Нафаня

— Не режут, а как будто живьем кого–то жрут, — прошептал помертвевшими губами. — Зомби!

Получается вот к чему я иммунный, а остальные все… с простреленной головой остались валяться. Правительство не будет церемониться… Да оно и не церемонится, судя по количеству виденных мной трупов. Как в фильме, еще и стену вокруг нашего города построят и будут черте чем там заниматься.

Поселившиеся в голове мысли никак не желали ее покидать. Снова о родителях подумал: даже если они иммунные оказались, то оба близко с зараженными сталкивались и… ужастиков я немало посмотрел, так что даже представлять не нужно, что с ними за это время могло произойти.

Встал с кровати и, уже не обращая внимания на состояние тела, принялся туда–сюда ходить, решая, что делать? Ясно, что дергать отсюда нужно. Но вот как это сделать? Тут, к сожалению, не кино и я пластиковой вилкой не смогу сначала ошейник снять, а потом и явно бронированную дверь открыть. Это уже не говоря о том, чтобы с таким грозным оружием броненосцев всех перебить и к выходу прорваться.

Своими метаниями по камере я, наверное, наблюдателей всполошил и они решили меня отвлечь — подняли разделяющую нашу с Пургеном стену.

Но я на это даже не обратил внимания, погруженный в свои мысли.

— Достал урчать! — Вот и вся моя реакция на попытки монстра ко мне прорваться.

Вызверился на него и снова туда–сюда ходить принялся. Но Пурген — зар–раза, когда к нему приближался, совсем уж мерзко рычать начинал, так что я прекратил забег и упал на кровать, спиной к нему. Уже в таком положении продолжил перебирать разные, даже самые фантастические варианты, как отсюда сбежать можно. И понимал — никак! Из обычных тюрем сбежать фиг могут более опытные в этом деле сидельцы, а тут я…

— Ни разу не Милла Йовович!

Пурген не унимался и я, чтоб его не так слышно было, вытащил из–под себя одеяло и накрыл им голову, прижав его к уху рукой.

Не знаю, сколько я еще так думы думал, но в итоге, под мерзкие урчания соседа, заснул. И проснулся только на следующий день, из–за лязгнувшей замком двери и равнодушной команды броненосца:

— Встать!

Несмотря на паршивый сон, где меня то Пурген, а потом и броненосцы, лязгая доспехами, гоняли по слабо освещенным коридорам, то уже под утро — Котыч, противно урча из кустов вылезал и тоже за мной гонялся, проснулся я вполне себе отдохнувшим, пусть и со слегка чумной головой.

Выпутался из одеяла, вскочил с кровати и по молчаливой команде броненосца — рукой мне указал, поднял вчерашний поднос и обменялся с ним на сегодняшний с едой, заодно и флягами махнулись, получил новую суточную норму. И только тогда, когда дверь снова лязгнула и я остался один, до меня дошло, что ничего не болит.

Осторожно пошевелился туда–сюда — действительно не болит.

— Не соврал знахарь, когда говорил, что я сегодня здоров буду, — припомнил я этот момент его доклада профессору.

Поставил поднос на кровать и первым делом из вновь выданной фляги напился, так как сушило прилично. Но это единственный дискомфорт который в теле ощущался. Быстро скинул куртку, майку, принялся осматривать себя и не поверил увиденному. Кожа только кое–где имела желтоватый оттенок, все вчерашние сине–черно–багровые гематомы бесследно исчезли. Как и лицо — синяки из–под глаз и шишки на лбу куда–то делись, а челюсть вполне себе нормально двигалась.

— Не хреновые тут у них лекарства! — пробормотал восхищенно, продолжая ощупывать себя. — И когда только вкололи?

Не, когда вкололи то ясно, что во время осмотра это сделали, как и успокоительное, наверное. Всё же я вчера довольно долго на столе у вивисекторов пролежал в непонятном таком состоянии. Но там или успокоительное или психика не выдержала, что я отрубился оставаясь при этом в сознании. Очень смутно помню что они со мной делали. Очнулся, когда тот хрен с руками надо мной ими уже размахивал. Вот с того момента всё помню… почти. Как в камеру вели, снова смутно в голове отложилось. Странные такие провалы.

Сбегал к белому другу, с трудом заставил себя спиной к Пургену повернуться, хоть стена сейчас и в наличии была, но ожидал что она вот–вот поднимется и тот монстрила опять к моей тушке свои загребущие лапы потянет.

Но нет, дали спокойно и в туалет сходить, и умыться. Котыч тоже не докучал, так что спокойно поел, на свежую голову обдумывая всё произошедшее. И понимая, что ничего я не понимаю, кроме того, что нахожусь в какой–то секретной лаборатории и у них есть суперлекарство, которое за ночь может полутруп на ноги поставить.

— Или не лекарство? — замер я, так и не сняв крышку со стакана с чаем.

Знахарь же говорил, что я способен сам себя вылечить. И на меня уже уколы со снотворным слабо действуют, поэтому их и не стали больше колоть.

«Шоу для меня никто бы не стал разыгрывать, так что всё, что тогда говорилось в отношении меня, стоит воспринимать на веру. Хоть и с трудом получается это делать, но, похоже, меня не только буцкали все эти дни, но и провели какой–то эксперимент и я типа целителем стал, смогу людей наложением рук лечить и воду как- то там заряжать. Чуть ли не святую делать».

— Мать–мать–мать! — сорвал я крышку со стаканчика и в пару глотков его опустошил, благо он снова не горячий был. — Сегодня же меня должны начинать как–то эмоционально подготавливать, — вспомнились мне распоряжения профессора. — А через десять дней второй этап эксперимента. Значит первый точно был, пока я в отрубе валялся.

Бросил пустой стакан на поднос и подошел к стеклянной стене, за которой Пурген обитает. Смотрел на отражение, видел там свое обычное никем не разукрашенное лицо и думал, увижу ли я его снова через десять дней или там будет кто–то вроде соседа отображаться?

Настроение, поднявшееся из–за хорошего самочувствия, рухнуло вниз и я со страхом стал ожидать тех, кто там придет меня эмоционально настраивать.

— Дождался, мать вашу! Как же больно, — вечером я пытался подняться с пола под хохот Котыча, стена к которому была поднята и он наблюдал весь процесс моей настройки.

После нескольких неудачных попыток решил пока не дергаться, а полежать и подумать, не обращая внимания на придурка, продолжающего поливать меня оскорблениями.

«Что именно эти твари бронированные имели в виду, когда метелили меня и приговаривали, чтоб я не просто захотел, а ВОЗЖЕЛАЛ! — именно так, с большой буквы возжелал, чтобы их удары не наносили мне никакого урона? Как это?»

За последующие десять дней я так и не смог в этом разобраться. Били меня нежно — ни разу крови не пустили, и били со знанием дела — очень и очень больно. Но вот со своими настройками они промахнулись и боль эта у меня всё чаще начала ассоциироваться не с их словами, а со смехом Котыча, которого я, вот тут уж точно — ВОЗЖЕЛАЛ, как они и хотели.

Возжелал убить!

К концу десятидневного срока я уже ничего не желал, меня накрыла полная апатия. — Встать!

Несмотря на то, что от вчерашних вечерних побоев не осталось и следа, вставал я медленно и неохотно. Голова за эти дни до такой степени отупела, что там даже мысли с трудом ворочались.

Молча, уже не пытаясь, как в первые дни, задавать вопросы этим молотильщикам, обменял пустой поднос на полный и, дождавшись когда они выйдут, принялся совершать уже привычные каждодневные ритуалы. Первым делом глотнул наркоты… да–да, именно наркоты, на которую меня, как оказалось, подсадили. Но об этом чуть позже. А пока, сидя на унитазе, безразличным взглядом наблюдал за Пургеном, который пытался до меня дотянуться. Для него это уже тоже каждодневный ритуал. И если поначалу он вполне соответствовал своему прозвищу, то теперь я уже привык к нему и он на меня не действует, как в свое время перестало действовать и снотворное.

«Целитель, хера там, быстро ко всему привыкаю, вот только к звиздюлям не привыкну никак».

Вставая, тоже уже привычно, хлопнул его по лапе, мелькающей недалеко от моего лица, отчего Пурген сначала взвыл, а потом втянул лапы в свою камеру, ухватился ими за толстые прутья решетки и в истерике принялся исступленно их трясти. Почему думаю что в истерике? Так у него урчание в этот момент, не привычно мерзкое, горловое, а визгливое становится. Видно, что истерит.