Синтез

— В какой-то мере, да. И наш банк может оказаться куда более надежным, чем Центральный банк города.

— Он также может оказаться куда более опасным, чем самый свирепый тигр из Центрального зоопарка города, не так ли? — решил уточнить Манчини.

— Всё зависит от добросовестности вкладчика. Давайте не станем отвлекаться. Времени у нас с вами совсем нет. Речь пойдет о торговле героином. О торговле тем, что вы уже пытались купить, а потом решили пойти более простым, не столь затратным путем. Нам известно то, о чем вы сейчас подумали.

Поскольку до конца Глен не был уверен в том, что именно Змей причастен к похищению наркотиков со склада, и они всё ещё у него, он решил не конкретизировать свою информацию на этот счёт и уж, тем более, ни в коем случае не стал говорить о том, что это всего лишь его подозрение.

— И о чём же я сейчас подумал? — вдруг спросил Манчини.

Глен не был готов к такой игре — очень уверенно себя вёл оппонент. В олтличии от Хайдена, для Манчини оперативная работа была не новинкой.

— О крупной партии наркотиков. Крупнее той, что вы намеревались купить, — сказал Глен.

— Не совсем понимаю, о чём вы говорите, — Манчини повёл игру по-своему, — насколько мне известно, покойный Артур Фридман по прозвищу Князь имел непосредственное отношение к очень крупной сделке. Возможно, именно о ней вы и говорите…

— И именно ваши люди оказались в тюрьме из-за того, что приняли участие в сделке покойного Артур Фридмана… по прозвищу Князь. — Хайден не сдавался. Как бы ни был он настроен на победу, от которой зависела его карьера, он ощущал себя школьником, чувствуя, что его собеседник гораздо опытнее в этом отношении.

«Аргументы у него, несомненно, есть, — думал Манчини, — и, пожалуй, он меня задавит. Но, что он от меня хочет? Признаться, что он прав? Предложить первому выставить условия? По любому, они не слезут, раз решили залезть, даже если у них ничего нет. Ещё хуже будет — закроют, или просто отомстят. Нет, раз уж так случилось, нужно подружиться. Но, ни в коем случае не попасть в жесткую зависимость. Как, как, как? Пощупаю, пока он не начал».

— И всё равно я не вижу где большая партия. Даже, если предположить, что кто-то где-то как-то попался.

Глен остановился и взглянул исподлобья на Леонардо.

— А вы думаете, это имеет значение, в принципе? Я же сказал, я намереваюсь изложить вам определенные требования. А вам нужно согласиться. Всего лишь.

— Требования какого характера? — спросил Манчини.

— Это уже другой разговор. Вы хотите очень быстро провернуть сделку, засветиться, признать, что были в сговоре с Князем, участвовали в той сделке на заводе, признать, что перехватили у Князя все дела, абсолютно все…

— Что вы от меня хотите в итоге? — перебил его Манчини, поняв, что весь этот поток требований лишь угроза, выраженная в возможных грядущих неудобствах и рассчитанная на вероятный компромисс, конечным итогом которого, тем не менее, являются задуманные требования. «Но, если я ошибся в расчете? — думал он. — Об этом лучше не думать».

— Начну с того, что вам не грозит. Мы не предъявим вам обвинений, а в том случае, если предъявим, то спустим всё на тормозах. Вы сможете рассчитывать на нашу поддержку в некоторых делах. В определенных делах, польза от которых будет обоюдная. Вы, я думаю, понимаете, что всё это предельно условно, и обсуждаемо. Мы заинтересованы в контроле, вы в сотрудничестве.

— Осталось выяснить, кто, в чём больше заинтересован. И при любом решении моего вопроса с привлечением вас, вы будете выставлять мне свои требования, отказаться от которых я уже не смогу, даже, решив отказаться от вашей поддержки. Я вас правильно понимаю?

— Всё решается индивидуальным путем. В разумных границах возможно всё.

— До поры до времени. — На этот раз Манчини остановился и также исподлобья взглянул на Глена. — А время вещь текущая. Я сейчас под вас лягу в индивидуальном порядке, а вас и не будет через пару лет. Закрыть меня всегда можно будет при наличии компромата, которого в ваших руках будет предостаточно. Ведь так? Причём компромат этот будет двойного действия: и против меня и против, к примеру, вас, если, к примеру, вас, кто-то решит подсидеть и сольёт вместе со мной. Всё очевидно. Убедите меня в том, что я очень далек от истины.

— Знаете, Леонардо, я не сомневался в том, что вы умны и расчетливы. Вы не попадётесь так просто. Я уверен, что та схема, которую вы изложили, вполне подходит и для решения текущей задачи. То есть, таким же образом вы сможете исполнить наше требование. Вы согласны? — Глен жестом предложил продолжить движение.

