Колдовство

От котлов исходил пульсирующий жар, воздух, смешиваясь с холодным ветром, дрожал. Веня мгновенно вспотел от лба до пяток, но все равно поднялся по лестнице наверх, схватился за теплый толстый край, свесился и опустил голову в густой белый дым.

Он думал, что увидит души мучеников, которые медленно варятся в собственной крови, в кишках и внутренностях. У них должны были быть зашиты рты, чтобы крики скапливались внутри, причиняя еще большую боль. Веня даже мысленно подготовился к тому, что за спиной появится краснокожий бес, скрутит Вене руки, воткнет иголку в губы, а потом сбросит в котел, к остальным. Потому что это был бы правильный выход из положения. Потому что Веня, мать его, заслужил.

Но он сначала ничего такого не увидел. Сквозь дым едва различалась бледно-молочная поверхность, которая пузырилась и шевелилась. Как будто котел был наполнен желе. Пузыри вздувались, натягивались и беззвучно лопались. Крупные вязкие капли падали на поверхность и сливались с ней.

А потом Веня заметил какое-то движение в желе. Из густой массы показалась человеческая кисть с растопыренными пальцами. Она растеклась, но тут же появилась другая кисть, а за ней еще одна. Сразу за кистью вылезло лицо – на его щеках лопались пузыри, оставляя вязкие и тут же затягивающиеся дыры. Лицо открывало и закрывало рот, как рыба. А изо рта вылезла еще одна рука – по локоть, – застыла на поверхности и растворилась.

Веня смотрел как завороженный на калейдоскоп рук и лиц, что плавали в жидкости, лопались и растекались. Страшное и завораживающее зрелище. Теперь вдруг стало совершенно ясно, что это не белая горячка, не сон и не бред. Это – действительность.

Бурлящая жидкость напомнила Вене о мыле. Где-то он видел, как варят мыло – в таких же огромных котлах, при высокой температуре. Потом добавляют красители и ароматы, разливают по формам и оставляют застывать. А из форм получаются или овальные бруски с запахом смерти, или такие вот лица и руки…

Веня с ужасом бросился с лестницы вниз, едва не упал. Котлы нависли со всех сторон. А вот ванны и занавески, клочка реальности с кафельной стеной, нигде не было видно.

Под ноги шлепнулся кусок дымящейся рыхлой пены. Потом еще один. Пена посыпалась откуда-то сверху, будто кто-то выбрасывал ее из котлов. Горячие тающие капли обожгли кожу.

Следом подоспели звуки кипящей и булькающей жидкости. К острому химическому запаху прибавилась едкая вонь гари.

Веня побежал, пытаясь увернуться от сыплющихся хлопьев. Пена падала на пол и тут же растворялась, оставляя буроватые следы. Где-то над головой пыхтела, хрипела, лопалась вязкая белая масса.

Котлы расступились, под ногами оказался пол из старых скрипучих досок. Веня уперся в деревянную дверь синего цвета. Пена больше не сыпалась, звуки стихли, а запахи стерлись.

У двери лежало что-то похожее на человека. Веня не сразу сообразил, что именно. Предмет напоминал пластмассовую форму в виде человека в полный рост – в подобные как раз и заливают сваренное мыло. Форма в нескольких местах была продырявлена, покрылась сеточкой трещин. Из дыр сочилась и тут же застывала разноцветная масса. Там, откуда масса вытекла, были видны человеческие органы – желудок, печень, съежившиеся легкие. Голова у пластмассовой формы была человеческая – мужская, очень реалистичная. Глаза бегали туда-сюда, рот открывался, язык облизывал потрескавшиеся губы. Длинные сальные волосы спадали на вспотевший лоб.

А вот нижняя часть головы тоже вытекала через крохотную дырочку чуть ниже подбородка. Тугие капли медленно падали на пол. Там застыла уже небольшая горка телесного цвета.

– Это не глюки! – вырвалось у Вени.

Получеловек-полуформа моргнул и вперил взгляд в Веню. Нижняя челюсть сползла вниз, открыв рот с редкими зубами, часть которых была в золотых коронках.

– Ждет! – сказала голова.

