Сердце Ветра

Предисловие

Посвящаю этот роман моему другу, самой сильной женщине на свете – Ирине Карловне Осиповой.

Книга должна порождать огонь в сознании читателя, иначе, что это за книга? Строки следует писать так, чтобы они отпечатывались в памяти, врезаясь в повседневность вихрем эмоций. С каждой страницей, воспламеняли душу читателя сильнее и жарче.

Настоящий автор… вкладывает в произведение часть души, бросая вызов и призывая к раздумьям.

Так я писала эту книгу. Часть меня навеки затерялась среди ее страниц, и будет жить в каждом из читателей. Классическая система российской психиатрической больницы, описанная здесь – нарицательное имя любой жесткой структуры. Каждый может столкнуться с тем, с чем столкнулась главная героиня романа. Но, не каждый после падения распрямляет крылья и готовится к новому взлету. Эта книга написана не просто как некоторый опыт, в сочетании с художественными фантазиями. Она призвана вселить надежду на торжество любви и справедливости, подарить то, чего не хватает в современном, обезличенном обществе. Это вызов всем правилам и любовь, которая случается раз в сотни лет.

Имена и фамилии в романе выдуманы, номера отделений изменены.

Все совпадения – случайны.

Выражаю благодарность:

Родителям и бабушке – которые терпеливо читали произведение по главам, выискивая ошибки и опечатки.

Коллегам по творчеству – Татьяне Ивановой и Александре Обвинцевой, с которыми, до двух часов ночи на форумах, при теплом свете гостиничных ламп, штопали друг другу сюжетные дыры в каркасах романов.

Наставникам и крестным отцам – Олегу Валерьевичу Лукьянову и Евгению Ивановичу Губину.

Вдохновительнице и наставнице, поддержавшей в трудный момент – Ирине Карловне Осиповой.

Близким друзьям, за колоссальную поддержку, которой подвластны и расстояние, и время –Веронике Сенниковой, Марине Сульдиной, Марии Хамматовой, Алексею Дядькину, Игорю Голованову, Павлу Опанасенко, Шевченко Александру.

И, конечно же, супругу – Денису Гоман, который с трудом, но принял повествование от первого лица.

«Кто знает, что такое любовь? Любовь всей жизни?..

Это… когда радуешься от одного подаренного взгляда.

Когда ее улыбка вселяет веру, что все хорошо.

Когда у нее на глазах слезы, а ты их делишь с ней у себя в душе.

Когда на расстоянии чувствуешь легкий аромат ее духов, и этот запах… просто сводит с ума.

Когда ее сон – для тебя тайна, а от этого так приятно, как никогда.

Когда касаешься ее руки, и душа дрожит от счастья.

Когда держишь ее в своих объятиях… и это миг навсегда.

Когда она знает, о чем ты думаешь, а сама при этом – полная загадка.

Когда ты можешь говорить так, как думаешь, не боясь раскрыть самые темные уголки души – ведь знаешь, что она тебя поймет.

Когда она одна такая во всем мире, и другой – не надо.

Когда она ставит свечку в церкви, молясь за тебя… и ангелы поют вместе с ней.

Когда она уходит, а ты живешь лишь той надеждой, что увидишь ее вновь, и ожидание – в сладость.

Когда ты перестаешь жить закрытыми стенами, не замечаешь безликие лица, омраченные души и черствые сердца, согреваясь мыслями о ней.

Когда ищешь ее во всех мирах, во всех жизнях, во всех снах и… находишь, любишь… а любя – не требуешь!

Когда рад, что она просто – есть!»

Одно из писем Ветра.

Глава 1. Непризнанные святые.

–Как ваше настроение, Родион Евгеньевич?

Я с интересом изучала лицо местного представителя творческой интеллигенции, одетого в клетчатую балахонистую пижаму. Голубые глаза с нездоровым блеском, легкая небритость, скорбно опущенные вниз уголки рта, изящный и тонкий нос. На голове, правда, птичье гнездо, но для творческого человека такой беспорядок вполне уместен.

В голове кавардак, почему бы, и на голове ему не быть, в самом-то деле?..

