти на встречу! Других вариантов я не вижу. Говорить кому-то об этом нет смысла. Хотя…

— Хотя что?

— Да нет, подумал о новых знакомых, друзьях… думаю, если бы кто-то из наших новых друзей что-то подобное предполагал, уже сказал бы. Кстати, как у тебя с друзьями?

— Замечательно, — хитро ответила Рита, — а что?

— Нет, просто, интересно. Приехали вместе, и вдруг разделились так.

— Так кто в этом виноват?

— Да никто, просто странно как-то.

— Что странно?

— Да ничего, ладно. — Максим замешкался.

— Ничего? Ну, ладно. — Рита продолжала улыбаться. — Ты же ведь, как я вижу, весело время проводишь.

— Да уж, что правда, то правда!

— А как мы пойдем на встречу, порознь?

— Два варианта. Я иду первым. Ты идешь первой, а я за тобой слежу. Или сразу идем вместе. Вот, нужно подумать…

— А ты идешь, я за тобой слежу?

— Нет, вдруг это опасно.

— Что опасно? Следить или идти?

— Мммм. И то и другое. Так, второй вариант отменяем. Пойдем вместе… нет, а вдруг нас обоих там и….

— Что?

— Ну, там, не знаю. — Максим остановился. — Может, вообще никак не пойдем?

— Вот они, мужчины! — засмеялась Рита.

— Так, всё, — обиженно произнес Максим, — иду я. Завтра у нас… кстати, а какой сегодня день?

— Сегодня вторник.

— Ага, значит, завтра мой день. И, если ничего нового до завтра в голову не придет, то…

— Ха-ха! Ну, так что?

— Иду на стрелку я, — серьезно заявил Максим.

Часть III. Глава 7

— Репетиция через полчаса. Но, как Джон сказал, они долго разыгрываются. Так что, если минут через двадцать выйдем, через полчаса будем там. В самый раз. Тебе двадцать минут хватит, чтобы собраться? — говорил Акира, как заведенный.

— Хватит, конечно. Что ты возбужденный такой? Интервью подействовало? — спросил Максим. — Так, а сколько сейчас времени?

— Половина второго. А ты только проснулся что ли?

— Да не совсем. Сейчас бы пивка.

— Ты что, продолжил вчера?

— Нет, так, слегка. Мне же нужно было успокоиться. Как-никак, всю ночь на нарах чалился, а ты и забыл про друга, — осуждающе сказал Максим.

— Прости, слушай. Я вообще, не помню, как домой попал в понедельник. А вчера в ресторан пришел, выяснил, что тебя забрали и отпустили. Ну, раз всё в порядке, я и не стал заходить. Просто, у меня встреча была вчера…

— Деловая?

— Ну, почти.

— Лале, склонясь на шальвары, я под чадрою укроюсь… или я не угадал? Ты, кстати, так и не рассказал про свою невесту, вроде как.

— Про?

— Я про настоящую, ту, которая на балу была?

— Эх, Макс, я не знаю, что делать!

— Ладно, не парься. Так, половина второго, значит. Это где, вообще?

— А ты уже ориентируешься в Городе?

— Да нет. Знаю набережную и Триумфальную площадь. Запомнил, когда катался в первый день. Это далеко от них?

— От набережной далеко. До Триумфалки… три остановки на метро.

— О! Я же в метро у вас ещё не был. А долго там репетиция эта будет?

— А ты куда-то торопишься?

— Да, не один ты по Лалам бродишь.

— Макс, когда успел?

— Пока за решеткой сидел.

— Ха-ха! Серьезно?

— Потом расскажу. Ты же всё тянешь с душещипательной историей о твоем любовном треугольнике.

— Там ничего интересного…

— Ладно, не интересно. Наверняка, только и думаешь об этом, так, «Куросава»?

— Я не Куросава! Нет, меня сейчас занимает кое-что другое.

— Как это? — удивленно воскликнул Максим, — ты нашел третью жертву?

— Ха-ха-ха! Нет, я не про это.

— Как ты можешь думать не «про это»? Хочешь разбить все женские сердца вокруг себя?

— Да, подожди ты. Обещаю, расскажу потом. Тут другое. Я решил сделать репортаж о выборах.

— Оригинально! Насколько я могу предположить, в преддверии выборов, сейчас все только и пишут о выборах.

