Страница 15 из 70
Больше всего меня поразили отношения, сложившиеся между ребятами и людьми из «Витиум». Это не было сосуществованием двух группировок с военной напряженностью, я даже не сразу смог понять, какого менталитета была каждая из сторон и как эта машина работала и не дохла. Ожидаемо, у них был некий договор, не позволяющий входить на чужую территорию, но, что касалось мест за её пределами, — почти полная свобода действий, не превышающая рамки «допустимого вреда». Все знали, что делать можно, а что — не стоит, чтобы не спровоцировать войну, при этом словно каждый раз перетягивали канат, играя, как дети.
В памяти сразу всплывает история со счётом, когда Клойн вернулся под вечер, хищно улыбаясь, будто безумец. Скрестив руки на груди, он присел на подлокотник дивана, на котором я и Энджел играли в карты, и начал сверлить нас гаденьким взглядом.
– У нас проблемы, кэп? – поинтересовался Энджел, продолжая делать ход, в то время как я, кажется, зажевал задницей обивку дивана от страха. Напевающий, сидя за столом, до этого что-то сопливое Элис, резко переключился на небезызвестную мелодию Шопена, чем окончательно похоронил праздную атмосферу.
– Ну, скажем так, небольшие сложности. В прошлый раз, сдаётся мне, проезжая мимо одной знакомой нам конуры, вы, дебилы, оставили лирическое послание не самым цензурным слогом на тачке одного из наших недругов. Знаете же, как журчит их свиноматка, когда вы делаете подобные жесты, то бишь проявляете внимание. В этот раз, похоже, игрушка принадлежала какому-то шуту гороховому, потому что они прислали нам счёт.
– Ого… – протянул Энджел, опустив от удивления веер из карт, и перевёл широко распахнутые глаза на друга.
– Тут несколько вариантов, — продолжал Клойн, — либо они смеются над нами и думают, что мы реально будем платить, либо это объявление войны. Хотя особую нежность и духовную привязанность я испытываю к третьему — возможно, в их рядах появилась свежая кровь. Некто тупой.
– Ну и цирк, конечно, – удрученно покачал головой Энджел, словно опечаленный недальновидностью противников.
– Тем не менее, нам нужно как-то на эту бумажку отреагировать.
– Отреагируем игнорированием, как в прошлый раз? – высказал предложение Элис.
– Нет. Хочу написать им письмо в стихах. Желательно мадригал. Такой трогательный, чтоб им лицевой нерв защемило от концентрации прекрасного на три четверостишия, – Лон заинтересованно смотрел на маленькую щель в потолке, описывая свои грандиозные творческие планы, как ущемлённый цензурой диснеевский злодей.
Энджел сделал ход, возвращаясь к игре:
– Хочешь, чтобы мы его на той же тачке рядом с предыдущим стихом высекли?
– Именно, – темноволосый дьявольски ухмыльнулся, словно захватил несколько ведущих стран, а не спланировал мелкое хулиганство, но стоит признать, ухмылка Клойна — то, из-за чего не зазорно умереть без почестей.
В итоге они воплотили задумку в полной мере, за что ближе к вечеру я был награждён свиданием с унитазом, ведь отмечали это событие всем скопом грубой попойкой.
Таких моментов за месяц моего проживания в апартаментах было великое множество. Чего стоило только то выступление с отобранным у Лисии имуществом. Информацию с флэшки они сняли и отправили нужным людям, подключили прессинг, благодаря чему неплохо обогатились. Про банковскую карту и вовсе говорить нечего: под утро сорок процентов всей суммы, имеющейся на её счету, лежал у нас в гостиной наличными. За подобные выходки люди «Витиум» пускали пену изо рта, махали стволами, но нападать не рисковали. Оно того не стоило. Самое главное, что наши ребята чётко осознавали, где именно находилась эта отметка «не стоит».
Со стороны даже могло показаться, что нет никакого противостояния, а группировки больше похожи на двух сводных братьев, которые постоянно дерутся за место на втором ярусе кровати и пытаются урвать друг у друга шмотки. Однако достаточно провести параллель с библиотекой Клойна: тот закрыл глаза на моё присутствие там, позволил брать своё, но это не значило, что в один день он не сорвётся и не сожжёт меня внутри этой библиотеки вместе со всеми книгами.
На деле всё обстояло гораздо сложнее, а ставки были намного крупнее.
