Страница 39 из 42
На удивление, Никотинка не стала изворачиваться и врать, а лишь изобразила раскаяние из серии «Не виноватая я, он сам пришел». Чтобы не попасть под следствие, она поклялась сидеть смирно и не пытаться информировать подельника о провале операции.
А мы с отцом разработали план. Но для его реализации нужно было задействовать и Славинского, сделать из него живца, так сказать. Он отдает деньги коллектору — мошеннику, которого и берут с поличным, и он в свою очередь сдает Распопова, как организатора и вдохновителя аферы. А там пусть решает правосудие.
С этим планом мы и направились к Славинским. Отец выбрал из своих запасов самую раритетную бутылку, и мы отправились налаживать мосты и от лица всей семьи Барковских просить прощения и мира.
Трудно представить, как меня трясло от предвкушения встречи с Анютой. Я представлял, как мы обсудим детали дела, а потом Андрей Петрович вызывает мою Золушку, и она, пылая от стыда, получает от меня нагоняй.
Ну и конечно, потом я ее уволоку в темный уголок и зацелую так, что она забудет, как бегать от меня.
Однако все пошло совсем не так. Причем настолько не так, что я офигел от неожиданных поворотов, в которые меня бросало, как бобслейные сани.
Первая часть прошла как по маслу. Славинский, уже подготовленный мною, зла на отца не держал. И эта общая беда, хлестко ударившая по обоим, еще больше сблизила их. Начались разговоры «За старое», и в один не самый прекрасный момент папенька вспомнил, что я говорил о сватовстве. Вмиг идея породниться обрела статус сверхценной, и понеслась разработка.
— Андрюх. Я передаю сыну управление фирмой, и мы с Ольгой отправляемся путешествовать, как она давно хотела. Плюс у него свой бизнес, так что жених более чем достойный.
Я чуть не подавился коньяком, закашлялся и понял, в какую ловушку с размаху вляпался. Только что обретенный мир зашатался, как подрубленное дерево. Попробуй скажи Славинскому, что я пренебрегаю его дочерью и выбираю служанку. Я бы точно оскорбился.
Андрей Петрович, знающий меня с самой лучшей стороны, тоже не на шутку вдохновился.
— Я за девочкой тоже приданое хорошее дам.
Просто зашибись ситуация.
— Матвей Тимофеевич, а ты так уверен, что мама тебя безоговорочно простит и в кругосветку отправится? Давайте не будем торопиться. К тому же я стар для молодой барышни, — пытаюсь отрезвить двух друзей, которые на почве радостного примирения готовы последнюю рубашку снять.
— Тимофей, не скромничай. Я серьезно, о лучшем зяте и мечтать не мог. Вы будете отличной парой.
Оставалась одна надежда, что барышня Славинская осталась такой же неуправляемой, как и раньше и сможет категорично заявить, что не желает связывать свою жизнь со взрослым дядькой.
Но для этого нужно с ней переговорить. А пока первым делом я должен разобраться с Анютой.
— Андрей Петрович! Я пойду поищу вашу домработницу, наша просила ей кое- что передать. Они родственницы оказывается, — я встал, чтобы выйти и прекратить свадебные обсуждения, но Славинский меня огорошил.
— Ааа, — словно потеряв нить разговора, Славинский почесал затылок. — Ее нет сейчас. Она в отпуске.
Я готов был к чему угодно. Даже к тому, что придется прилюдно озвучивать Анюте свое предложение совместной жизни. Но вот так — в отпуске?
— А отпуск у нее дома или в Ницце? — боюсь вызвать подозрение неуместным вопросом, но другого выхода нет.
Славинский одарил меня странным взглядом, в котором смешалось недоумение и какое-то смущение, но, тем не менее, ответил. Хотя его ответ оказался таким же полезным, как, использованная туалетная бумага.
— Тимофей, я не знаю.
Голова шла кругом. И я не нашел ничего лучшего, как откланяться под самым невразумительным предлогом, потому что внутренний огонь метался по моему телу, жег пятки и требовал действия.
Какой идиот! Я не смотрел ее паспорт. Да даже если и глянул бы, то точно не запомнил бы деталей. Поэтому сейчас мне срочно нужно было рвать когти в сторону агентства, а потом мчаться за своей негодницей хоть к черту на кулички. Понятно, что могут и не сказать, но красненькие купюры обычно действуют намного эффективней, чем любые словесные аргументы.
