Страница 25 из 30
— Как нечего? Очень есть чего. Я ведь была твоих лет, как было последнее-то наводнение. Тогда ведь генерал Чечерин от Полицейского моста проехал на ялике в Зимний дворец.
— А где же ты была тогда, няня.
— Я жила у отца. Тогда народу-то погибло страсть! Ведь это было ночью, 10-го сентября. Нас разбудили, да на чердак. Дом-то был каменный, так не так было страшно, а деревянные-то, что щепки, так и сносило. Ветер-то какой был! Ревел, как зверь!
Точно в ответ на это замечание, ветви деревьев захлестали по крыше, а ветер злобно заревел, ударяясь об окно. Пушечный удар снова зловеще загудел.
— Страшно, няня. Ну, рассказывай, когда это было?
— Это было в 1777 году. Вода поднялась так высоко оттого, говорили, что канав не было. Ну, а теперь прорыли, — успокоительно заметила старушка, хотя сама далеко не была спокойна.
— Завтра уведу Катю к дяде, — вдруг проговорила Саша.
— Ложись лучше, а я не лягу, — сказала няня.
— И я не лягу! На всякий случай зашью все бумаги себе в лиф.
— Что же, осторожность никогда не вредит.
Саша пошла в комод, выбрала все свои и теткины бумаги и зашила их в лиф, который тотчас же надела.
Ни старуха, ни девушка не ложились в эту ночь, да если бы и легли, то не могли бы спать. В семь часов начало брезжит и Саша, взглянув в окно, увидела, что по проспекту идут люди и несут пожитки. Она быстро подошла к Кате, подняла ее и стала одевать.
— Знаешь, Сашенька, народ-то выбирается, — сказала вошедшая старуха.
— Надо уходить. Помоги одеть Катю.
— Мы гулять идем? — спрашивала девочка.
— Да, милая, гулять, на ту сторону.
Пока Катю одевали, собирали да поили чаем, пробило и девять часов.
— С Гавани народ бежит, все затопило. Идите с Богом, — говорила старушка.
— А ты, няня? — спросила Саша.
— Раз ведь сидела на чердаке и теперь посижу, — шутя ответила она.
Саша взяла за руку Катю и вышла из калитки. Посреди улицы уже бежали ручейки.
Ветер рвал до такой степени сильно, что Катя на первом же перекрестке стала кричать и плакать:
— Домой хочу! Домой!
Саше пришлось взять ее на руки и понести. Со Среднего проспекта она свернула в Одиннадцатую линию, желая выбраться на Большой проспект. Нести девочку ей было не под силу и она опять поставила ее на ноги.
— Не плачь, Катя, — утешала она девочку. — мы идем к твоей маме!
На Катя билась и рвалась. На Большом проспекте, на перекрестках, образовались уже целые озера и переходить линии приходилось уже по щиколку в воде.
Девушка не теряла присутствия духа и, не смотря на страшное утомление, двигалась вперед. Вот они подходят уже и к третьей линии, но тут, вместе с порывом вихря, с таким страшным порывом, от которого трудно было устоять на ногах, пронесся крик ужаса, вырвавшийся из сотни уст спасавшегося народа, и гул стремительно несущейся воды.
В половине одиннадцатого Нева вышла из берегов и затопила город в несколько минут.
Саша шла в это время около какого-то палисадника. Она тотчас же схватила Катю на руки и, видя, что деваться ей некуда, поставила девочку на первый приступок палисадника и сама влезла вслед за нею. Катя точно поняла, что жизнь их находится в опасности: она перестала плакать и крепко уцепилась за забор. Саша протащила ее до калитки и подняла на столб, где и посадила, а сама поднялась на верхнюю перекладину палисадника.
Катя сидела на отличном месте, но девушка принуждена была цепляться и потому крепко держать девочку не могла, а только ее придерживала.
— Ради Бога, Катя, ухватись крепче! — умоляла ее девушка. — не упади.
Мимо них неслись доски, бревна, кадки, ведра, корыта, разное платье и даже гроб. Саша закрыла глаза и начала креститься. Вероятно чья-нибудь погребальная процессия была застигнута водою и гроб унесло с дрог. Впрочем, в этот день много кто видел плавающие гробы.
Сначала Катя подавала голос, а потом смолкла и, окоченев, положила голову на крышу калитки.
