Межлуние

Старый Жан, давно потерявший счет тем, кого он провожал в последний путь, остановился перед могильной ямой и знаком велел опустить гроб на землю. Конечно, священник не имел возможности читать вслух и поэтому передал томик главе Мортум. Луи понимающе кивнул и раскрыв страницу по закладке, принялся монотонно зачитывать текст отходной. Ему не нравилась отводимая роль, однако, любое возмущение, как и неприятие веры покойного, было бы сейчас неуместным.

Не сегодня и не сейчас.

Страница кончилась, и пришло время для личного прощания.

— Ты был хорошим отцом и верным мужем, — прошептала безутешная вдова, целуя крышку гроба.

Она непрестанно гладила ее поверхность и не спешила подниматься.

— Брат… Брат, я никогда не сравнюсь с тобой. Твое отношение к людям достойно уважения. Ты презирал роскошь и спасал жизни. Для меня было честью быть твоим братом, сидеть за одним столом и жить под одной крышей.

Луи замолчал, стиснув зубы. Слова иссякли.

Нико раскрыл глаза, но язык как будто онемел. Мальчик мог сказать так много, что фразы путались, переплетаясь в огромный жесткий комок в горле, мешающий дышать. Стоило сосредоточиться на чем-то одном, как тут же появлялось чувство неуверенности: надо ли говорить это вслух?

Время тянулось мучительно долго, и Луи мягко, но настойчиво приподнял безутешную женщину.

— Отпусти его, — сказал он так тихо, что его услышали лишь вампиро.

Нанятые носильщики привязали к гробу веревки и, сохраняя приличия, степенно опустили его в яму. Отвязав концы, они отошли назад, позволив каждому бросить горсть земли.

Жан обвел собравшихся взглядом и отвел их под сень дуба, откуда они могли видеть, как засыпают могилу. Нико не по возрасту почувствовал, что может сорваться, и отвернулся. Он осмотрел видневшиеся надгробия ухоженного кладбища и заметил темную фигуру человека, замершую среди них. Она не двигалась, застыв в неестественной позе, и как он не старался, мальчик не мог разглядеть лица. Под жесткими круглыми полями низко надвинутой на лоб шляпы как будто ничего не было: ни привычного блеска глаз, ни светлой кожи. Только непрозрачная глухая тень.

Нико не стал беспокоить убитую горем мать, а остальным он еще не доверял в той мере, когда начинают делиться своими страхами.

Быстрые шаги бесцеремонно вторглись в их прощание, заставив посмотреть на источник шума. Это был Карло, новый староста, сжимавший в руке букет луговых цветов. Он бросил в сторону семьи суровый взгляд и подошел к месту погребения, где рабочие уже восстановили слой дерна. Уложив цветы к изголовью, Карло подозвал Луи, и они встали на виду у всех, но на расстоянии, не позволявшим их услышать.

— Синьор, я бы хотел сразу перейти к делу, если позволите, — без долгих реверансов и па начал староста, чем-то напоминающий конторского клерка или неудачного стряпчего, в грязноватой одежде не по размеру, и с жадным крысиным взглядом.

Подобные люди могут годами выжидать шанса, чтобы вцепиться в богатого клиента и решить свои проблемы за счет нанимателя.

— Я слушаю.

— Ваш брат был особенным человеком. Все, кто здесь живут, помнят его исключительно положительным соседом. Чего я не могу сказать о Вас.

Дон нахмурил брови.

— Вы много на себя берете.

— Изображаете оскорбленную честь и достоинство? Опишу проблему иначе. Мне довелось поговорить с теми, кто видел Якоба перед смертью. В ту ночь рядом с ним вертелся какой-то пьяница. Как вы думаете, на кого похоже его описание?

— Понятия не имею, — ответил вампиро.

— Очень жаль, ведь вы в точности соответствуете его приметам.

Луи покачал головой.

— Какое-то недоразумение. В тот вечер я был с моим братом.

— Разумеется, — прошипел сквозь зубы Карло. — Вы внушаете больше доверия, чем четверо свидетелей.

Повисла напряженная пауза.

— Не понимаю, как меня могли видеть, если я был в другом месте!

— О, достойное возражение! Вы даже не удосужились придумать алиби. Знаете, почему я пришел сюда один? Нет?! — Он почти сорвался на крик и осекся.