— Я пока не понимаю, о чём идет речь, — признался Манчини, хотя в глубине души уже плясал от радости. Не будучи до конца уверенным, он всё же постепенно убеждался в том, что его расчёт оказался верен.

— Что же, карты на стол, — объявил Хайден.

— Прошу прощения, — прервал его Манчини, — касательно вашей помощи. Вы сможете разрешить мои проблемы в случае их возникновения с кем бы то ни было?

— Поясните.

— С Драконом вы сладите?

Хайден невольно вздрогнул. Он тут же покрутил головой, словно разминая шею.

— Вы верите в легенды? — спросил он Манчини.

— Я верю в деньги. И мне, как ни странно, кое-что известно о происхождении героина. Со слов Князя, разумеется. И очень бы не хотелось оказаться в должниках у Дьявола. Вы со мной согласны?

— Замечательная метафора, — одобрил Глен.

— Метафора это или нет, но на мой вопрос вы не ответили, — настаивал Манчини.

— Мы способны оказать любую поддержку, какую посчитаем нужной, — уходя от ответа начал Хайден, — и, как я уже говорил, если урегулирование возникших проблем будет непосредственно в наших общих интересах, то вы можете на неё рассчитывать.

— Ага, а степень общих интересов вы будете определять по своему усмотрению?

— Вы гораздо более уязвимы, чем вам кажется, даже если не принимать во внимание ваши опасение, связанные с так называемыми «драконами», — вздыхая, произнес Глен.

— Ну, что уж, и не в таких передрягах бывали.

— Всегда найдется кто-то, кто окажется сильнее. Всё дело во времени. Верно? — Глен заглянул в глаза Манчини.

— Давайте ваши карты, — сказал Леонардо.

— Артур Фридман дружил с Диего Санчесом…

— Я всё понял, — оборвал его Манчини, безгранично ликуя в глубине души. Он всё верно рассчитал.

— Вы уверены? — спросил Глен, что есть сил, скрывая своё удивление.

— Абсолютно, — ответил Манчини, — у вас есть срок для моего ответа с предложением конкретных действий?

— Два дня, — объявил Глен, хотя заранее он на это не рассчитывал.

— В субботу? Замечательно! — Манчини вспомнил, что о своём решении, касающемся возврата героина его хозяину, он также должен был сообщить в субботу. — Как мне вас найти?

— Я сам вас найду, — сказал Хайден.

Часть VI. Глава 9

К девяти часам вечера в четверг Максим уже исколесил весь Центр города. В отличие от его былого, вернее сказать, обыкновенного настроя, присущего ему в тех случаях, когда он бродил по городам, не так хорошо изученным а, тем более, не изученным вообще, он почти не смотрел по сторонам и не старался охватить взглядом как можно больше чего-то нового, не проявляя ни малейшего интереса, ни к архитектуре, ни к памятникам, ни к чему бы то ни было, что обычно вызывало у него живой интерес и, ни с чем несравнимое, ощущение соприкосновения с неизведанной красотой истории. Он просто шёл ради того, чтобы идти. На ходу ему лучше думалось. Какая избитая фраза, но это так. Единственная незадача состояла в том, что думалось-то, может, и лучше, да результатов этот процесс не приносил. Максим снова, в который раз, оказывался в тупике, куда он попадал, бродя по лабиринтам, сплетенным из собственных мыслей. «Что я получил от встречи с Леонардо Манчини? Ничего. Что получил Леонардо Манчини от встречи со мной? Очевидно, что-то получил, и это было видно, — подводил итоги Максим. — Вывод: все от меня получают пользу, не давая мне ничего взамен. Я, действительно, лишь катализатор происходящих событий, никак не влияющий на их ход. Все как-то влияют, а я только выталкиваю им информацию, причем, совершенно не задумываясь о её ценности. Ну, я, возможно, чересчур увлекаюсь самоуничижением, но ведь, как ни крути, а крутят мной. И, чёрт возьми, не знаю я, что делать! Но, трижды «чёрт возьми», нужно поменять это положение. Мне двадцать шесть лет! Ё-мое, ведь, действительно, мне уже двадцать шесть лет. Мне скоро двадцать семь! Я три года, как закончил институт. Я… Был бы я Лермонтовым — был бы уже убит. Стоп, стоп, стоп. Вот в чём проблема! Не одна, разумеется. Я, как всегда, побрел куда-то в «не туда». И это, ну, никак не поможет мне. Что за идиотизм! Так, пора двигать к Саре».