Веня задрожал и сам не понял, что трясется вот так, как ребенок, сходивший на фильм ужасов. Кожу покрыли крупные мурашки. Он обогнул тело, стараясь не наступить на застывшие лужицы, похожие на воск или на мыло (конечно же, это было мыло!), обхватил ручку двери и потянул на себя. Дверь приоткрылась, упершись углом в голову получеловека. Что-то треснуло, по лицу лежащего поползли трещинки, и вдруг лицо лопнуло, наружу разом вывалилась густая масса, смешались краски, вывалились зубы, сползли глаза. Лицо тугим комком шлепнулось на пол, растеклось и начало тут же застывать, покрываясь блестящей пленкой.

Веню чуть не стошнило, он едва сдержался, рванул дверь на себя и бросился внутрь, в полумрак.

Под ногами заскрипели доски. Веня споткнулся обо что-то, зацепил руками какую-то ткань. Дверь за спиной закрылась. Неподалеку раздался детский голос:

– Дядя, внимательнее! Пол – это лава! Не наступите, куда не следует!

Тут Веня увидел мальчика на велосипеде. Это был обыкновенный мальчик и обыкновенный трехколесный велосипед. Следом сквозь полумрак проступили очертания бельевых веревок, растянутых от одной стены к другой, выпуклые старые двери, мутный свет редких лампочек где-то впереди.

– Это что? – спросил он.

– Мы тут живем, – ответил мальчик. – Разве не видно?

И он, дребезжа звонком, укатил по коридору. Веня пошел за ним – мимо открытой двери в туалет, где на стене висело сразу пять сидушек на унитаз, мимо стоящих вдоль стен велосипедов, каких-то коробок, старых антресолей и поставленных одну на другую книжных полок – и оказался в просторной светлой кухне. От яркого света заслезились глаза. Веня заморгал, пытаясь разглядеть, куда попал, и почти сразу увидел полную женщину из своего то ли сна, то ли бреда. Женщина стояла спиной к плите. Позади нее на газовых конфорках что-то кипело в больших кастрюлях. В кухне стоял густой аромат клубники, бананов, ананасов. Было ужасно душно, воздух будто затолкали в рот раскаленными угольками.

А перед женщиной Веня увидел Ярика, своего друга. Ярик обернулся.

– Господи, это ты! – пробулькал он. – Помоги мне!

3

Травмат Ярик брал с собой всегда. Жизнь научила еще с армии.

Старший сержант Алазбеков говорил: «Если тебя нагибают раком – ствол должен торчать из задницы». И он был прав.

Несколько раз «Оса» спасала Ярику жизнь. В разных конфликтных ситуациях. Стоило достать травмат, как у оппонентов разом пропадала агрессия.

Он никогда не выходил из машины без «Осы», вот и сейчас засунул ее за пояс – даже не задумываясь – и только после этого пошел к подъезду старого пятиэтажного дома.

Ярик забыл об оружии, пока общался с девушкой. Потом появился странный мужичок и повел Ярика на пятый этаж, торопливо и сбивчиво рассказывая.

– Ты, этсамое, не бойся ничего. Она плохого не делает. Вообще-то, с тобой непонятно. Она, когда тебя учуяла, сразу поняла, что ты не постоянный клиент, не элитный. А у нее, этсамое, других не бывает. Значит, промашка. Случайность. Такое иногда бывает, но редко…

Ярик смотрел на спину мужичка, когда тот поднимался. Мужичок прихрамывал, одна нога у него была заметно короче другой. А еще от мужичка пахло душистым мылом, какими-то травами.

– Но она сказала, что, если ты заявишься, чтоб я тебя, этсамое, не бросал, а привел к ней. Ей нужны помощники, хорошие люди. Ты ведь хороший человек?

Мужичок обернулся, сверкнул золотой коронкой.

– Хороший, – ответил Ярик.

– Болит в затылке, да? – спросил мужичок. – И в груди как будто тоже. Знакомое чувство. Это тебя грусть или злость гложет. Так и бывает. Гложет, гложет, а потом – бац – и сжирает заживо! Но она о тебе позаботится. Она мыло знаешь какое варит? Закачаешься! Мыло, этсамое, для чего нужно? Чтобы грязь смывать. Соли разъедают кожу, счищают ее, делают мертвой. Вон и она моет человека, убивает все его плохие воспоминания, мысли, как будто грязь убирает. Ты же хочешь помыться?

Они остановились у дверей. Мужчинка подмигнул. Было в его движениях что-то неприятное, суетливое, слишком показное. Он открыл дверь в темный коридор, пригласил войти.