Крах

– Ну как? – спросил его Валя.

– Жопа, – тяжело вздыхая, ответил Полунин. – Задолбался эти кружки мыть. Хорошо, хоть по счету все сошлось. Со второй роты у дневального двух вилок недосчитались, до сих пор в столовке ищет.

– Смотри, чтобы у тебя не спер, – посочувствовал Валя товарищу.

– Не сопрет, я при нем все пересчитал.

В двенадцать часов, передав штык-нож, Валя пошел спать. Подняли в четыре часа. Макеев на два часа лег спать, передав Валентину повязку. До шести утра Валя бродил по роте в ожидании подъема. Весь следующий день прошел либо на тумбочке, либо со шваброй в руках. В восемь вечера Валентин переместился из первой смены, миновав второю, сразу в третью смену и заступил на вторые сутки, которые прошли так же спокойно, как и первые. Если бы не двое суток подряд, то Валентин вообще бы не запомнил свое первое дежурство по роте. Через две недели после приезда все новобранцы перезнакомились, особых событий не происходило, служба текла однообразно скучно. Один день был похож на другой как близнецы-братья. Валентин еще раз побывал в суточном наряде, виной тому была неспособность некоторых новобранцев выучить обязанности дневального и устав, поэтому в наряд ставили таких, как Валентин. Это несколько раздражало: почему одни должны дневалить, а другие нет, но деваться было некуда, приходилось дежурить. В первых числах ноября всем новобранцам выдали новую форму, шинели, погоны, пуговицы и всю следующую неделю рота с утра до вечера подгоняла форму. Шинели нужно было правильно сшить сзади под хлястиком, потом пришить погоны, шевроны, петлицы и пуговицы. То же самое сделать с новой формой. После этого все отгладить и сдать в каптерку. Помогая друг другу, за несколько дней справились.

Седьмого ноября был выходной день по поводу празднования Дня Великой Октябрьской социалистической революции. Всех сержантов утром, погрузив в машины, повезли в Кремль на усиление, в чем оно заключалось, никто не объяснял. В связи с праздником новобранцев рассадили в Ленинской комнате смотреть торжественную демонстрацию трудящихся на Красной площади. Валентин со школьных лет помнил эти демонстрации, участвуя в них на добровольно-принудительной основе всем классом. Взрослые в колоннах всегда были в хорошем настроении, которое они поддерживали горячительными напитками, бережно хранимыми за пазухой. Было много песен, и люди, выходя на городскую площадь, с воодушевлением кричали «Ура!» после каждого призыва ведущего. Будучи школьниками, Валентин с друзьями развлекались тем, что хлопали воздушные шарики, которые большими связками несли девочки. Для этого заранее припасались осколки битого бутылочного стекла, принесенные с собой. После демонстрации, как правило, родители собирались за столом и смотрели московскую демонстрацию, разница во времени позволяла все видеть в прямом эфире. На этот раз Валентин смотрел на Красную площадь совсем по-другому. Его мало интересовали колонны трудящихся, он пытался получше рассмотреть сам Кремль, который казался ему сказочным замком с тайнами и легендами прошлого. Валентин до сих пор не верил, что через несколько дней он окажется там и будет жить в историческом здании Арсенала, построенного еще при Петре Первом. Красивые башни с красными звездами на шпилях так и тянули к себе. «Все что угодно сделаю, чтобы попасть туда», – думал Валя, выхватывая взглядом редкие панорамы кремлевских стен. Учебка ему уже порядком надоела, и Валентин с нетерпением ждал присяги.

После обеда было свободное время. Практически все писали письма родным и близким. Ближе к вечеру вернулись сержанты. С первого взгляда на них было понятно, что они чем-то озабочены. Обычно расслабленные и в хорошем настроении, в этот раз сержанты с серьезным видом перешептывались между собой, стараясь быть подальше от новобранцев. Любые разговоры прекращались, как только рядом оказывался кто-то из солдат. Перед самым отбоем Валентин, набравшись храбрости и подгоняемый любопытством, тихонько спросил у Макеева:

– Товарищ сержант, что-то случилось?

Внимательно посмотрев в глаза солдату, немного подумав, он полушепотом произнес:

– В Горбачева стреляли.

– Как? – остолбенел Валентин.

– Тише ты. Из ружья, прямо на площади, – совсем шепотом прошипел сержант. – Никому. Слышишь меня, никому ни слова.

– А что, попали? – не мог удержатся от расспросов Валя.

– Нет, не попал, два раза успел выстрелить. Далеко было.

– И что? – продолжал задавать вопросы солдат.

– Ничего, «наружка» поймала его. Сейчас рот на замок, сами ничего не знаем. Иди спать, – закончил разговор сержант.

