Страница 19 из 57
Тоном, подходящим по крайней мере диктору главного космодрома планеты (если бы таковой космодром имелся), девушка провозглашает:
- Корабль к старту готов.
Глебов дремотно косится на Виктора Сергеевича. И тот, выдержав паузу, роняет с напускной усталой хрипотцой:
- Пуск!
(Неужели охота покрасоваться перед... Да чувствует ли она вообще что-нибудь, красивый робот?)
- Пуск! - повторяет непосредственный начальник Дэви.
Насколько этот чахлый старт бледнее грохочущих, бурно-пламенных земных взлетов! Экономия экономией, но хочется романтики. А тут беглая сизая вспышка из патрона, куда тусклее сварочных звезд. Даже ползущий рядом с установкой "жук" не приостановился, не убрал щупальца. Красноголовая сигара как бы сама собой срывается с желоба и набирает высоту.
Виктор Сергеевич внимательно рассматривал изящную шею Дэви, когда настала пора включить маршевые двигатели. На вопрос Глебова даже не кивнул, а дернул щекой. Не было уже никаких сомнений в высоком совершенстве пускового хозяйства. Беспокоило только неприязненное, упорное молчание Марины. Хотя, признаться, давно уже ни одна женщина не производила такого впечатления на командира. Яркая личность - Дэви...
Международную комиссию не заинтересовали мелочи. Никто не вникал в подробности работы электроцентрали, рудников, солнечной ловушки или тех же пусковых установок. Пожилой президент МАФ - впрочем, державшийся молодцом после тысячекилометрового прыжка, - постоял за спиной невозмутимой Дэви, опираясь на трость. И, равнодушно отвернувшись от стапелей и "орудий", спросил, скоро ли можно будет осуществить запуск с астероида планируемой серии спутников геологоразведки и насколько это дешевле, чем такой же запуск с Земли. Панин отвечал бойко, сыпал цифрами, а сам так и косился на неестественно прямые плечи девушки, обтянутые белым, на глубокую черноту распущенных волос, на пальцы, как бы независимо от застывшего тела снующие по пульту. Слышит ли она разговор высоких персон, собравшихся в командном пункте? Волнует ли ее близкая минута официального открытия станции?
На выходе Виктор Сергеевич пропустил президента вперед. Хотел уступить дорогу и председателю Комитета по космическим исследованиям СССР, которого в просторечии именовали "наш министр", но, оглянувшись, увидел, что Геннадий Павлович уставился на Дэви...
Она не присутствовала на церемонии подписания акта о приемке; Панин тщетно искал ее за столом, накрытым для торжественного ужина. Царицей банкета была Стрижова. Блистала остроумием, произносила изысканные тосты, танцевала за троих (магнитное "тяготение" в главном зале было доведено до земного уровня) и в конце концов совершенно вскружила голову начальнику космоцентра Мексики. Черноусый богатырь ходил за ней как приклеенный. Марина немилосердно с ним кокетничала и время от времени бросала испытующие взгляды на командира. Ему было забавно и отчего-то немного грустно.
Оканчивался нервозный, хлопотный, зачастую безалаберный, романтический период освоения. Не слишком долгий, но значительный по содержанию кусок жизни. Они уже не робинзоны, не первопроходцы, а работники орбитального комбината, послушные финансовому плану, с четкими штатными обязанностями. И сам он, Виктор Сергеевич Панин, более не командир корабля, плывущего в коварной бездне, а... ну, скажем, генеральный директор. Жаль.
Полномасштабная работа станции началась в день, священный для всей космонавтики, - 12 апреля 20... года. Хлынула на Землю информация метеорологичеекая и астрофизическая, пришли транспорты за минералами и сплавами; столб солнечной энергии, собранный ловушкой, коснулся пустыни Казахстана. Еще три-четыре дня, и в порт прибыли первые корабли с курсантами.
Главными тренажерами служили все те же ракеты, подававшиеся магнитной стрелой из ангаров на пусковые желоба. Только системы управления были задублированы. Вторые панели помещались все на том же командном пункте порта, где правили Глебов и Дэви. Если экипаж корабля-тренажера допускал ошибки, вмешивался инструктор с астероида.
На специальном причале, поодаль от прочих, серебристой пирамидой высился корабль "Вихрь-2", предназначенный для новой марсианской экспедиции. Скромно отметив Первомай, старожилы встретили экипаж "Вихря". Прибыло двадцать два человека. По крайней мере полдюжины оттенков кожи от скандинавской, "кровь с молоком", до кожи цвета благородного эбенового дерева. Мужчины и женщины сложены безукоризненно, не экипаж, а эллинский пантеон, хотя и невелики ростом. До сих пор, особенно в дальнорейсовых кораблях, действует скупой расчет жилого пространства.
Виктор Сергеевич пережил несколько веселых минут, когда новоприбывших расселили по каютам "Вихря" обживать будущий космический дом. С помощью телекамер бродя вместе с Мариной из комнаты в комнату, он увидел, как старательно и часто наивно, стараясь позволить себе хоть маленькую "роскошь" в рамках строгого устава, украшают свой быт космонавты. Каждый стремился увезти в полет дорогую земную мелочь, предмет, по сути, ничтожный, но остро необходимый т а м, за миллионы километров от родных мест... Бесчисленные простые и стереоскопические фотографии - родители, возлюбленные, малыши, собаки, кричаще-яркие пейзажи. Плюшевые потертые медвежата, франтоватые куклы (нередко и у мужчин), мячи, волчки, автомобильчики. Телесно-розовые раковины - чтобы "слушать море". Какие-то совсем уже личные, непонятные чужим сувениры: камешки, ленточки, засушенные цветы. Второй бортинженер прикрепил над сдвижной дверью настоящую лошадиную подкову, тяжелую и ржавую. Впрочем, этот "талисман" в тот же вечер содрал ван Деерт, командир "Вихря-2": во время перегрузок подкова, оторвавшись, могла стать крайне опасной.
С диковинной астероидной обстановкой молодежь свыклась быстро. Вечерами, после напряженных занятий, будущие "марсиане" разбредались по жилблокам новых знакомых. Разумеется, каждый искал общества соотечественников. Виктор Сергеевич встретил посреди коридора Дэви в компании стройного красивого индийца, одного из двоих медиков "Вихря". Они шли на порядочном расстоянии друг от друга, с безмятежно-спокойными лицами, однако Виктор Сергеевич нутром почувствовал тесную близость этой пары... Несвойственное возрасту, снисходительное добродушие восточных мудрецов проступило в их легких улыбках, но поклон командиру был безукоризненно почтительным. "Дождалась", - с досадой подумал Панин, отвечая на приветствие.