— Да нет. Помнишь, в ресторане…

— Ой, не напоминай мне про ресторан…

— Да ладно. Так вот, помнишь, Маркес рассказывал про кубок?

— Какой кубок?

— Ну, тот, который, если его возьмет в руки кто-то королевской крови, начинает светиться…

— Ой. Ты веришь в это?

— Да не в этом дело. Маркес не будет молоть чепуху. В общем, я решил выяснить всё об этом, и если получится, попасть Орден и…

— Успокойся. Ты только сегодня интервью брал. У тебя какая-то повышенная работоспособность. Как, кстати, прошло? Ты что-то так много всего говоришь, но ничего не заканчиваешь.

— Да, что-то не очень оно получилось. Джон всё торопился куда-то. Вечером продолжим. Вообще, думаю, сделать не интервью, а просто написать репортаж о группе.

— Как группа-то называется?

— «Аллергия».

— О как. На кого аллергия?

— Кстати, я то же самое спросил у Джона. Он ответил, что аллергия у него «на это всё».

— На что, на всё?

— Да на все вокруг. Он философ, и всё такое.

— Угу, философ-аллергик. Кстати, у меня есть один философский вопрос. Каким образом меня выпустили из полиции?

— А каким образом тебя выпустили?

— Вот я и не знаю. Ты же был на свободе. Мне сказали, что ресторан забрал заявление и что за меня кто-то заплатил.

Максим загадочно посмотрел на Акиру.

— Нет предположений? Я как-то сразу не придал этому никакого значения, а сейчас…

Максим вдруг подумал о письме, о встрече на Триумфальной площади, и решил, что всё это каким-то образом связано. «Ага, они сами меня вытащили из полиции, чтобы встретиться. Как я им видимо нужен… Или, наоборот, не нужен? А вытащили меня, чтобы… Убить? Чушь! Или это не они?»

— В общем, не пойму, кто это, — продолжил он вслух.

— Ну и ладно. Выпустили и хорошо, — констатировал Акира.

— Интересный ты журналист. Какие-то кубки мистические тебя интересуют, а вот тут живая необъяснимая ситуация, и любопытство твоё пропало. Или, тут к гостям так относятся, что и из тюрьмы вытащат, если что? Кстати, я уже и забыл о том, что я гость. Так, всё, я пойду собираться. В половине третьего мы будем на месте. У меня не так много времени.

— Да с кем у тебя свидание? — полюбопытствовал Акира.

— С Джоном-философом-аллергиком.

— Его фамилия Купер.

— Хорошо, с Джоном Купером.

— Я серьезно, — не унимался Акира.

Максим загадочно посмотрел на него. В этот момент у него промелькнула мысль, рассказать Акире про письма. Но он не стал.

— Не скажу.

— Свобода — вещь сугубо индивидуальная. Поэтому, если человек говорит, что он свободен, а ты не видишь никаких признаков этой самой свободы и не можешь понять, почему это он так решил, то и не пытайся. Он всё равно будет прав для самого себя, если ему так хочется. Другое дело, что таких людей очень мало. Да что там мало, их практически нет. Большинство предпочитают стонать, сетуя на тяготы жизни, безысходность своего жалкого существования и бесполезность жажды свободы, проявляя тем самым свое закостенелое бессилие.

Джон Купер сделал глубокую затяжку и пустил длинную струю сигаретного дыма в потолок. Купер был чуть выше среднего роста. Он был строен, но худощав. Выразительные серые глаза смотрели по-доброму хитро и иногда мимо собеседника, устремляя взгляд, в моменты задумчивости, куда-то сквозь стены. На вид это был обычный молодой человек, одного с Максимом возраста. Густые волнистые волосы, спадавшие на плечи, были, пожалуй, единственным, что могло позволить думать о нём, как о представителе чего-то неформального. Хотя, вряд ли рок-н-ролл всё ещё можно отнести к этому самому неформальному, как бы формально или неформально это не обозначалось. Тем не менее, Максим ожидал увидеть что-то взрывное, как он сам выразился, хотя и не мог озвучить, что он под этим подразумевал. Купер говорил, то растягивая слова, то наоборот, принимая темп скороговорки, словно его мысли носились в голове с переменной скоростью. Когда он говорил, на лице его играла еле заметная улыбка.