Луи не отличался спокойным характером и мысленно уже пересчитывал старосте ребра.

Увидев сжавшиеся кулаки оппонента, тщедушный Карло взял себя в руки:

— Я прочел отчет о вскрытии. Судя по всему, ваш брат покрывает обыкновенное убийство. Не знаю, как вы это делаете, и даже думать об этой мерзости не хочу. Вас опознали! — Поспешно добавил он, увидев вспышку гнева в глазах собеседника. — И теперь у вас есть два варианта.

— Продолжайте, раз начали, — прищурившись, словно выбирая место для первого удара, отозвался вампиро.

— Вы, конечно, можете уповать на правосудие. Это ваше право. Якоба здесь уважали, и как только ваше имя будет связано с его смертью, у виллы соберется толпа рассерженных жителей. Вы не сможете с ними договориться, в отличие от меня.

— Так чего вам надо?

«Сломанный нос, будет соразмерным наказанием» — пришел к выводу вампиро.

— В обмен на мое молчание вы покидаете Керуджо и больше никогда сюда не вернетесь.

Он облизнул тонкие губы, ощущая себя хозяином положения.

— Вы пришли торговаться на свежей могиле?

— Не вам читать мне мораль. Так что вы выбираете?

Он завел за спину, попытался упереть в поясницу и, наконец, спрятал в карманах трясущиеся от возбуждения руки.

— Мы уедем в ближайшее время, — бросил Луи, решив для себя повременить с расправой и не портить память о брате, разбивая о купленные им надгробия чью-то иссушенную алчностью голову.

В конечно счете, кто будет заботиться о семье, если его заключат под стражу?

— Превосходно! — Заулыбался Карло, радуясь выгодной сделке.

Он получит во владение то, что его семья никогда бы не обрела ни за одно, ни за два поколения. На этом фоне чье-то душевное равновесие и вовсе не имело для него какое-либо значение. Вцепившись в лакомый кусок, у него обострилось желание захватить виллу Мортум, став ее единственным и полноправным хозяином.

Пусть не сегодня и не сейчас.

Увлеченный своими мелочными планами, кажущимися ему несравненной победой, достойной остаться навеки в памяти и сердцах жителей Керуджо, Карло не обратил внимания на фигуру в темных одеждах и шляпе, отчетливо выделяющейся в солнечный полдень.

Какие мысли могут появиться у человека, ожидающего неминуемой встречи со старым врагом, получившим над тобою власть? Какие слова заранее заготовит, прекрасно понимая их смехотворное бессилие? Какие отчаянные действия предпримет в полубезумной попытке изменить роковой поворот луны? Эти вопросы едва не срывались с языка Агаты, носящей на изящной шее тонкий медный обруч, натертый до блеска благородного металла. Он прямо указывал на особенный статус прислужницы, ведущей к Алтарю Капеллы ее новую сестру, и косвенно подтверждал намерения нового Дона, о которых Маргарита могла не догадываться.

Ей не хотелось, чтобы девушка повторила ее судьбу и при этом она осознавала неотвратимую безысходность ситуации. В конечном счете, однажды Агате представился выбор между смертью и обручем. От него не так просто отказаться, если знаешь, каким образом с тобой расправятся в случае неповиновения.

— Поговори со мной, — хорошо поставленным заискивающе-нежным голосом попросила Агата.

— Моя госпожа и защитница убита, — мрачно отозвалась Маргарита. — О чем мне разговаривать, если я отсчитываю минуты перед смертью?

— Не спеши уходить в безлуние. Я слышала, ты его не боишься, но все, кого я знаю, готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы увидеть еще один рассвет или новолуние.

— Ты о чем? — Почти зашипела девушка, готовая вцепиться в Агату. — Предать брата, чтобы остаться в живых?

Не ожидая такого напора, прислужница отшатнулась. В ее привычном круге общения открытая агрессия была признаком недальновидности. Интриги, сплетни, подкуп, и в особо крайних случаях — яд, являлись основным оружием прислужниц высокого ранга. Не потому, что леди не могли схватить друг друга за волосы, а потому что за подобное поведение, узнай о нем полноправные вампиро, могли отправить в один из доходных домов, откуда, как правило, уже не возвращались.