Страница 11 из 19
В плену Парамон вполне прилично выучил язык. Его разлучили с матерью и сестрой (поговаривали, что они оказались в гареме). Больше, будучи в плену, он их не видел. Однажды, уже служа в армии, напал на их след, но об этом чуть дальше. Сам же Парамон целых шесть лет работал в доме одного из высоких турецких чинов. Надо сказать, что хозяйка относилась к нему по-доброму, благоволила ему, тайком подкармливала. Своих детей у нее не было, и ему доставалась вся её нерастраченная материнская забота. Когда мальчик подрос, хозяйка сделала все возможное, чтобы дать ему образование, и даже нашла ему духовника, хотя турки очень негативно относились к православию. Мальчик был очень смышленым и быстро изучил нравы и обычаи этого народа. Даже как-то полюбил по-своему, даже попытался по-христиански простить смерть отца и судьбу матери и сестры. Но тоска по родине сильнее сильного жгла сердце и рвала душу. Он попытался уговорить хозяйку поговорить с хозяином, чтобы они его отпустили, но она, конечно, отказалась. Тогда, улучив возможность, Парамон сбежал.
Это уже совершенно особая история. Уйти из дома не было проблемы, так как его передвижений никто не ограничивал, и он регулярно ходил на базар, относил письма, исполнял хозяйские поручения. Кроме того, в хозяйском доме он находился под защитой самой хозяйки, а, следовательно, в безопасности. Убежав, он сразу столкнулся с проблемами. У него не было ни денег, ни еды, да и вообще, свободно передвигаться по чужой стране явно не турку, было небезопасно. Поэтому идти ему приходилось в темноте, по случаю зарабатывать деньги или просить пропитание.
Через полгода он оказался в порту. Ему надо было найти судно, которое доставило бы его к родным берегам. Шхуна была найдена, капитан подкуплен, осталось совсем немного. Но и тут не обошлось без коллизий. Парамон был уже на судне, которое вот-вот должно было выйти в море, когда вдруг один из матросов побежал к трапу, кинул сходни, и на корабль поднялась группа людей. В одном из них мальчик узнал своего хозяина. «Это за мной», – первое, что подумалось ему. Мужчины поздоровались с капитаном и вместе пошли по палубе. Надо было что-то делать. Парамон попятился. Пока его вроде не увидели. Не заметив сзади препятствия, мальчик упал. Это оказался моток корабельного каната. Нырнув за канат, Парамон выдохнул и затих, и очень вовремя, так как к нему приблизилась группа мужчин. Они остановились в метре от каната и приглушенно заговорили. Всего разговора мальчик не слышал, но по обрывкам фраз понял, что речь идет не о нем, а о каком-то оружии, которое нужно куда-то доставить. В конце разговора мужчины ударили по рукам и пошли обратно к трапу. Парамон Синица вылез из своего укрытия, спустился вниз по лестнице и на всякий случай спрятался в какое-то темное помещение.
Сколько он там просидел, он не знал, вышел только, когда понял, что корабль вышел в море. Вокруг все было спокойно. Впереди – путь домой. На Синицу нахлынули воспоминания, ему хотелось на родину, но не оставляла и тревога: «Как и где жить? Что делать и чем заниматься? Остались ли у него какие-то родственники?» Когда-то давно, в той прежней жизни, у него была бабушка. Жила она где-то в Одессе или около нее, была полной добродушной женщиной, которая готовила удивительно вкусные пирожки. Она несколько раз приезжала к ним в Очаков и вносила в их скромную жизнь поток новых ярких эмоций, оставляя воспоминания о счастливых днях, наполненных радостью. «Жива ли она? Где ее искать? Узнает ли она меня?» – думал повзрослевший внук. Эти вопросы не давали ему покоя. Ответа на них не было, и быть не могло. Успокоение пришло от мысли: «Главное добраться до родной земли, а там уже ничего мне не помешает стать счастливым».
