Страница 6 из 8
«Спалился» парень…
–Иди мой ТУАЛЕТ! Бегом! Домывай, … ! – к базарной перепалке добавился узнаваемый, воинственный глас ТСЖ.
И все-таки, зачем ТАК ОРАТЬ?!
Чтобы не слышать лишний раз отборного (и не очень) мата, я прикрыла за собой дверь.
Все равно слышно, зараза…
А как же им, по-вашему, облегчать симптомы от тяжелого лечения – после того, как запретили заваривать чай… Обычный чай по 2 пакетика!
Пациенты ловко вышли из положения и стали «засыпаться» – кто чаем, простеньким «Нури» или дешевенькой «Лисмой», кто-то, умудрялся шиковать сублимированным кофе. Любой такой «допинг» принимался дозированно, чтобы не подавиться сухим порошком, и запивался обильным количеством воды.
Я приземлилась в офисный крутящийся стул без одной ручки – «подарок» от заведующего.
На Боже, что нам не гоже.
На мониторе зависло недописанное заключение по одному насильнику, которое еще предстояло обмозговать, но сейчас, крайне не хотелось. Куда приятнее, залипнуть на пару картин на салатовой стене.
Мой новый кабинет оказался очень светлым. В отличие от прежнего – он располагался на солнечной стороне. На окошке покачивались от теплого майского ветра сиреневые колеусы в белых аккуратных горшочках. Стол с двумя компьютерами находился рядом с окном, так, что ровно ложился свет. Справа от стола возвышался шкафчик со стеклянными дверцами, а рядом с ним скромно приютилась низенькая тумбочка с чайником.
Разбирая и расставляя вещи месяц назад, я нашла в шкафу картины – художественные работы пациентов. Самые яркие, решила повесить в кабинете – и стены не голые, и ребятам приятно, что их творения оценили.
На стене напротив радовало глаз изображение амфитеатра – огромного, с колоннами, на ярко-малиновом фоне. Да, немного дико и ядовито, но старался ведь человек. Рядом с амфитеатром распустили пушистые ветви деревья разных видов, но в самом сердце картины – темнело одно одинокое, тонкое деревце без листьев.
Метафора одиночества в толпе… С чем часто сталкиваются неординарные, одаренные люди.
А позади моего стула, над головой, обрела свое место фантазия кубиста – куча разноцветных кубиков, гнездившихся друг на друге. В редких перерывах и утром, давая отдых глазам, я снимала осточертевшие очки и смотрела на размытые яркие пятна, добавляя к картинам долю своих фантазий…
Не прошло и десяти минут, как за дверью раздался топот.
Пашка. Он один так топает. Еще в разведке служил, тоже мне.
Санитары постоянно подшучивали над ним, когда он запивал лекарства – «давай, Пах, покажи, как ВДВ пьет!»
Он смог бы сделать военную карьеру. За ним, высоким, голубоглазым и видным, носились бы девчонки. Но, пять лет назад, он продал душу за «спайс», а некогда подтянутое тело расплылось из-за ухудшения обмена веществ.
От уколов и препаратов – побочка разная, реакция индивидуальная.
–Арина Витальевна? – в дверях показалась его квадратная голова.
–Да, Паш, поняла, что это ты. Заходи, – я нехотя нацепила очки. –Ну, как прошло, рассказывай…
–Не выписали, как я и говорил… Взъелась она на меня… – его кожа пошла красными пятнами.
–Тише, спокойно… Присядь, – я указала на стул для пациентов рядом со своим столом. -Через полгода, еще одна комиссия, как полагается… Твой брат писал ходатайство?
–Нет, – Павел сел и шумно выдохнул.
–Вот, пусть в следующий раз напишет. Родственники должны напоминать врачам о себе… Что есть, кому забрать и кому заботиться… Паш, а что с голосами? Сейчас, они есть?
–Нет, – Пашка помотал головой. –Бывают иногда… Но чаще, видения… То мой сосед по палате танцует с пейсами под веселую еврейскую музыку, то Леху, другана моего, в нижнем белье покажут… Ужас, – он принялся грызть заусенцы на пухлых руках, -А на днях, так вообще, такое видел, Арина Витальевна… Что мне изнутри живот распороли, а оттуда вылезла крошечная женщина… Посмотрела на меня и закрыла живот молнией изнутри, на замок…
–Да, Паш, что же творится-то в голове у тебя… – я все это время терпеливо слушала, сочувственно кивая.