— Сюда! Сюда! Помогите! Помогите! — закричала Саша, завидев шлюпку.
Подобные крики раздавались со всех сторон, но тем не менее шлюпка подъехала к забору, и только что люди, сидевшие в ней, хотели снять девочку, как из-за угла показалась громадная барка с дровами и налетела на шлюпку.
— Живей! — крикнул офицер и девочка в один миг очутилась в шлюпке, которую сразу отнесло далеко от забора.
Барка отделила Сашу от лодки, на которой увозили ее Катю.
— Ну, хотя ребенка-то спасли! — перекрестясь, проговорила девушка.
Барка, покачавшись перед нею, прошла далее при новом порыве ветра и волн. Вода доставала ноги Саши, и она на калитке старалась положить их повыше. Какой-то мастеровой, проезжая мимо нее на обломанном бревне, советовал ей не дожидаться на заборе.
— Вон уж ту сторону забора опрокинуло и эту может опрокинуть! — кричал он ей.
Но девушка от холода и страха потеряла всякую энергию и, подобно Кате, сидела, положив голову на крышу калитки.
Вода не пребывала более, а стояла в одном положении. Саша быстро подняла голову, почувствовав толчок: в калитку стукнулась небольшая лодка, управляемая молодым человеком.
— Садитесь скорее, — сказал он, подъезжая к самым ногам девушки.
Саша вытянула ноги и стала на дно лодки. Молодой человек поддержал ее, усадил и затем, взмахнув веслами, направился к каменному дому в ближайшей линии, где у отворенного окна стоял пожилой господин в теплом пальто.
— Дядюшка, примите, — сказал ему молодой человек, — только высуньтесь хорошенько, а то эта барышня едва держится на ногах.
Дядя и племянник общими силами втащили девушку в окно.
— Елена Федоровна, прими еще пациентку! — крикнул пожилой господин и Сашу увели за руку в другую комнату, где ее и переодели.
— А я опять поеду, — сказал племянник.
Через полчаса лодочка снова подъехала; из нее вынули обеспамятевшую женщину. Она плакала и убивалась.
— Дети, дети! — отвечала она на все вопросы.
Племянник без устали ездил на своей маленькой лодочке и целый день спасал народ. Саша, напившись чаю и предварительно переодевшись в сухое, явилась помощницею своих добрых хозяев. Ей удалось успокоить плачущую женщину, которая рассказала, что утром она пошла по делам и заперла своих двух сыновей у себя в комнате, а когда побежала обратно, то не могла уже пройти в улицу.
В третьем часу вода стала спадать, потому что ветер стих.
В девять часов Нева вошла в свои берега и женщину ничем нельзя было уговорить повременить: она опрометью бросилась к своим детям.
— Коля, если ты не очень устал, то проводи ее, — сказал дядя племяннику, — да возьми с собою фонарь.
Окно уже давно было закрыто и в комнатах стало тепло от затопленной печи.
— Ну, что, барышня, так запечалились? — спросил добродушный хозяин у Саши.
Но Саша уже ничего не отвечала, а дрожала, как в лихорадке; ее уложили в постель и напоили горячим. Она не слыхала, как через час в квартиру позвонили и племянник привел счастливую мать с ее двумя сыновьями.
— Вот любопытное происшествие! — воскликнул, племянник Николай Петрович. — Представьте, дядя, что ребятишки очень довольны сегодняшним наводнением!
Мальчики, усевшись за стол, рассказывали пережитую ими опасность таким образом:
— Сначала мы играли на полу, когда прибежала водица, потом сели на скамейку, а потом пересели на большой стол. А воды стало много, много, и мы плавали на столе по всей кухне, потом потолок не дал нам подняться, мы и легли, а потом мама нас разбудила и воды не стало.
Дети проспали все время, пока вода спадала, и проснулись, когда пришла мать с Николаем Петровичем и разбудила их, найдя обоих детей на столе.
Саша не очнулась на следующее утро и вынесла сильную горячку, длившуюся более полутора месяца. Добрые хозяева, люди бездетные, ходили за нею, как за родною дочерью. Из бумаг, найденных на девушке, они узнали, что у нее есть тетка, есть маленькая двоюродная сестра, что у тетки есть свой дом в Четырнадцатой линии.