Страница 16 из 71
В последний вечер Веля отправилась к зверю с мисочкой креветок, своим полезным ужином. Кухаркины дети ловили их большим сачком недалеко от берега, волокли сачок по водорослям, обходили камни, а затем вытаскивали на берег и выбирали среди водорослей прыгучих, трепещущих рачков. Свежие они были такими вкусными, что Веле до сих пор казалось — никогда ими не наешься.
Кухарка норовила кормить Велю кашами и хлебом, но мука и крупы были собраны в дорогу, поэтому владычица получила плебейскую пищу — креветки и пучок сельдерея.
Она уселась на песок у кромки леса.
— Пол! Малыш! Иди, покушаем вместе! — позвала она.
Никто не вышел. Веля очистила и съела две креветки, такие свежие, что даже сладкие, и захрустела веточкой зелени.
— По-ол!!! Выходи, дракон, биться будем!!!
— Я же просил не орать, — Он появился откуда-то сбоку. — Неизвестно кто тебя услышать может…
— Приве-ет, пушистая звезда! — обрадовалась Веля.
Она протянула руки, но опоссум огрызнулся и отскочил.
— Да что с тобой такое? Я ведь завтра утром уплываю, попытаемся продать нашу нефть…
— Так плыви, в чём дело? А это что такое?
Зверь ткнулся розовым носом в мисочку с креветками и громко понюхал.
— Ты испортила их! — вынес он вердикт.
— Как?! — искренне поразилась Веля. Она только что ела прекрасный и питательный, очень свежий продукт.
— Сварила!
После чего развернулся и ушёл в свои чёртовы джунгли.
***
Случается, твои планеты повернутся ягодицами друг к другу, и вот уже жизнь подкидывает бублик за бубликом, да один черствее второго. И прожевать всё нереально, и собираешь их на нитку, чтобы съесть потом, пока не поймёшь, что держишь в руках огромную вязанку чистого идиотизма. И не выбросить её, не избавиться, можно только повесить на шею, чтобы руки стали свободны. А там уже либо горько плакать и сетовать на судьбу, либо ходить с улыбкой — да, я выгляжу странно и глупо, но мне плевать и даже больше — мне это нравится!
Особого оптимизма относительно цели поездки Веля не испытывала. С самого начала всё пошло лису под хвост, как говаривал зверь рода. Горничную Таки бесконечно тошнило, она не могла не то что готовить, но даже вылезти из своего гамака. Веле пришлось подставлять ей кожаное ведро и выносить это ведро за нею, мыть и приносить назад. Дебасик вместо того, чтоб понемногу приводить в чувство капитана взятым из дому вином, в первый же день напился до беспамятства, как и во второй, и в третий, и всё пропил, потому что Веля не додумалась спрятать кувшины. Когда вино закончилось, советник впал в депрессию и даже полюбившихся ему «протоколов» вести не мог. Капитан, видимо, имел свои запасы, потому что постоянно был неадекватен. Одни стихии знают, как он мог стоять за штурвалом, однако, он стоял, а корабль плыл. Саму её тоже подташнивало, и только сила воли позволяла не послать всё к дьяволу и не закрыться в каюте. Кто бы тогда контролировал весь этот бардак? В том числе, пришлось взять в свои руки варку каши и супа. Пока она разобралась, как разжечь печку, пока наловчилась возиться с утварью — прошёл целый день. В итоге получился ожог на левой ладони и довольно сносная еда. На красном месте вздулся багровый пузырь, ожог болел и мешал работать, но работать было надо, поэтому пузырь феерически лопнул, а под ним образовалась язва, которую Веля заматывала тряпкой и, видимо, занесла инфекцию, потому что сбоку язва начала гноиться. Вскоре от непривычной пищи на матросов напал понос. Мог, конечно, и от инфекции на Велиной руке, но вряд ли, потому что Веля кипятила все деревянные миски и ложки, а всю еду как следует обрабатывала термически, то есть — разваривала в стулообразную равномерную жижу. К концу путешествия Веля потеряла на нервной почве килограмма три, а по вечерам совершенно не по-правительски ревела. А там уже и приплыли.