Повисла неловкая пауза. Паша вдруг заозирался по сторонам и потупил взгляд.
–Все в порядке?.. – я настороженно посмотрела на пациента.
–Арина Витальевна, представляете, хах! – у него вырвался нервный смешок. –Они… голоса, то есть… мне только что сказали – «КАК ЭТО НАС НЕТ?!» …
Я не успела прокомментировать этот веселый момент – в кабинет без стука зашла зам глав врача.
Паша испуганно смотрел то на меня, то на высокопоставленную гостью.
–Паш, можешь идти, поговорим потом. Будь здоров!
–Ага, – окончательно растерялся тот и, с несвойственной для здоровяка проворностью, пулей вылетел из кабинета.
–Здравствуйте, Милена Альбертовна, – я поднялась.
Она молча зашла с высоко поднятой головой, скептически осматривая кабинет. Без халата, в черном строгом платье, вся сухая и подтянутая. Волосы на голове собраны в тугую шишку, а сеть морщинок едва проступает через килограмм макияжа. Тонкие поджатые губы, нос с горбинкой, тяжелый взгляд ореховых глаз и острые брови добавляли властности общему образу.
–Как погляжу, вас пациенты уже полюбили, Арина Витальевна, – она цокнула каблуком.
–Работаю помаленьку, отделение нравится, – спокойно ответила я.
–Очень хорошо. Будьте осторожны с ними – они принудчики, преступники, убийцы, – она сверкнула глазами и уперла руки в бока.
–Психиатрическая бдительность, угу, – кивнула я.
–Меня заинтересовали ваши заключения по сексологической части… – она вновь заходила по кабинету. –Развивайтесь дальше, занимайтесь исследованиями. Начальника держите в курсе. Вы совсем к нему не заходите! – она незначительно, но повысила тон.
–Работы… Много, – выдавила я.
–С врачами тоже общаться надо! Будут конструктивные вопросы – обращайтесь! – выплюнула она напоследок, развернулась и захлопнула дверь.
Да, быстро сегодня прошла комиссия по настроению.
Глава 6. Любовь в понимании Алина.
В ту комиссию выписали только одного человека.
Узнала я это не от врача (к которому, совсем не хотелось заходить), а от местного эпилептика, которого пациенты окрестили «стукачом». Он постоянно бегал к врачу, по делу и без, бесцеремонно подслушивал разговоры и так же бесцеремонно в них влезал. Как и любому пациенту, страдающему эпилепсией, ему свойственна патологическая обстоятельность во всем и тягучий, как разбавленный мед, слащавый голосок.
–Лихачеввввааа Пашшшшку не вииииписссали, а Емелииинннаа вииииписссали… М-меняя нне виписссали, потому что моя м-мама не напииисссала хо-да-тай-ство, давно не заходииила к врачу… А в сссследующую комиссссиииию м-меня обяззательно випишшшут… Борииисс Аркадьевич… обещал, что меня виииипишшшшет… – он нависал над ведром и сжимал в руках швабру.
–Выпишут, Митя, со временем, всех выпишут.
Я как раз шла по коридору за Алиным. Эссе обсудить. Воздух пропитался резким запахом «Комэта» с лимонной добавкой.
Эпилептик Мочалин по фигуре сильно напоминал кенгуру – выпирающий, как сумка, живот, тонкие руки, но крепкие ноги, яйцеподобная голова, вытянутое лицо и слегка приплюснутый нос.
–Иди на… отсюда! – прогремел Пашка, неся второе ведро.
–Паш, а ну тихо! – прошипела я на Лихачева.
–Арина Витальевна, ой! – тот непосредственно прикрыл рот рукой. –Извините!
Следом за ним надменно шел санитар, которого ненавидело все отделение. Ну, разве что кроме нескольких молоденьких медсестер, которые отчего-то очень любили дежурить с ним в ночную смену.
Он свысока смотрел на пациентов, отталкивая тех, кто попадался ему на пути. Гордой походкой, пристальным взглядом серых мутных глаз, всегда зализанными русыми волосами и хищным орлиным носом, он смахивал на гестаповца. Вероятно, в своих фантазиях он себя таким и представлял, и в реальности стремился соответствовать своему образу.
–Здррравствуйте, Арррина Витальевна! – он натянул любезную улыбку. –Вам кого позвать?