–Эх, настроение-то нассстро-ень-ице… так себе, эх, – он театрально вздохнул. –Были бы друзья, лучше, чем эти таблетки… А так… Эх… А вы можете меня, милая Арина Витальевна, по-другому называть?

–Как это, по-другому? Просто Родион?

Клиническое интервью только началось, а я уже устала делать записи. Вот интересная же личность к нам угодила!

–Барон Рэйдель. РЭЙ-ДЕЛЬ, – медленно произнес он в ответ на мой вопросительный взгляд. –Да, я творческий человек, и псевдоним у меня есть, тоже творческий, дааа… – он задумчиво почесал затылок.

–Все-таки, буду вас называть официально, – я отвлеклась от записей. –Как вам живется-то у нас, в отделении?

–Не живется, не мое! – барон Рэйдель скорчил кислую рожицу. –Я особый, у меня тоска по недостигнутому…

–В чем выражается ваша особенность? – я взяла другую ручку.

Чернила в старой стремительно заканчивались от веселых историй, и я чуть не расцарапала лист.

Сильно зачесался нос от терпкого запаха дешевого одеколона.

–Мне снился сон про вылет души из тела… Я исследую параллельные миры, ииииии… обязательно, обязательно напишу об этом научную работу! – он заерзал на стуле. –И еще, подождите, подождите… Я хочу построить новое, аристократическое государство – чтобы люди жили вместе, понимаете, улавливаете суть, да-да? – в его глазах заплясали безумные искорки.

–Пока не совсем, ну ладно, – я вздохнула. –Родион Евгеньевич, у вас голоса есть?

–Были, крыша несколько раз ехала… – он опустил голову и закрыл лицо руками с тонкими пальцами, но неприятно длинными ногтями. –Десять лет назад, я прыгал с третьего этажа… Говорили, что встретят… А еще, еще я, Богородицу видел… Печальную и красивую, матерь Божию, – он поднял на меня глаза, полные слез.

–Это же все позади, верно? – я смягчила тон. –Лекарства помогли ведь…

–Да что, эти лекарства… Люди нужны, ЛЮ-ДИ! –он замахал руками так, словно хотел за что-то ухватиться, но не мог.

–Нужны люди, как лекарства, и лекарства, как люди… – задумчиво прошептала я.

–Ого! Вот! Это так, имеенннно так! Как вы точно отметили, Арина Витальевна! Ох… – барон Рэйдель сложил руки на груди.

–Отметила не я, ну да ладно… Родион Евгеньевич, нам нужно пройти пару тестов… – я закопошилась в бланках многочисленных методик.

–Ох, а мы можем просто, поговорить?.. Как я не люблю, ну не люблю это все, знали бы вы! – он нахмурил тонкие брови.

–Здесь совсем немного, Родион Евгеньевич. Ну заполните, пожалуйста.

–Ну ладно, только ради такой девушки как вы… Эх… ну ладно…

Он взял ручку и принялся судорожно рисовать галочки, на каждом вопросе то вздыхая, то охая. Я внимательно наблюдала за его возбужденными действиями.

Что еще остается одинокому клиническому психологу, заинтересованному в своей работе?..

–Ну вот, все… – он протянул коряво заполненные бланки минут через десять.

–Спасибо, Родион Евгеньевич, очень хорошо, – я взяла бланки и отложила в сторону. -И, последний вопрос… Какие у вас планы на будущее? После выписки?

–Как, какие? – тот пожал плечами. –Поехать к Урганту, паспорт отдать! Заехать к уважаемым людям, дать гражданство своего государства… Вернее, так! – он поднял указательный палец и выпучил глаза. –МИКРО-АРИС-ТОК-РА-ТИ-ЧЕС-КО-ГО государства…. БА-РО-НА РЭЙ-ФЕЛЬ-ДА! Или, «Жизнь после жизни», – скромно добавил он, понизив голос.

–Ну, планы у вас, как погляжу, далекоооо идущие, – улыбнулась я. –Спасибо за откровенный разговор, Родион Евгеньевич. И, можете идти.

Последний день марта…

Для кого-то, этот день не значил ничего, но для меня, знаменовал собой новый поворот. Перевод в другое отделение. На сегодня, осталось посмотреть еще одного пациента и, разумеется, успеть написать по нему патопсихологическое заключение.