Глава 37
— Мам, пап! Я приехала! — громко и будто бы радостно оповестила я домашних. Хотя на самом деле на душе скребли кошки. По факту, я вернулась победительницей, хотя бы в том деле, которое затевала. А вот любовь, проникшая в каждую клеточку, была побочным эффектом. Теперь, сбежав от Барковского, я остро почувствовала, что значит любить. Это нестерпимое желание быть рядом, касаться, говорить.
После этих двух сумасшедших дней, перевернувших мою жизнь, родной дом показался холодным и чужим. Любовь к родителям перестает быть первостепенной, когда душу заполоняет любовь к мужчине. Хотелось реветь от своей самостоятельности. Но что сделано, то сделано.
Родителей я нашла в столовой. Папа еще не успел уехать в офис, и они с мамой пили кофе, который всегда собственноручно готовила мама. Они были такие милые, как попугайчики — неразлучники. Уверена, что с годами их привязанность становится только крепче. Просто сказка какая-то. Мама встрепенулась и приготовилась причитать. Но папа ее опередил.
— Агуша?! Что случилось? — максимальная концентрация тревоги повисла в воздухе. Папа поднялся навстречу и прижал меня к себе. — Ну что, заноза моя, что опять не так?
— Родители, все так! Не переживайте! Просто я поняла, что искусство мне ближе маркетинга и управления. Мамины гены оказались сильней! Поэтому я пока посижу дома, а потом буду решать, чем заниматься. И бездельничать я тоже не буду.
— Агушенька, девочка моя, ты должна поесть что-нибудь с дороги. Я сейчас тебе кофе сделаю, — перехватила инициативу облизывания мама.
— Арина Витольдовна! Не хлопочите. Единственное, чего я хочу, это в душ и в кровать. Я в поезде не спала, — сказала я почти правду. Я хотела в кровать, зарыться под одеяло и тихонько поскулить, чтоб никто не слышал.
То, что Барковский для себя что-то решил, было и ежу понятно. «Моя девочка» просто так не говорят. Но я хочу всего! Хочу слов любви. А «девочка» — это конечно очень трогательно, но от него рукой подать до снисходительно — пренебрежительного «детка». А детка сегодня одна. Завтра другая. Но я хочу быть единственной! И поэтому сбежала.
И очень нелегко было оторвать, можно сказать, с кровью, гарантированное, уже имеющееся счастье, хоть и неполное, и убежать в пустоту. С призрачной надеждой, что он, как настоящий Принц, найдет, и все будет, как в сказке.
И сейчас перед глазами спящий Барковский. Во сне он был таким трогательным и милым, таким домашним и родным, что хотелось забиться ему в подмышку и замереть от счастья. Просто быть его девочкой, которой ничего не нужно решать. Но которой как-то все равно нужно будет решиться и признаться, что я это я. И это тоже подтолкнуло меня к бегству. Пусть он сам как- то узнает, догадается. А потом прижмет меня к себе и скажет, что полюбил Золушку, а уж принцессу еще больше будет любить. Ну или что — то такое девчачье — розово- сопливое.
И от понимания того, что этого может не быть, я разревелась — стало жалко себя до ужаса. И я уже хотела растравить свои душевные раны по максимуму, как вдруг здравая мысль мигом привела меня в чувство.
Если Тимофей решит, что я ему нужна, я — в образе служанки, то он приедет к нам и потребует Анюту. А тут Анюта, да не та. Придется папе объяснять, где я была на самом деле. Боюсь, что безграничное доверие будет подорвано. А вдруг он еще больше обидится на Барковского за то, что держал его дочь в прислугах?! Нет, этого категорически нельзя допустить!
Пулей я слетела вниз.
— Пап, мне срочно нужно отправить Анюту в командировку! В Казани у меня остались незавершенные дела, но они бытового характера. Самой мне уже не хочется возвращаться. Я устала. Там же квартира оплачена до конца месяца, пусть поживет и развеется, а то она кроме своей Костромы ничего не видела. Пусть у нее будет отпуск! — делаю умильную рожицу, при виде которой отказать может только совершенно бессердечный и бесчувственный человек. Папа, конечно же, не такой, но он и не глупый. Он окинул меня подозрительным взглядом и строго спросил: