Метка Проклятого

Витольд уселся на заднее сиденье, и машина тронулась с места.

— Святослав, предмет у нас, можно начинать — проговорил он в трубку.

— Отлично, тут все готово, детектор упакуйте без меня, я подъеду ближе к вечеру.

— Хорошо. Игорь, все нормально? — этот вопрос уже адресовался мужчине в очках.

— Не знаю, есть ощущение какой-то неправильности. Но я не могу понять что не так.

— Какой неправильности? Это точно, рукоять «Норспеерамонуса»?

— Да.

— Ну и отлично, с остальным пусть в лаборатории разбираются.

Они помолчали.

— Пацана мне немного жалко, а мужик просто классический мудак — вдруг произнес Витольд. — Хотя с такими весьма просто иметь дело. Жадный, тупой…

— Как думаешь, — перебил Игорь, — он успеет насладиться полученными деньгами?

— Судя по его виду, наслаждаться он начнет прямо сегодня. Так что обязан успеть.

Витольд как в воду глядел. Николай не стал затягивать с празднованием такой халявы. Жена, привыкшая к таким выходкам, осталась ночевать у двоюродной сестры. Виталик гулял до ночи, а потом тихонько, через окно, влез в свою комнату.

Его отец практически никогда сюда не заглядывал, особенно когда пьянствовал. А его дружки и подавно. Гулянка прошла крайне весело, но постепенно все разошлись, и гостеприимный счастливчик лег спать. И то ли водка оказалась слишком крепкая, то ли выпил больше обычного, но отрубился он намертво. И когда пойло стало проситься наружу, он так и не проснулся, и в результате захлебнулся в собственной рвоте.

Дело как говориться очевидное, разбираться никто не стал. На похоронах было не так уж много народа. Сказывалась близость города, сварливый нрав хозяина, и рабочий день. Жена для приличия поплакала, но не сильно, а вот Виталик был сам не свой. Какой бы отец ни был, это все-таки отец. Конечно, мальчики в тринадцать не плачут, поэтому он держался. Однако на душе скреблись кошки, почему-то он не мог избавиться от мысли, что во всем виновата его проклятая находка.

На следующее утро, весь погруженный в свои переживания, он переходил шоссе, как раз в тот момент, когда из-за поворота выскочил «Джип». Страшный визг тормозов, пацан как в замедленной съемке видит приближающегося черного монстра, вроде как и неторопливо, но в то же время неотвратимо, перекошенное лицо водителя, судорожно пытающегося избежать столкновения. Машину заносит, она идет юзом, но не успевает уйти с траектории на которой стоит замерший Виталька. И потом становится легко, ни боли, ни грусти.

***

Святослав подписал последний документ, и взяв дочь под руку, повел ее к автомобилю.

— Пап, куда мы едем?

— В одну экспериментальную лабораторию. Есть шанс вылечить тебя, Солнышко.

— Знаешь, пап, я уже не знаю хочу ли я лечиться. Позавчера боли жутко усилились, мне начали колоть наркотики. Я много читала об этом, это ведь уже все.

— Нет, Светочка, поверь мне. У тебя есть шанс, и мы его используем.

К офису они подъехали в начале четвертого. Святослав сразу повел ее вниз, к гостевым комнатам. Дочери уже стало совсем плохо, он практически нес ее. Уложил на диван, врач сделал укол обезболивающего.

— Все готово? — спросил он Витольда

— Да. Но пока никто не знает, что делать дальше. Все материалы на этом мертвом языке, вдобавок завернуты в цветастые обороты. В общем, четкого плана действий еще нет.

— Главное мы знаем. Рукоять содержит то, что нам надо. Извлечь это, как по мне, задача чисто техническая. Но времени очень мало, поэтому работаем в режиме нон стоп.

***

Ира проснулась, привычно провела по Мишиной стороне кровати. Пусто. Муж почти всегда вставал раньше ее. Валик тихонько посапывал в кроватке. Широко зевнув она встала, и с полузакрытыми глазами направилась в туалет. И вдруг замерла словно пораженная громом. Мужа нет на кровати а где он? После вчерашнего разговора, он может находиться где угодно. Осторожно, словно ступая по минному полю, вернулась обратно.

— Миша, Кот, где ты? Отзовись, пожалуйста.

