Ювелирный мастер

– Как с отпуском, Костя?

– Не беру, не за чем. Работа интенсивнее обычного – отдыхать совсем не хочется. Ловлю и удерживаю резко возникшее вдохновение. В нем-то вся и суть моего без отпускного лета. Это чувство то появляется, то исчезает, а я постоянно мечтаю об оставленном следе. Даже говоря с тобой, не могу прекратить мысленно вырисовывать кольцо, которое только-только начинает складываться в моем сознании.

– Нашел бы женщину – отправился бы на море, не думая.

– Причем тут они. Я захвачен в плен идеей – это самое важное из того, что я имею! Разве можно променять мечту на человека? Романтики на все готовы ради избранника, а вот я – нет. Я – не романтик. Если женщина вдохновляет, тем самым приближая мечту, то рисковать необходимо. Главное не забывать про хрупкие человеческие чувства и про близость к человеку не только из-за дарованного титула музы. Но это не мой случай: однажды я потерял свою богиню, поэтому нынче самостоятельно тянусь за триумфом. Привлекать первую попавшуюся женщину – на что мне она? Не хочется, чтобы эгоизм сламывал человека, тем более женщину.

Рука Константина опустилась в карман брюк, нащупала крохотное кольцо для женского пальчика и крепко сжала его. Еще раз. Не отпуская. Сжала до боли, оставляя следы на ладони. Желание разговаривать отпало. Николай что-то бубнил, но Константин не слушал. Закрыл глаза и захлопнул решетку головной темницы.

В его сознании, как две основных субстанции, непрерывно вращались счастье и одиночество. В глубине громадной души Константина пылало потерянное прошлое. По несколько раз в неделю, и чаще возгорание случалось под вечер, когда целая ночь служила сухим хворостом, сейчас же причиной внезапного поджога послужили ироничные слова Николая. Каждый вновь возникающий пожар , точно так же как и все предыдущие, ожесточенно сковывало цепями, не отпуская, крепко сжимая, сдавливая мышцы, ломая кости. Мир рушился, а он тщательно выбирал сохранившиеся осколки земли, раскидывая их по глубоким мешкам, чтобы в дальнейшем заново выстроить из них новый мир, а после в очередной раз наблюдать конец и опять собирать уже новообразовавшиеся обломки, чтобы строить… Мысленный цикл, из которого не вырваться. Дверь к выходу только одна: железная, надежно запертая. Ключи есть, но висят за дверью, в соседней комнате – вся надежда упирается либо на невозможную трухлявость замка, либо на случайно занесенного прохожего в помещение с ключами.

– Замечательный талант: раскусывать людей практически сразу же. Буквально с первого взгляда, при первом дуновении воздуха из разомкнувшихся губ. Из всех тех, кого я знал и знаю, только тебе удается мгновенно и точно характеризовать личности. И ведь эти совпадения не случайны?

– Практика и ювелирное дело. Задумайся о необходимом внимание при работе с металлом. Какой же твердостью рук должен обладать мастер, водя штихелем по золоту, или серебру, или… – Мечтательно улыбнулся, его лицо выражало всю имеющуюся колоссальную любовь к профессии. – Может, проверка камней на подлинность развивает умение отличать подделку от оригинала.

– Не говори так, словно кроме ювелиров никому больше неподвластно прорицание.

– Я не имел того в виду. Бездарные личности всюду. Как среди моего дела, так и среди случайных прохожих, которых мы встречаем. Из человека не выйдет толк, если он к тому не стремиться, и в это я охотнее всего верю. Не обязательно рождаться гением или талантом, ведь центральная аллея – действия и время.

– И все же ты не так хорош: ошибаешься, и очень даже глубоко. Болезненно для окружающих.

– Людям свойственно промахиваться, без этого никуда. Промашки приземляют на землю и добавляют разнообразия в жизнь, хотя я не припоминаю недовольных клиентов за последний год.

– Я не про общество. Не притворяйся, будто забыл. Ты можешь прощупывать желания людей, касаемые украшений, но одна девушка тебе не поддалась.

– Кажется, я просил не напоминать. К счастью, я, действительно, забыл ее имя. Специально. – Он задумчиво свел брови, говоря отчетливо и крайне серьезно. – Жаль, что ярко-рыжие волосы также легко не забываются.

– И все-таки я встретился с Алисой, несмотря на усмешки твои и официантов. Они не понимали и смеялись, а ты все знал, но так же злорадствовал. – Упрекая, объявил тот. – И все же зря не прислушался к тебе: она, воистину, чудовищная, не внешностью, но характером. Невыносимый мучитель! Ее приветствия уже нагоняют тоску. Алиса говорит так, будто прогоняет прочь! Комок в горле образуется, заслышав этот…

– Хватит. – Хладнокровно перебил Константин и затем рассмеялся, похлопав собеседника по плечу. – Неужто настолько отвратительная девушка? Впрочем, без разницы: мы больше никогда не встретимся, значит, история закончена, браво! – Раздался тихий хлопок. – А то я уже начинал трястись, представляя вас рядом.

– Чтобы я возился с ней? Подстраивался под шквал плевков в лицо? – Возмущенно загорланил тот. – Алиса именно такая, какой ты ее охарактеризовал. Тютелька в тютельку. – Константин, припомнив собственные высказывания насчет той девушки, ощутил как накатывает вторая волна горького стыда, накрывая с головой, унося ко дну, впихивая в голову, словно затекающая в уши вода, неправоту озлобленных слов, которые с болью вонзились в плоть после того, как тот остыл дома, разобравшись в детальках поведения и погрузившись под воду первой волны стыда. Константин корил себя за все порочные мысли, что царили в его ошибающемся сознании и не позволяли здраво действовать, но чувство вины и гроша не стоило. В идеальном будущем он должен был при первой же встрече хоть с цветами, хоть без извиниться за свое поведение в кафе и за вырывающиеся нелепости после, растормошить и провести с ней столько времени, сколько потребуется, если она, разумеется захочет. Он все это знал, но не обладал даром предвиденья, чтобы быть уверенным в случайности встречи. Константин все еще злился из-за рубашки, но большую ненависть вызывали исключительно сказанное им. – И именно из-за нее я превратился в полного дурака. Сначала эти вечерние посиделки в кафе, – он считал, загибая пальцы, – потом цветы, а после отталкивающий разговор.

– Откинь чертову наивность и прекрати винить девушку в несчастьях.

Николай опустил голову. Мышцы лица заметно напряглись, выражая недовольство. "Борьба с коварнейшим врагом: собой… – Обдумывал Константин. – Часто заранее обреченная на поражение. Практически невозможная. Отсутствие сил и… Присутствие множества отговорок. Впрочем, результат любит упорный труд в течении бесчисленных ночей и дней. Представить предстоящее страшно, но итог слаще, чем кажется. – Он мечтательно улыбнулся, предаваясь далекому и близлежащему прошлому. – Большинство в различные периоды жизни представляет собой нечто схожее с тем, что сидит со мной на скамейке, и разница в том, что из этого сброда находятся те, кто выбирается из увязшего по горло болота, и те, кто обустраивает его под жилое и завирально комфортное помещение. Сгоревшие эскизы, первые царапины на камнях и металлах от моих рук, пара переломов со смещением и их вероятность неправильного сращения, сквозные ранения в живот, грозящее могилой. Все зажило как положено, прошло, но не забылось. Послужило уроком, и теперь все то пройденное – только лишь усмешка в лицо смерти. Все возвратимо. Сгорит книжный стеллаж – появится другой, который рано или поздно вновь заполнится старыми и новыми произведениями. Невозвратимо лишь вдохновение. Да, прежнее стремление либо не возвращается, либо, если и случится чудотворный рецидив, надолго не задержится".

Стекло подъехавшей машины черного цвета медленно опустилось. Водитель сделал знак двум отчаявшимся:

– Давайте скорее!

Николай захлопнул за собой дверь, и машина тронулась к театру. Салоне наполнился приятно отдавающим арматизатором. Вентиляторы работали вовсю, отгоняя дущащую духоту. Двигатель плавно рычал, и кожаные сиденья погружали в мягкие объятья пассажиров.

Григорий Безруков весело болтал, изредка поглядывая на друзей в зеркало заднего вида: