Страница 54 из 56
Бывшая фаерщица лежала, вытянувшись на кровати. Казалось, болело все ее несчастное, измученное Асмодеем тело. Но на душе было на редкость спокойно. Девушка чувствовала, что поступила верно.
Вдруг она ощутила холод и легкое колебание воздуха. После Саббата Ким больше не надо было испытывать яркие эмоции, чтобы увидеть призраков. Теперь они были связаны одной нитью, полной ее боли и крови.
— Он не виноват, — тихо сказала Аглая, и Ким увидела, как в ее глазах мелькнула жалость.
— Да никто и ни в чем не виноват. Я теперь понимаю, зачем все было нужно, — девушка показала призракам руки, покрытые синяками и кровоподтеками. — И если восстановление усадьбы стоит этого.…То у меня нет никаких претензий.
— Ничего ты не понимаешь, смелая девочка Ким. Памятник архитектуры — нет, не стоит, — твердо проговорил Ницшеанец. — А место, которое изменит всемирную историю — стоит, еще как. И не только этих синяков, но и твоего здоровья, счастья, жизни.
— Повторяю, я никого не виню, — Ким едва заметно улыбнулась.
— Ты забудешь Асмодея, — проговорила Аглая. — Но помни одно: не он тебя мучил, а Саббат в нем. Предоставь Заратустру его судьбе. Обещаю, тебе будет легче. Поезжай в Китай и учись смеяться.
— В Китай? — удивилась Ким. — А что же не в Антарктиду? Или Австралию. Как это поможет дело восстановления усадьбы?
— Никак. Но Шанхай — лучший город для разбитого сердца. Кроме того, он настроит тебя на нужный деловой лад.
— Пусть будет так. Я очень благодарна Ингрид, Инне и Эле, но мне хочется побыть одной.
— Легкого пути, улыбайся и радуйся — прошептала Аглая. Она хотела рассмеяться. Но вырвавшийся из мертвого горла звук скорее напоминал свист.
— Постойте.…Еще вопрос. Неужели я так уникальна? Не верю, — усмехнулась Ким.
— Не уникальна, — покачал головой Ницшеанец. — Агриппина в 1929 году, Святослав — в 1951, Эльза — в 1970 и Георгий, Иннокентия и Сергей — в 1986, 87 и 89. О последних ты, вероятно, наслышана. Родители Инея и тренер Эли. Лучшие из лучших.
— Но почему они не справились? Не смогли возродить усадьбу?
— Ничего ты не понимаешь, девочка Ким, — повторил Ницшеанец, улыбнувшись одними губами — мало заново отстроить и отреставрировать усадьбу. Надо в нее жизнь вдохнуть. Жизнь! Воссоздать былой эгрегор. И все, кого мы выбирали, шли до конца. А Васильич, Кеша и Гоша вообще совершили немыслимое.
— И что же? — недобро усмехнулась Ким. — Одни родили Инну, которую никогда не любили и мучили равнодушием. Другой основал сектантский клуб, и капля за каплей морально убивал Элю.
— Ничего ты не понимаешь, девочка Ким! — воскликнул Ницшеанец. — Ничего! Без Васильича, Кеши и Гоши твои друзья Эля с Инеем не стали бы личностями такого масштаба.
— Они нашли свой Шаолинь! — согласилась Ким.
— Да не только в этом Шаолине дело! Пойми же, Иней и Эля уничтожили два мощнейших отрицательных эгрегора, которые мешали остальным избранным возродить усадьбу — закрытый город Краснокрестецк и затопленный Татуру.
— Они дали мне шансы, — У девушки пересохло в горле.
— Именно. И даже мы, Шаолиньские призраки, верим, что ты справишься.
Девушка со спутанными черными волосами и потухшими глазами буквально вбежала в палату. Глаза ее больше не были желтыми, скорее медовыми.
— Привет, Ингрид.
— Я пришла сказать…Я пришла сказать…
— Что же? Садись, — улыбнулась Ким.
— Что люблю тебя, — выдохнула Ингрид. — Ты не думай, я всегда к тебе так относилась. С самого детства. Меня всегда восхищала твоя сила духа. Так вот, я хочу быть твоим другом. И если Еретик стоит между нами, я оставлю его.
— Знаешь, до тебя тут бы Асмодей, — тихо сказала Ким. — И просил о равнодушии….Но это дар не для него. Я хочу быть равнодушной к тебе, Ингрид. Хотя, безусловно, испытываю глубокую благодарность. Видят боги, ты сотворила невозможное, чтобы спасти меня. И я хочу, чтоб ты нашла свой Шаолинь. Выходи замуж за Женька, будь счастлива. А мне позволь идти своим путем.