У Парамона не оставалось времени думать, капитан шхуны гонял его, наемного матроса, почем зря. От рассвета до заката мальчик был занят различной работой на корабле и к ночи валился с ног. Через несколько дней на горизонте показалась долгожданная земля. У Парамона закружилась голова то ли от счастья, то ли сказалась многодневная усталость. Сердце защемило, где-то под ложечкой засосало: «Вот она, родная земля! Еще несколько часов – и новая жизнь». Время стало тянуться нестерпимо долго. Каждая прожитая секунда отдавалась в пульсирующем виске. «Свобода? Свобода! Свобода…»
Когда шхуна пришвартовалась, у Парамона из глаз хлынули слезы. Он рыдал, как рыдают только слабые женщины, но ему совсем не было стыдно. Это был его родной Очаков. Справа коса, лиман с его коричневой водой, впереди крепость и жилые кварталы. Где-то там недалеко впереди его бывший дом, его детство, его счастливая семья. От этих мыслей стало еще страшнее и тревожнее. Как же он будет теперь жить один? Не то, что он боялся не справиться с хозяйством, этому он научился в турецком доме, боялся он одиночества и тягостных воспоминаний. Парамон подбежал к трапу и собрался спуститься вниз на землю. Но тут тяжелая сильная рука схватила его сзади за штаны:
– Ты куда собрался, щенок?
– Туда, на землю, мы же договорились.
– Никуда не пойдешь. Будешь мне служить!
На корабль в это время поднялись люди в военной форме, вооруженные короткоствольными мушкетами. «Таможня», – догадался Парамон. Он видел, как подошел капитан и на ломаном русском стал объяснять, что привез рыбу, восточные сладости, пряности и ткани. Один из таможенников спросил об оружии, золоте и гашише. Капитан замахал руками и нервно закашлял. Военные отправились в трюмы. Капитан подал едва заметный знак своему первому помощнику, который, как преданный пес, ловил каждое его движение. Парамон понял, что это его единственный шанс. Надо как-то предупредить военных.
Через вентиляционный люк он юркнул в трюм и спрятался за ящиками. Трюм осветился факелами, и послышались голоса. Таможенники медленно продвигались по трюму, освещая каждую полку. За ними по пятам тенью следовал помощник капитана. Группа приближалась к ящикам, за которыми прятался мальчик. Пока у военных не было никаких вопросов, и капитанский прихвостень был вполне спокоен, но по мере приближения к ящикам лицо его хмурилось, и рука все ближе придвигалась к ножнам на поясе. Парамон понял, что его беспокоит содержимое именно этих ящиков. Когда до них осталось не более двух саженей, помощник вдруг стал кричать и метаться, потом упал на дно трюма и стал кататься и рычать, как дикий раненый зверь. Таможенники бросились к нему, пытаясь как-то помочь. Один из них побежал вперед к лестнице, стал звать на помощь. Наверху послышались возбужденные голоса, по лестнице спустились матросы. Как только они подошли к упавшему, он сразу успокоился и затих. Его взяли за руки и ноги и поволокли к выходу. Один из таможенников шел впереди, освещая дорогу. Второй, чуть растерявшись, остался стоять. Он явно не знал, что ему делать дальше.
– Эй! – тихонько крикнул Парамон.
– Кто тут? – военный вскинул мушкет.
– Это я, Парамон.
– Какой Парамон? Откуда ты здесь?
– Я из плена от турчаков бежал.
– А сюда как попал?
– Договорился с капитаном, а он меня теперь не пущает.
– Как же тебе удалось? – несказанно удивился таможенник.
– Это длинная история. Помогите мне, пожалуйста.
– Да не отпустит тебя капитан, а выкуп нам ему платить нечем.
– А я вам секрет скажу. Они оружие везут. Я сам слышал. Посмотрите здесь, в ящиках.
– А ну, держи факел!
Парамон вылез из-за ящиков, схватил факел и поднес его ближе к полкам. Таможенник скинул с ящиков мешки, лежавшие сверху, сбил замки, открыл самый верхний. Там действительно лежали мушкеты, пистолеты, порох.
– Ну, парень, тебе повезло. Вот она твоя свобода!
Они вдвоем выбрались на палубу. Капитан что-то горячо объяснял таможеннику. Больной был уже бодр и весел.
– Пойдем, Кузьма. Здесь все чисто, – сказал таможенник, стоявший рядом с капитаном.
– Да не все. Покличь-ка ребят наших с лодки, пусть на борт поднимутся, да пущай покараулят ентих.
Раздался звук свистка. Таможенники поняли свою задачу и быстро поднялись на борт. Несколько военных спустились в трюм и через несколько минут поднялись на палубу.