Межлуние

— Махаши из Маболо. Я провожу тебя к ней.

— Грасьяс. — Аэрин смахнула набежавшую слезу и попыталась не испытывать жалость к самой себе. — Только сначала навещу могилу Бриджиды.

Как и все давы, она помнила, от кого шел ее род, и чтила традиции.

— Как скажешь. — Видья выдержала паузу, прежде чем спросить. — Идем к столу?

Она согласилась, не смотря на отсутствие аппетита, и позволила отвести себя на кухню. Хозяйка взмахнула рукой, прикоснувшись к столешнице, и по комнате прошла волна алого света, от которого зажглись свечи, и в животе потеплело как после выпитого бокала вина.

— Аэрин, будь как дома, — предложила Видья.

Они взялись за руки, вспоминая былые дни, и долго стояли, прислушиваясь к треску огня в камине.

Рослый прислужник протянул запечатанный тубус Аарону, с окаменевшим лицом смотрящему куда-то сквозь вошедшего.

— Что это?

— Послание. Печать Сагро.

— Сделай два шага назад и открой, — последовал суровый приказ.

За отсутствием альтернативы, прислужник отступил на указанное расстояние и аккуратно вскрыл тубус, внутри которого оказалась свернутая в трубку бумага и странное кольцо из нефрита.

— Можешь идти.

Дон Парадис поднес к зажженным свечам письмо и перечитал его несколько раз.

— Вот как… Выжил на зло всем, — пробормотал Аарон.

Он сполз в кресло и, запрокинув голову, принялся вращать в пальцах кольцо. Ему было от чего потерять спокойствие. Дон Сагро, приходящийся дедом Эмире Трейн, напомнил ему о старом предательстве — отравлении его отца, Леона Касти. В доказательство прикладывался список лиц, имеющих отношение к этому преступлению и кольцо, подаренное Норозини прислужнице, выдавшей семейную тайну. Конечно, Джозеф Трейн мог попытаться посеять раздор между союзниками, однако его слова легко проверялись. Переписав имена указанных в письме лиц, он позвал все того же прислужника и распорядился найти и допросить изменников Парадис.

Что дальше? Заговор против Норозини, как того и хочет вампиро, много лет носящий прозвище Войлем? Оно так долго использовалось, что некоторые забыли его настоящее имя. Оставаясь в тени, истинный глава Сагро прикрывался Эмирой и плел интриги против Миллениум. Какова хитрость, и сколь велико коварство! Точить нож в шаге от победы, чтобы захватить себе все совместно достигнутое!

Аарон осознавал, что у него не было выбора. Если все так, как описал старый Трейн, то ему следует мстить тому, кого он с малых лет воспринимал как мудрого наставника. Впрочем, еще была надежда, что и сам Джозеф уже мертв, а тот, кто составил письмо, прикрывался громким именем. Кто, если не сам Анзиано, мог бы испытать его таким способом?

Схватив перо, Дон Парадис написал ответ, с требованием публично объявить себя живым и занять положенное по праву место. «Без сего, не имею возможности поддерживать Вас и участвовать в совместных действиях» — Дописал он в конце и запечатал конверт. Даже перехвати посланника, эта строчка не усугубит того положения, в котором он оказался совместно с Патрицио.

— Входи, мой друг, — приветствовал его Дон Пьерто.

Зал, в котором он разместился, был еще темнее, чем у Аарона. Заняв крипту заброшенной церкви, два вампиро превратили ее в полевой штаб, куда стекались все донесения от отрядов прислужников.

— Какова обстановка? — Не питая иллюзий спросил Аарон.

— Правда режет лучше иного клинка, — был ответ.

Дон Сиццио показал точку на карте, где был начертан перекресток дорог.

— Норозини отбил подъездную дорогу и одновременно с этим его фланг прорвал нашу позицию у реки. Резерв не отвечает на приказ вступить в бой, и, по-видимому, перешел на сторону врага. Что мне добавить, мой друг? Разве, вот это!

Аарон принял раскрытое письмо.

— Энрике отозвал наемников, — глухо подытожил он. — И как пишет, — синьорам Парадис и Сиццио. Сэкономил на чернилах и сургуче.

— Мы разбиты и скоро будем окружены, мой друг. Так-то!