— Пожалуйста, дай мне твою руку, — попросила Ингрид.
Видно было, как нелегко дался Ким этот жест, но она, не задумываясь, протянула руку той, кем так восхищалась.
— Ничто не вечно в подлунном мире. Мы можем стать друзьями. Когда-нибудь, когда все забудется. Когда усадьба оживет, а я буду свободна от своих обещаний.
Вдруг в палату прокрался Еретик:
— Боги, какой прогресс. Ким пожимает руку Ингрид, — усмехнулся фаерщик. — Может, ты и меня поцелуешь? Я буду рад.
— Нет, к такому я пока не готова, — смутившись, ответила девушка. — Кстати, уже завтра меня выписывают. А скоро я улетаю в Китай.
Еретик присел на краешек кровати.
— Как ты себя чувствуешь?
— Жить буду, — Ким улыбнулась одними губами.
— У тебя хватит сил прийти в суд? Сама знаешь, твое присутствие необходимо, — извиняющимся тоном сообщил Еретик. — Как же мне жаль тебя. Такие усилия ради одной улыбки. Улыбки Заратустры. Но он получит по заслугам.
Ким кивнула. Несколько минут они молчали. Затем девушка проговорила, медленно выталкивая слова:
— Прости меня.
— За что? — удивился Еретик.
— За то, что на целых тринадцать лет сделала тебя инвалидом. За то, что лишила многих радостей жизни. За то, что была эгоистичной сукой. Но прежде всего — за презрение, граничившее с ненавистью.
Еретик взглянул на Ким. Его карие глаза стали почти черными.
— Мои слова сейчас ничего не изменят, — продолжила девушка. — Даже если я миллион раз повторю «прости». Но надо же с чего-то начинать.
— И ты прости, — хрипло выговорил Еретик. — За то, что не смог отогреть тебя. За мой эгоизм и собственничество. За то, что мучил и бил тебя в постели. И за то, что никогда не любил тебя, но жил с тобой, как собака на сене.
— Прощаю, — улыбнулась Ким. — И, конечно, не мое дело, но Ингрид прекрасно тебе подходит.
— Ты придешь на нашу свадьбу?
— Я собираюсь пожить в Китае…
— Мы подождем.
— Сколько вы можете меня ждать?
— Столько, сколько надо, — твердо сказала Ингрид. — Не нужен мне твой дар, это равнодушие…Я другом хочу быть.
— Да что же вы за люди такие, — простонала Ким. — Вас отталкиваешь, а вы липнете. Ладно, будем друзьями. И уеду я только после вашей свадьбы.
Иней забегала к Ким каждый день. Они болтали обо всем на свете — о любимых книгах, об играх, в которые играли в детстве, о деревне и близнецах, о Еретике и Ингрид.
«Иногда любовь хуже ненависти. Пусть они будут вместе, а я пойду своей дорогой».
Но однажды Иней вдруг с грустью подумала, что ей нечего сказать Ким.
— Обещай, что вернешься. И спасибо, что была в моей жизни. Думаю, мы могли бы стать друзьями.
Ким улыбнулась. Улыбнулась неумело, как будто очень редко это делала. Но в глазах ее была невиданная сила.
— Однажды я вернусь. Вернусь в метель, когда мой Шаолинь завалит снегом до самых окошек. Ведь у меня столько дел! Надо поступить на философский факультет! Набраться смелости и сказать «прости» одному человеку. Отрастить волосы. А еще есть девочка, которая хочет, чтобы я стала ей сестрой. И мужчина, который любит меня. Так сильно любит, что боится прикоснуться. Прощай, Иней! И не бойся за меня.
Эля пришла к Ким в больницу самой последней. Молча выложила домашнюю еду, присела на краешек кровати.
Больная благодарно улыбнулась:
— Как я счастлива, что у меня есть все вы. Может быть, я и не нашла Шаолиня. Но друзей — точно.
— Главное, восстанавливай силы.
— Я так привыкла считать себя особенной, — усмехнулась Ким. — Этакой несгибаемой роботеткой. А на деле я просто испуганная девчонка, которая в Страшный Саббат заблудилась в лесу. В лесу своей души. Знаешь, мне Асмодей однажды посоветовал поговорить с тобой о страхе. Сказал, что ты как бывший рукопашник, знаешь о нем все.
— Это так. Спрашивай.
— Так чего ты боялась?