Страница 44 из 57
Двигатель "Контакта", отнесенный весьма далеко от жилых помещений, конструктивно ничем не выделялся среди обычных, давно проверенных систем, установленных на атомных планетолетах. Отличие было только в мощности реактора и в более высокой температуре нагрева рабочего тела, что, естественно, привело к резкому увеличению удельной тяги сопел. Рабочее тело - сложный состав, в котором преобладал жидкий аммиак - насосами подавалось в камеру двигателя. Там жидкость смешивалась с газообразным ядерным горючим, нагнетавшимся с другой стороны. Достигнув критической величины, масса газа разогревалась и моментально передавала свое тепло рабочему телу. Сделанный из сверхтугоплавкого сплава, окруженный слоем тяжелой воды и коконом магнитного поля, удерживавшего ионы топлива, реактор выбрасывал струю перегретого аммиачного пара. "Контакт" строили и запускали в безвоздушном пространстве, в условиях фактической невесомости; это обстоятельство позволило прицепить к кораблю два десятка баков с рабочей жидкостью. То есть, конечно, можно было бы соорудить и одну емкость размером с добрый небоскреб; но тогда пустячный микрометеор мог лишить "Контакт" всех запасов двигательной силы...
...Проплыв вдоль темной трубы охлаждающего тракта, по которой насосы толкали жидкость к топке, Клаус медленно влетел в круглую низкую камеру, тесно уставленную множеством стальных колонн. То были центробежные форсунки, через которые рабочее тело вбрызгивалось в активную зону. Под бронированным полом (а может быть, за стеной - в невесомости такие понятия относительны) неслышно бушевал раскаленный радиоактивный вихрь. Впрочем, сейчас там царил покой - "Контакт" находился на инерционном участке полета. Красный квадрат на рукаве неуклюжего, медведеобразного белого скафандра высшей защиты, в который был одет Шварцкопф, не пылал, отмечая опасный для жизни поток частиц и квантов, а лишь едва светился в полумраке - все-таки помещение было здорово "заряжено"...
Быстро отыскав нужную "колонну" - канал запасной форсунки, которая могла быть использована только в случае порчи одной из основных, - Клаус вороватым движением отпер замок, откинул выгнутую боковую заслонку. Делом нескольких минут было снять и вытащить шнек распылителя. Массивную спираль, похожую на винт мясорубки, он сунул в приготовленный мешок. Канал был свободен. Когда он вернется в диспетчерскую, надо будет незаметно выключить эту форсунку из электросхемы - чтобы, не дай бог, если испортится какая-нибудь основная, дежурный оператор не перекинул поток именно в нее! В конце концов запасных тут восемнадцать штук, шансов на то, что одновременно откажет столько основных, попросту нет... Ну да последняя часть операции, легкая корректировка схемы, для такого специалиста, как Шварцкопф, - плевое дело. Главное предстоит сейчас... вот именно сейчас...
Здесь за ним никто и никаким образом не мог следить, и все же руки в белых рукавицах, похожих на клешни омара, заметно дрожали, когда Клаус вынимал из мешка черную полуметровую сигару и вставлял ее в освобожденный канал форсунки, толстой частью к соплу.
Глава XIV
________________________________________________________________
ВЫЗОВ БРОШЕН...
Погода стояла просто редкостная - или, может быть, тогда, десятки тысяч лет назад, на Земле, чье лицо еще не было изменено цивилизацией, такое утро считалось обыкновенным? Перед рассветом хлестал дождь, раскаты грома были слышны даже в глубине пещеры. Девушка на ложе белобрысого Новичка боязливо взвизгивала и заползала под шкуры. Но ливень прекратился с восходом солнца, и когда процессия под треск погремушек и безумные завывания колдуний вышла из подземного обиталища племени, люди увидели чистейшее светло-голубое небо. Местность была залита потоками, водопадами света, явившего глазам самые потаенные, обычно дремавшие в полумраке ущелья и провалы. Справа от тропы, протоптанной многими поколениями пещерных людей по некрутому склону, буйно зеленел непроходимый смешанный лес: высоченные, в рогах отмерших сучьев, сосны и буки поднимали свои шапки над морем кудрявых молодых деревьев. Лес вливался в долину между двумя горными цепями - сизо-коричневыми, почти голыми, в этом чрезмерно щедром свете похожими на декорацию. Слева скалы вплотную подступали к тропе, а в промежутках между каменными громадами виднелось ровное пространство, усыпанное щебнем, поросшее редким жестким кустарником. Среди равнины одиноко высился костлявый палец в полсотни человеческих ростов Столбовая Скала.
Охотник, в чьем черепе жило присланное из будущего сознание Акопяна, не захотел женщины в свою последнюю ночь. Хорошенько поужинав, он безмятежно уснул (бодрствовавший "островок" личности Сурена, невероятно переживавшего перед завтрашним днем, был просто поражен таким героическим спокойствием - охотник отнюдь не казался тупым или бесчувственным). Крепко проспав до смутной предутренней поры, смертник очнулся с первыми раскатами грома и больше уже не засыпал. С быстротой и ловкостью, опять-таки показавшими, что интеллект далекого предка отличается от нашего лишь характером сведений, дающих пищу мыслям, но никак не качеством мышления, он продумывал варианты спасения. Ему помогало безукоризненное знание местности; зрительная память с необычайной для человека технической эры, какой-то незамутненной яркостью представляла один за другим отрезки будущего пути к Столбовой Скале: утесы и водомоины, истерзанный ветрами колючий куст...
Маршрут повторялся в уме снова и снова, "прокручивался", словно кольцо видеопленки. Охотник, разумеется, не стал бы "слушать" советов Акопяна, если бы тот вздумал их давать: пожалуй, он вообще не замечал присутствия чужеродного включения в своей психике. (Сурен не раз думал о том, что, видимо, волею судьбы, как герой фантастического рассказа, перенесен в прошлое, однако ему не приходило в голову, что все может быть как раз наоборот, и это первобытный охотник со своими приключениями проснулся ва еагао, Акопяна, генах...) Но, пожалуй, пришелец из грядущего и не смог бы подсказать ничего существенного - так разумны и толковы были соображения "дикаря"...