Аарон вернул письмо, хоть в том и не было никакой необходимости.

— Теперь я могу говорить откровенно. Да, мне хочется признаться другу, бывшему со мной до последнего, перед смертью, что я вступил на путь противостояния, польстившись на деньги Протектората. Мы оба знаем. Норозини писал и тебе, что спасти семьи можно через признание поражения и отказа от притязаний на его положение и власть Броно. Простит ли он меня, если выступает от всей Илинии? Нет, мой друг! У меня нет иного пути.

Он встал и привел в порядок секретер, аккуратно поместив в него все бумаги.

— И что вы собрались делать?

— Прорыв рискован пленом. Я не страшусь безлуния, но оно примет меня тогда, и так, как того пожелаю.

— Вы с ума сошли, — спокойно заметил Аарон.

— Быть может. Я просил бы оказать мне честь, однако не хочу забрызгать вас своею кровью.

— И даже не хранили яд?

— Яд? Для крыс и вероломных банкиров. Принимать яд самому отвратительное малодушие! Я уйду так, что никто не скажет обо мне и порочного слова. Что до вас, Аарон, вы сами решите, как вам поступать.

Он позвал прислужника своей семьи и тот, выслушав Дона, не сразу согласился с отведенной ему ролью. Впрочем, мощный голос Патрицио надломил его волю, как уже бывало ранее с другими людьми, пытавшимися спорить с главой Сиццио.

Аарон поднялся на поверхность, чтобы отдать дань уважения верному союзнику и гордому вампиро.

Дон Пьерто опустился на колени, подставив шею, а прислужник, обнажив клинок, приставил острие кинжала под выпирающий позвонок своего синьора и ожидал приказа.

Не смотря на притихшую природу, в эти мгновения все вокруг было наполнено жизнью. В растрепанной листве опушки гуляло пение птиц, над покачивающимися полевыми цветами и высокой травой витали темные точки насекомых, и ветер свистел в развалинах церкви, играя плащом прислужника, готового выполнить свой долг. Патрицио сжал в кулаке горсть илинийской земли, в последний раз посмотрел на небо, которое он больше не увидит, и закрыл глаза.

— Давай.

Через миг Аарон остался последним из тех, кто подписал ультиматум и не отказался от прежних намерений. Не отказался, поскольку Дон Норозини просил его поддержать этот документ, и получал от него донесения обо всех передвижениях армий и принятых решениях Донов, открыто выступивших против Миллениум.

Какова теперь его роль? Писать письма уже не было смысла. Надо было лишь дождаться подхода авангарда Норозини и сложить оружие.

Если говорить откровенно, то извечная промозглая утренняя сырость могла испортить хорошее настроение кому годно. Забираясь за воротник холодным и липким языком, зажимая запястья ледяными клыками и безжалостно щипая уши, норд-ост встречал вернувшихся на Родину как старая псина, соскучившаяся по хозяину. Климат бриатских островов не умел выражать свою суровую любовь иначе и Джонатан стойко переносил его назойливое присутствие, находя счастье и в таком спутнике. Как же иначе? Нельзя воспринимать свою страну как набор различных явлений. Вступая на службу, ты принимаешь ее такую, какая она есть со всеми ее недостатками. И не будет у тебя другой — только она. Одна и на всю жизнь.

Рассуждая о чем-то подобном, он вошел в заведение, ставшее ему вторым домом, как казарма или Политимия. Заказав чаю и разместившись на своем месте у окна, он посмотрел на улицу. Низко стелящийся туман, скрывший траву белесым пологом, пропустил через себя деревья, смыв с листьев зеленый окрас. Их четкие силуэты как чернильные кляксы выделялись на фоне громоздких свинцовых облаков, заполонивших небо от края до края.

Сегодня у природы не нашлось цветных красок, и она воспользовалась черной, растворяемой от светло-серого до темного тона. Только здесь, в уютном помещении мадам Рози, было тепло и сухо, а верный служивый пес остался ждать за порогом, тихо поскуливая от одиночества.

По обыкновению, заказав чая, коммандор стянул перчатки и помассировал запястья. Какое-то движение снаружи привлекло его взгляд и он приподнялся, чтобы иметь лучший обзор. Конечно, человек успел пригнуться, уходя в сторону, но хвост медных волос был слишком заметен.