Страница 3 из 21
Гадкое чувство, которое она очень не любила в себе, шевельнулось где-то глубоко внутри. Злата, стараясь заткнуть мерзкий голос зависти и нереализованных надежд, молча повернулась и пошла дальше. Следующий поворот был её. Ещё чуть-чуть, и она дома.
Кот завозился в переноске. Ему не нравилось, когда хозяйка забывала, что он предпочитает перемещаться в пространстве мордой вперёд. Злата бессильно улыбнулась, похлопала ладонью по переноске: ну-ну, не шали, скоро придём, - поудобнее перехватила её и заторопилась дальше.
Поднявшись на цыпочки, Злата просунула руку сквозь просвет в калитке и дотянулась до щеколды. Калитка чуть скрипнула, из глубины сада раздалось шумное пыхтенье, и под ноги бросилась крупная лохматая тень. Злата отставила в сторону переноску и наклонилась к бородатой морде. Собака извивалась из стороны в сторону, будучи не в силах выразить своё счастье только помахиванием короткого толстенького купированного хвоста. Зависть скукожилась и замолкла, уступая место детскому счастью.
- Сладкая моя, девочка моя любимая, - Злата с трудом отбивалась от бурного проявления собачьей радости, - Гера, Герася! - она села прямо в сугроб, обхватила собаку руками за шею и выдохнула. Всё. Добралась.
Вообще-то Геру завела себе Злата. Но в возрасте двух лет у собаки вдруг обнаружилась сильнейшая аллергия на жизнь в мегаполисе. Шерсть с кудрявых чёрных боков лезла клочьями, обнажая сухую тёмно-серую кожу на месте чепрака и нежную трогательную розовую на подпалинах. Долго не могли понять, в чём дело. А потом наступило лето, и студентка Злата уехала на все каникулы к бабушке с дедом, вместе с ней в Подмосковье переселилась и Гера. Вскоре на месте проплешин у собаки выросла новая густая шерсть. Но в сентябре, через неделю после возвращения домой животное снова стало лысеть. Пришлось вернуть Геру для её же пользы в подмосковный собачий рай. С тех пор она жила здесь, дожидаясь хозяйкиного приезда, почти целыми днями просиживая на ступенях высокого крыльца дома. И вот дождалась.
Мокрый тёплый язык старательно вылизал смуглые хозяйкины щёки, сразу стало холодно.
- Я тебя тоже люблю, моя хорошая, но, позволь, облизывать тебя не буду, ограничусь объятьями. - Злата хмыкнула: странно, что хватило сил на подобие шутки. А Гера с готовностью отозвалась: нежно проворчала что-то и ухмыльнулась в лохматую рыжую бороду.
Переноска опять затряслась: кот Банзай требовал свободы и еды. Он прекрасно знал, куда приехал, и жаждал снега, простора и бабушкиного печёночного пирога. А вместо этого его держали взаперти. Банзай интеллигентно, негромко, но настойчиво мявкнул и прижал морду – щёки разъехались в стороны, как у Чеширского котаЮ - к сетчатой вставке: ну, где вы все, свободу мне, свободу!
- Потерпи, страдалец! Сейчас выпущу.
Боком прижимая извивающуюся от счастья собаку к забору, Злата дотянулась до переноски и открыла молнию. В образовавшуюся щель сразу высунулась любопытная крупная рыжая кошачья морда. Банзай любил Никольское, бабушкины печёночные котлетки и снег. Даже здоровущую шумную собаку он тоже любил. Ему здесь было хорошо. Здесь его обожали, жалели, разрешали дрыхнуть на тёплом телевизоре, не ругали и не бегали за ним по дому с сумасшедшим лицом и пустым взглядом. Но самое главное, здесь никто не обижал его обожаемую хозяйку. Не то что там, в городе. Поэтому Банзай счастливо вздохнул и вылез прямо в снег.
Снега оказалось много, кот сразу провалился до подмышек, рванулся сильным молодым телом и выскочил на дорожку, брезгливо отряхивая лапы. Сзади на него надвинулась улыбающаяся в рыжую бороду Гера и ласково лизнула, обдавая горячим дыханием. Оказавшись на тщательно чищенной, но уже чуть припорошенной снегом дорожке, кот недовольно потряс задними лапами, отряхивая с шерсти несколько прилипших снежинок, и вдруг с боевым кличем "мийау!" боком прыгнул в огромный сугроб и понёсся по участку гигантскими скачками, оглашая всё вокруг ликующими завываниями. Злата с Герой переглянулись и понимающе улыбнулись: засиделся, бедолага. Булыжник в груди вдруг стал нестерпимо горячим, сжался и почему-то переместился в горло. Сразу стало больно. До слёз. Злата села в тот же сугроб, куда минутой раньше скаканул кот, закрыла ладонями лицо и заплакала. Впервые с тех пор, как всё рухнуло.
Гера сразу испугалась, засуетилась, стала беспомощно тыкать носом в ладони хозяйки и пытаться заглянуть в глаза. Прибежал встревоженный Банзай и начал тереться о сапоги и громко урчать. Гера возмущённо отпихнула его от хозяйки. Вообще-то они дружили, собака и кот. Он был моложе и появился у них, когда Гера уже переехала в профилактических целях из Москвы к бабушке. Но Гера, жизнерадостно гонявшая для галочки всех окрестных кошек, к своему, принесённому любимой хозяйкой, отнеслась с добродушной иронией: страшненький, пузатый, да ещё и блохастый.
Злата подобрала его где-то в Москве, на подступах к Курскому вокзалу, да так и привезла к бабушке. Котёнок был крошечный, недель трёх от роду, и ужасно, просто невероятно грязный. Злата с бабушкой вымыли его, накормили, и он улёгся спать прямо в любимом дедушкином кресле, разметав тоненькие лапки. Почти голое розовое отъевшееся пузичко сыто выпирало вверх, а среди редких белых шёлковых волосков нагло и важно ходила блоха. Именно ходила, чувствуя себя абсолютной хозяйкой этого тёплого нежного животика. Злата с бабушкой, умилённо склонившиеся над сонным найдёнышем, дружно ахнули и принялись, сталкиваясь лбами, ловить наглую зарвавшуюся зверюгу. Потревоженная блоха ускорилась, и поймать её оказалось делом непростым.