В порту шхуну досмотрела портовая стража и взяла такой налог, что Дебасик ещё больше повесил нос. Велю же огорчил сам порт. Почему-то в королевстве она не обращала внимания на другие суда, возможно потому, что всё в те дни ей было в новинку и в диковинку, а теперь невероятное убожество её лохани по сравнению с другими кораблями прямо резало глаза. Куда идти, что делать — она не знала. За всю свою жизнь Веля только раз продала помаду однокурснице. Рука болела, Дебасик отказывался покидать каюту, а идти без него Веля попросту боялась. Вскоре капитан и матросы выпросили аванс и удрали в кабак, а Веля так и сидела на судне, косясь из камбуза на шумную портовую жизнь, на голых до пояса шлюх в ярких юбках и шляпах, с размалёваными грудями, на отчаянные, кровавые драки пьяной матросни, на то, как приплывают и разгружаются чужие торговые суда, как другие суда загружаются товарами и уплывают, как рыбацкие баркасы привозят рыбу, много рыбы, да такой, какой Веля и в глаза не видывала: чёрные, сомообразные, огромные рыбы с лапками, на которых рыбы, будучи живыми, ползали. Кистеперые?!
А люди тут — со всех островов Либра, одетые кто во что горазд: нищие в лохмотьях, богачи в расшитых золотом камзолах, торговцы в плащах, учёные и жрецы в хламидах, с какими угодно причёсками и бородами самой разной длины и фасона. Веля видела бритых налысо женщин, одетых в кожаные бриджи и жилет, увешанных оружием, не прекрасных сказочных амазонок, а мрачных мужеподобных баб. Она даже не сразу поняла, что это женщины, пока не заметила у них груди. Велина соседка по общаге, Натали, называла таких «баба-пи©р».
Или вдруг проходил военный корабль Старых Земель, огромный, смоляной, щетинился пушками, а на мачтах развивались стяги, а на них летела белая чайка — Дитя Дня. С каждым часом простоя всё больший стыд одолевал Велю за свою свиту и лохань…
Всё изменилось в один миг. Может, это Пол ворожил, бродя по своим дорогам ночи, чтобы Велины пазлы сложились в нужный узор? Мерзавец, мог вы ворожить более тактичным способом и попроще…
Ужин в этот день был поздним — обе луны красовались на своих местах. На ужин варился давным-давно обещанный мучной суп с мидиями — Таки, наконец, восстала из мёртвых. Она и походила на оживший труп — бледная, с кругами под глазами, остренький нос заострился ещё больше, зато ведро за ней больше выносить не требовалось, как и кормить всех на шхуне. Значит, можно перевязать руку тряпкой, пропитанной нефтью и ждать, пока ожог заживёт. Больше у Вели ничего, чем можно намазать рану, не имелось.
Она обыскала каюту капитана и нашла спрятанное пойло — кожаный мешок на завязках, а в нём — зловонную брагу из мелких пальмовых плодов. Замечательно! Она налила себе кружку, вытащила на палубу кресло-качалку и, прихлёбывая вонючее бухлишко, стала глядеть на горящие вдоль воды и у харчевен смоляные факелы, фонарики на кораблях, на кипящую ночною жизнью пристань и раздумывать, будет ли когда-нибудь такая же энергичная пристань у неё на Гане.
Вот подкатила прелестная повозка, за нею слуги принесли несколько носилок с шёлковыми занавесками. Из повозки выскочили, судя по камзолам, местные аристократы, чистые и нарядные. Из носилок выпорхнули очаровательные дамы в длинных лёгких платьях с открытыми руками и шеями, как носили на многих островах в здешнем тёплом климате, с украшениями на руках, плечах и в причёсках, яркие, словно бабочки. Вся весёлая компания загрузилась на увитый цветами и утыканный яркими фонариками прогулочный кораблик и, размахивая кубками, отчалила в море. Глядя им во след, Веля вздохнула. И когда её советник придёт в себя?! Она залпом допила омерзительное пойло, скривилась и передёрнулась.
Сперва раздались крики, а затем — удар и треск. Веля подхватилась — что происходит? В темноте кораблик налетел на тяжёлое, гружёное углём судно, оно зацепило его и поволокло за собой.
— Кораблекрушение! — закричали на пристани.
— Спасите! Помогите! — закричали с прогулочного корабля. Дамы подняли визг.
А затем случилось страшное. Маленький кораблик так быстро раскололся пополам, словно был сделан из печенья. Она смутно увидела, скорее догадалась по плеску, что в воду посыпались люди.