Однажды я задумался, а есть ли у нашей коалиции пафосное название? Как мне рассказал Лонгри, сначала они о нём думали и даже подобрали совсем неплохое для устрашения, но крайне неподходящее для наименования группировки: «Пошёл на хрен», но в итоге сошлись во мнении, что оно им не нужно. Они ведь не группировка, они — семья.
Если честно, долгое время я не ждал никаких перемен, всё было до смешного стабильно: добрая половина компании, включающая меня, денно и нощно тусовалась дома, за исключением трёх раз в неделю, когда нас с Мэттом всё таки выпускали в университет. Остальная часть содружества в перерывах между делами, в которые нас так и не окунули, отдыхала, пила, тренировалась и занимались полоумной ерундой, которую даже описывать неловко.
Оказалось, помимо виолончели, в доме был ещё и саксофон, что никак нельзя считать выгодным приобретением, ведь играть на нём никто не умел, но все хотели. В доме постоянно устраивались культурно-массовые мероприятия, после которых мало кто уходил грустным, разочарованным и живым.
Мне не удалось достаточно узнать о пристрастиях и хобби каждого из ребят, но я точно мог сказать, что Энджел увлекался рисованием, Элис — вождением в нетрезвом виде, Лана коллекционировала сыпучие напитки и, кажется, цианид, Малена занималась музицированием, Элен играла в баскетбол, Тайлер — был изобретателем-самородком, Лонгри — фанатом регби, а Клойн… всё ещё оставался для меня наглухо закрытой книгой. С последним очень тесно общался Мэтт, с которым у того явно оказалось много общего, однако мой друг деталями по этому поводу не делился.
Всё неожиданно изменилось на второй месяц нашего пребывания в апартаментах. В один из дней первая страничка сама перевернулась, позволив себя прочесть.
========== Глава 8. Шаг ==========
Началось всё с непреклонного решения Энджела вытащить меня на прогулку по торговому центру. Аргументировал он это тем, что кроме одного комплекта трусов и зубной щётки в моей комнате ничего не имеется. За душой у меня тоже не было ни гроша, но парень заверил — весь мой бюджет хранится у него. Интересно было, какой? В любом случае, по прошествии пяти минут бессмысленных споров, мы дружно шагали в центр города спускать царскую казну.
– Чем ты занимался раньше? Я знаю, что учился, работал в баре, но у тебя ведь совсем ничего нет. Ни одной вещи, которая могла бы сказать о тебе больше, чем то, что ты нищеброд, – Энджел увлечённо рассматривал витрины, разыскивая определенный отдел, и это хорошо, поскольку так он не мог видеть мои покрасневшие уши.
Нищеброд — точнее не скажешь, но слышать это из уст человека, материальное положение которого когда-то было в разы ниже, чем моё, слишком больно. Ребята сумели подняться с самых низов, а я за всю жизнь так и не смог ничего изменить.
– Большую часть своего времени я тратил на поиски работы. Мне нужны были деньги, но становиться ковром под чужими ботинками я отказывался. Не знаю, может, это какое-то отклонение? Я видел, как ко мне относятся люди, как смотрят на мои драные шмотки и молодое лицо, даже не думая оценивать за умения и личностные качества, поэтому не мог позволить им сделать себя зависимым от них. Я скорее пошёл бы воровать, чем согласился лизать задницу какому-то ублюдку. Знаю, что звучит по-идиотски, – я усмехнулся своей же глупости. – Самостоятельная жизнь каждого человека начинается с того, что он соглашается пресмыкаться. Есть только один благородный путь на вершину, но я просто не смог… Не смог перестать жалеть себя.
– Если чужое пренебрежение ломает в тебе внутренний стержень, то почему ты винишь себя за неготовность ломаться? Зайдем сюда, – взглянув на меня, сказал Эндж и потянул за собой в охотничью лавку. – Люди бывают разные: кто-то готов мириться с любым дерьмом в надежде на лучшее будущее, а кто-то просто не способен на это. Такие, как мы с тобой, заведомо обречены быть грязью для всех остальных людей. Ждать лучшего к себе отношения — всё равно, что пасти корову на баскетбольной площадке, а после возмущаться отсутствию молока. Ты говоришь, все начинают с этого. Не все. Нет даже призрачного равенства материальных положений. В итоге всё сводится к тому, что какая-то часть людей всегда будет работать больше, но получать меньше, чем остальные. Ты попал в процент неудачников, но человеком вырос лучшим, чем тот, у кого всё было изначально, как думаешь? – неожиданно спросил друг, а я растерялся и не знал, что ответить.