Он не слышал ее, до сих пор не придя в сознание. В своих грезах, Миша плавал в каком-то бесконечном, сером тумане. Словно в невесомости. Ни верха, ни низа. И это было хуже всего. Даже в тех кошмарах, когда он не мог спасти сына, было хоть какое-то действие. Здесь же — ничего. Ни одной точки, за которую можно зацепиться взглядом, ни один звук, не разрывает тишину. Кажется парить в этом мареве можно вечно.

А потом приходит жажда. Она усиливается, становится просто невыносимой. И именно благодаря ей, Михаил приходит в себя. И сразу стонет от боли. Такое впечатление что он вчера целый день убивал себя в спортзале, потом пробежал марафон, и закончил день стометровкой. Болит каждая мышца, каждый сустав дает о себе знать.

Он со стоном открыл глаза. Со зрением творилось что-то неладное. Картинка перед глазами была выцветшей, плывущей. Но все равно, самым главным чувством, оставалась жажда. Почему-то вспомнилась забавная картинка — сидит офигевший кот, перед которым десяток закрытых бутылей с водой и подпись: «Сынок, мы уехали, оставь коту побольше воды».

Попробовал встать, как ни странно, получилось. Но первый же шаг показал, что встать и пойти, это иногда две разные вещи. Ноги не слушались до конца, сделав несколько пьяных шагов, он снова рухнул на ковер. Подавив головокружение, снова попытался подняться. На этот раз получилось немного проще. Ноги, правда, по-прежнему дрожали, ровно идти не получалось. И зрение также не пришло в норму.

Комната, а он был уверен, что находится в своей квартире, словно пульсировала, все выглядело гротескно, нереально огромным. Стул, стол, кровать. Наверно, если бы он нормально соображал, это бы испугало, но не только тело, мозг тоже не до конца пришел в норму, и Миша просто не мог сконцентрироваться ни на чем.

Ира медленно шла по коридору. Скоро проснется Валик, и тогда надо будет бежать к нему. Но ей хотелось успеть найти мужа. Шажок, еще один. Так она добралась до второй комнаты, и замерла на пороге. В метре от нее на ковре лежал Михаил, и его рост, вряд ли сильно превышал длину ее указательного пальца.

Вот он поднялся, жене показалось что сделал он это с большим трудом, прошел несколько шагов неровной, пьяной походкой, снова рухнул. Ира закусила губу чтобы не вскрикнуть, несмотря на вчерашний разговор, к такому зрелищу она оказалась не готова.

Тело, изломанное жуткой трансформацией, постепенно возвращалось в норму. Перестали дрожать ноги и руки, изображение больше не плыло, мозг потихоньку начал анализировать поступающую информацию. Она не радовала. Произошло то, о чем предупреждал Витольд. Он не стал инвалидом в классическом понимании этого слова, но вряд ли его положение лучше. Покрутив головой, сразу увидел жену, превратившуюся в колоссального исполина. Ира сидела на корточках в коридоре, прислонившись спиной к обувной тумбочке, закусив губу, смотрела на мужа со смесью страха и жалости.

— Пить, — прохрипел он, а потом, сообразив что вряд ли она услышит его, показал жестом чего он хочет.

Она поняла, кивнула, и поднявшись исчезла на кухне. Через полминуты вернулась, и приблизившись аккуратно поставила чашку на пол. Прикоснуться к мужу она не решалась. Чашка ему напоминала широкую бочку, значит пить придется перегнувшись через край. Но сейчас это все не имело значения. Михаил жадно пил холодную воду, казалось ничего вкуснее он в жизни не пробовал.

Стоило жажде утихнуть, как взбунтовался желудок. Теперь его рвало только что выпитой водой, буквально выворачивало наизнанку. Когда тело перестали сотрясать спазмы, Михаил снова начал пить, но уже медленно маленькими глотками. Утолив жажду, поднялся, снова посмотрел на Иру. Смотреть на жену было жутковато.

— Пожалуйста, уйди! — тихо попросил он. — Мы потом обязательно поговорим, но сейчас мне необходимо остаться одному.

Вряд ли Ира его услышала, но в этот момент проснулся Валик, и супруга растеряно завертела головой. Миша показал ей жестами — иди к сыну, и когда Ира исчезла, вдруг захохотал: