Тревожный Саббат

— Но ведь это просто невероятно! Я всегда мечтала побывать в прошлом. Вот это приключение действительно имеет цену. Ты как хочешь, а я возвращаюсь в комнату.

— Ким, тебя недостаток кислорода совсем лишил мозгов? Или ты всегда была такой недалекой? — взревел Асмодей. — Мы не можем даже высунуться из этого окошка, даже потрогать землю позапрошлого столетия. Потому что это изменит историю!

— Эффект бабочки, — прошептала фаерщица.

— Именно.

И тут оба заметили, как сильно изменился ход. Вместо кирпича стены стали земляными, а потолок из полусгнившего дерева. И главное, он стал совсем узким и низким.

Заратустра застонал:

— Мы заблудились, я не представляю, где находимся.

— Вернемся назад, — предложила Ким. — Только не будем заходить в ту дверь.

— Не горю желанием встречаться с псоглавцем. Но выбора нет. Боюсь, вперед мы просто не проползем.

Ребята повернули в обратном направлении. Но вот незадача: ход стал совсем незнакомым, как будто и не было в нем двери. Подземелье все сильнее давило на психику, и кладоискатели ускорили шаг. Больше всего на свете им хотелось оказаться на шумной городской улице или, еще лучше, дома, на светлой кухне. Ким вспомнила, что именно сейчас Еретик заваривает зеленый чай с ромашкой и хризантемой для спокойного сна. Асмодей же мечтал оказаться на тренировочной базе и ловко крутить драгон-стафф на пару с Чайной.

Но ход, отделанный кирпичной кладкой, все не начинался. Ребята шли по старинной земляной галерее, густо увешанной паутиной, и чувствовали себя закопанными заживо. Кое-где попадались разветвления. Кладоискатели продвигались по ним, но снова и снова натыкались на завалы из мусора, щебенки и песка. Приходилось возвращаться и пробираться в другую сторону по странным земляным коридорам.

Первым сдался Заратустра. Он обессилено сполз по стене и сел, уставившись в одну точку. Ким примостилась рядом.

— Этого кошмарного коридора вообще нет на карте, — простонал сталкер. — Мы сгнием здесь заживо.

— Прости, — прошептала девушка, — за то, что уговорила тебя искать сокровища.

— Я сам этого хотел и сам сделал выбор, — пожал плечами Заратустра. — Грустно то, что мы заблудились, так ничего и не поняв.

Ким затрясло, хотелось заплакать, но от ужаса она не могла. Это был тот самый животный страх, который преследовал ее на первой встрече с Ницшеанцем. Заратустра протянул ей руку, но сразу же отдернул. У Ким все помутилось, и она крепко обняла сталкера. Асмодей долго гладил ее по спине. Затем лег и положил голову на колени девушке.

Так они сидели около часа. От недостатка кислорода Ким стала медленно засыпать. Как вдруг ясно увидела перед собой Ницшеанца. Фаерщица крепко закрыла глаза. Открыла: никого!

— Почему ты говорил, что подземелья могут помочь мне решить проблему с призраками?

— Потому что здесь сильнее всего связь с мертвыми. И проще общаться с ними. Пойми, все дело в твоем мозге. Здесь он может точнее улавливать вибрации призраков.

— И как мне увидеть Ницшеанца?

— Просто думай о нем.

Ким потребовалась секунда, чтобы представить себе худощавого юношу с книгой Ницше. Затем она, как вживую, увидела ведьму Аглаю с распущенными темными волосами.

— Выведите нас, умоляю! — воскликнула девушка.

И действительно, в конце коридора возникли две фигуры, казавшиеся как никогда материальными. Асмодей и Ким, не сговариваясь, пошли вперед. Теперь, когда их вели призраки, в галерее посветлело, ходы расширились, да и дышать стало легче.

Вскоре кладоискатели вышли в коридор с кирпичной кладкой.

— Что вы хотите от меня? Почему я вас вижу? — закричала Ким.

Но привидения не ответили. Они растворились в затхлом воздухе, как будто их и не было.

Вдруг повеселевший, Асмодей снова стал серьезным. Они наткнулись на ветхую дверь с облезшей старой краской.

— Стой на месте. Она совсем хлипкая, надо проверить, что там.

Ким поджала губы, но спорить не стала. Две минуты отсутствия сталкера показались ей вечностью.

Асмодей вышел позеленевшим. Чтобы устоять на ногах, ему пришлось облокотиться о каменную кладку.

— Хорошо, что я был один. Не хочу, чтобы ты это видела, Кимушка, — парень изо всех сил пытался улыбнуться. — За дверью скелет в полусгнившей форме, похожей на военную. И никаких сокровищ. Видимо, один из охотников за кладом Ницшеанца.

— Нет, это выживший Костя Волков. Проклятье призраков все-таки настигло его в подземелье.

— В таком случае, надо пометить это место и сообщить в полицию. Если, конечно, выберемся.

— Я не сомневаюсь, что всему есть причина. Мы не зря спустились в катакомбы, ведь Ницшеанец и Аглая просчитывают партию на десять ходов вперед.

— Ты так тепло говоришь о привидениях, будто это твои родственники, — усмехнулся Заратустра. — А может, ты влюбилась в красивого юношу с книгой? Ведь обычные живые парни не в твоем вкусе, правда?

— Я сейчас надену перчатки и поколочу тебя. Или затискаю, тогда и узнаешь, кто в моем вкусе, а кто нет, — пригрозила Ким. — Ладно, пошли уже, я не собираюсь здесь ночевать. Меня ждет Женька.

Через десять минут идти стало легче. Этот коридор уже не выглядел таким мертвым и выморочным. Но люка, ведущего в дом с ротондой, так и не было.

— Пошутили над нами призраки, — вздохнул Заратустра. — Хотя у меня есть предположения, где мы.

Он еще раз вгляделся в карту.

— Да, так и есть. Но я тебе не скажу, а то испугаешься.

Теперь галерея была прямой, как стрела, а стены — не менее двух метров в высоту. Кладоискатели почти бежали. Они поняли, что этот ход используется до сих пор. Вдруг явственно послышался плеск воды. Вскоре ребята увидели лаз с опущенной лестницей. Они поднялись в почти неприметную землянку у реки.

— Да это же левый берег, — прошептала Ким. — Мы шли под рекой.

Ребята упали на траву, катались и смеялись. Они были пьяны от свежего речного воздуха, а может, от радости, что выкарабкались, что остались живы.

Заратустра протянул Ким фляжку с коньяком. Та выпила, затем, оглядевшись, сказала:

— А ведь именно на этом месте мы недавно сидели с Инеем и смотрели на реку.

— О чем вы разговаривали? — жадно спросил Асмодей.

— О разном. Знаешь, в чем трагедия слишком красивых девушек? Их никто не любит, их хотят, как вещь, игрушку. Вот и с Инной так было. Головокружение от красоты. Лишь Ёрш увидел в ней человека. Прости, но ты тоже хотел лишь обладать ею.

— Ты не можешь этого знать, — отрезал Асмодей.

— Могу. Я не способна любить, но от этого остро вижу истинные чувства.

Они помолчали. Наконец, Заратустра сказал:

— Я не могу отпустить тебя домой. После подземелий на прекрасное надо смотреть, а то можно озлобиться. Или, что еще хуже, себя потерять. Заедем ко мне за световым реквизитом и будем крутить его на крыше! А потом встретим рассвет, если, конечно, Еретик тебя отпустит.

— Женьке уже давно плевать на то, что я делаю. Беспокоится он только для виду.

— Тогда я обещаю тебе незабываемую ночь, — улыбнулся фаерщик.

Они стояли на краю крыши и смотрели вниз, такие далекие и близкие. Они могли бы полюбить друг друга. Но любили лишь свое искусство и свой город — таинственную Верену, лежавшую между двух рек и трех холмов. Новый город, населенный обычными людьми и теми, кто мечтает о странном — о Шаолине или Саббате. Старый город с загадочной историей, населенный карликами поутри, призраками и псоглавцами. Эти двое узрели оба его лика и беззвучно благодарили судьбу.

Они крутили светодиодные пои и даблы и снова чувствовали себя живыми, потому что жизнь — это и есть вечный круговорот.

Они сидели на крыше, смотрели на розовеющее небо и слушали Виктора Цоя, песню «Последний герой». Одни наушники, одна цель, одно искусство. Фаерщики и сами стали в ту ночь последними героями.

Ночь коротка, цель далека,

Ночью так часто хочется пить,

Ты выходишь на кухню,

Но вода здесь горька.