После таких новостей про сон не могло быть и речи. Валентин долго ворочался, пытаясь понять, что происходит в стране. В магазинах был дефицит всех товаров сразу, за водкой люди бились, как будто в последний бой шли. Не было даже туалетной бумаги. Любое упоминание руководителей страны в разговорах сопровождалось матерщинной бранью. Горбачева презрительно называли «этот с пятном», и никак иначе. Некогда доброжелательные соседи теперь усиленно ставили железные двери и вешали решетки на окна. Времена, когда родители оставляли ключи от квартиры под ковриком для детей-школьников, прошли. Население страны с каждым годом становилась голоднее и злее. Сегодня дошло до стрельбы в Горбачева. «А что дальше? – задавал себе вопрос Валентин. – Революция?». В памяти всплыла картинка из старого фильма, в котором по решетке Зимнего дворца ползли революционные матросы. «Стоп. А если революция? И народ полезет на Кремль? Что делать? Стрелять? Стрелять в живых людей? Как это? А если не стрелять?». Сон окончательно пропал. «Если родители узнают про это, мать с ума сойдет. Хорошо, что не написал про полк. Как быть? Впереди два года службы, за это время может произойти все что угодно, до войны включительно. А если гражданская война? За кого быть, за красных или белых?». Несмотря на полный переполох в голове, Валентин все же уснул или просто отключился, потому что мысли перешли в яркий сон, в котором все перемешалось, начиная с броневика Ленина и заканчивая почему-то Брестской крепостью. Утром Валентин так не понял, спал он или нет. Помня данное сержанту молчаливое согласие молчать, Валентин никому новость не рассказывал. Рота жила своей обычной жизнью, сержанты, скорее всего, узнав за ночь немного больше от офицеров, вели себя спокойно и буднично. Валентин немного успокоился, но на всякий случай не упускал из вида Макеева, вдруг будут новости. В следующие несколько дней ничего не произошло и все вернулось на свои места.

Начались каждодневные тренировки по строевой. Готовились к принятию присяги. Маршировали с утра до вечера и наизусть учили текст. За этими хлопотами время пролетело незаметно, наступил день принятия присяги. С самого утра в роте стояла суета, похожая на предсвадебную. Все офицеры были в парадной форме, белых рубашках с желтыми ремнями и в перчатках. Солдаты в новеньких шинелях и шапках стали еще больше похожи друг на друга. На плацу стояли столы, на которых в красных папках лежали тексты присяги и списки военнослужащих. Роты справа налево от первой до четвертой построили вдоль казармы. И тут начался дождь, переходящий в мокрый снег. Пытаясь проигнорировать непогоду, начали торжественную часть, но усилившийся снег с ветром свел на нет усилия. В результате всех отправили по своим расположениям. И присягу принимали в коридорах рот. Вся торжественность была полностью утрачена, и процедура прошла до обидного буднично. Как если бы вы собирались в театр, а вместо этого оказались на кухне у соседа перед черно-белым телевизором. Зря всю неделю маршировали.

Ночью выпал первый крупный снег, он покрыл все ровным слоем, и на ветвях деревьев появились снежные шапки. Прикрыв собой всю серость заканчивающейся осени, снег своей белизной напоминал чистый лист бумаги, на котором судьба начнет писать свою новую историю. На этом первом листе зимы уже не будет всего того, что произошло осенью. Даже осенние призывники вступали в эту зимнюю историю в новом качестве. Полноценными, принявшими присягу рядовыми Отдельного орденов Красного знамени и Октябрьской революции Краснознаменного Кремлевского полка. Белое покрывало ярко отражало от себя свет фонарей, снег был чистый и переливался в искусственном освещении маленькими яркими звездочками. Наблюдая за игрой этих разноцветных искорок, Валентин радовался. Первая осень в армии закончилась, осталась еще одна – и можно собираться домой. И пускай эта осень была всего один месяц, но она была и прошла. Уже через три дня их повезут в Москву, в Кремль. «Какой он?», – размышлял Валя. По телевизору Кремль казался большим, величественным, сверкающим золотыми куполами церквей с высоты Боровицкого холма, растянувшегося вдоль красивой гранитной набережной Москва-реки. Яркие звезды высоких башен уже не раз снились Валентину. Само ощущение того, что он будет видеть всю эту красоту изнутри целых два года, наполняли грудь особой гордостью. Гордостью за страну, в которой он жил, гордостью за родителей, которые воспитали его и будут очень рады, что их сын служит в Кремле, гордостью перед друзьями, которые служат в обычных войсках, в конце концов, гордостью за самого себя, что смог попасть в число немногих, кому доверили служить в полку. Пускай неожиданно и с помощью хитрости военкома, который преследовал свои цели, но все равно он, Валентин Матвеев, молодец, потому что не «вылетел» в Советскую Армию, как двадцать шесть человек, которых сегодня отправляют в другие части. До сегодняшнего утра Валентин не был уверен, что его оставят в полку. Причин для сомнений было предостаточно. Во-первых, его конфликт в первый день со старым писарем, во-вторых, как выяснилось, у большинства новобранцев было неоконченное высшее образование либо диплом техникума, а у Валентина только ПТУ,