Страница 18 из 19
Летом я взяла свой первый отпуск, и мы с Алексеем отправились на несколько дней отдохнуть в палатке на берегу Днепра. В то время Днепр являлся важнейшей транспортной артерией Украины, соединяющей север и юг страны, и сотни кораблей ежедневно отплывали и причаливали к его берегам, преодолевая тысячи километров пути и каскад плотин, объединённых в единую гидросеть Украины. Первой и самой знаменитой гидроэлектростанцией (ГЭС) на Днепре стала Днепровская гидроэлектростанция имени В. И. Ленина (Днепрогэс) – главный объект Государственного плана электрификации страны, построенный в годы первой советской пятилетки. Каневская ГЭС являлась второй после Киевской ступенью каскада и была запущена через год после моего рождения, так что мы с ней являлись почти ровесницами. Во время строительства плотины было затоплено множество плодородных земель вдоль Днепра, население переселено на другие земли, а Каневское водохранилище стало одним из шести крупнейших на Днепре. Шлюз выравнивал разницу уровней воды в водохранилище и нижней части реки, круглосуточно пропуская вереницу гружённых песком, лесом и даже арбузами барж, в сторону Тарасовой горы проходили многопалубные белоснежные лайнеры с туристами, а между городами бегали пассажирские «Метеоры» и «Ракеты».
Путешествие с освежающими брызгами на открытой палубе «Метеора» вдоль живописных берегов Днепра наполнило сердце предчувствием чего-то романтического и прекрасного. Через четыре часа мы сошли на маленькой левобережной речной станции недалеко от Канева. С крутого песчаного склона открывался дивный вид на простор широкой равнинной реки, спокойно переносившей свои воды с севера на юг Украины с незапамятных времён. Я любила Днепр. Любила так сильно, как может любить человек, родившийся на его берегах и с первых дней впитавший его спокойный и сильный характер. Он являлся для меня такой же неотъемлемой частью жизни, как солнце, дождь и древние холмы вдоль его берегов. Он был на этой земле до меня, был со мной и останется после. Моя жизнь – всего лишь миг в его сине-седой биографии.
Среди светлых сосен крутого песчаного берега Алексей установил палатку и развёл костёр, а я тем временем нарвала для чая листьев земляники, малины и ароматных веточек чабреца. Россыпью алели бусинки земляники, а на колючих кустах висела тёмно-красная дикая малина. Закончив с обустройством лагеря, Алексей повесил на толстую ветку над огнём казанок с водой и решил отправиться на рыбалку. Привязав крючок к леске, он при помощи сосновой ветки соорудил что-то наподобие удочки, под ближайшим кустом складным ножиком выкопал в песке ямку и начал высматривать червей. Похоже, что стать ужином для рыбы в планы червей не входило (во всяком случае, не в этот раз). Провозившись часа два, Алексей вытащил половину случайного скитальца, да и то такого тощего, что пришлось выбросить. Не отчаиваясь, он прицепил на крючок мякиш хлеба и забросил удочку в воду. Сверкающее в закатных лучах зеркало реки дышало покоем. Умиротворённая рыба становиться нашим ужином тоже не хотела (во всяком случае, не в этот раз). Порой мне казалось, что первобытный дух охотника периодически просыпается в Алексее, побуждая совершать городского домашнего мальчика странные поступки. Конечно, он очень стремился поймать эту рыбу, и не столько для ухи, столько для того, чтобы в моих глазах выглядеть настоящим мужчиной, и я тоже этого хотела, но ещё и потому, что нуждалась в подтверждении правильности своего выбора.
В закатных сумерках активизировались дремавшие в жару комары. Пискляво жужжащие чёрные полчища роились над нами, беспощадно жаля сквозь брюки и рубашку. Они забирались в волосы, лезли в уши и в нос, а я даже умудрилась прожевать парочку. Ночью в лесу оказалось раздражительно, и даже элементарный поход к ближайшим кустам в туалет превращался для моей оголённой попы в настоящую пытку. В попытке защититься от назойливых кровососущих мы бросили в костёр несколько веток с сырой хвоей, надеясь укрыться в дымовой завесе, но вскоре у меня начались рези в глазах и полились слёзы. Прокоптев, словно днепровские лещи, мы не выдержали и забрались в палатку, но даже там нас преследовал высокочастотный писк, а двукрылые твари так и норовили добраться до моих рук и лица. Как мы ни старались укрыться – было уже не до романтики: оказавшиеся под днищем палатки шишки постоянно вдавливались в спину и бока, а от земли тянуло холодом даже через сложенный вдвое спальник.
На следующий день рыба опять не захотела идти на контакт. Подбодрив Алексея, а заодно и себя тем, что это просто не рыбное место, я решила искупаться. Раскалённым диском в зените застыло августовское солнце, и казалось, что всё живое погрузилось в полуденный сон. Оглядевшись вокруг, я сняла купальник и нагишом побежала в воду. Песок кусал пятки, и, едва добравшись до живительной прохлады, я тут же нырнула. Проплыв немного под водой, почувствовала резкий перепад температуры. Холод сковывал тело. Течение усилилось. Чем это грозит, я хорошо знала. «Ну вот!» – только и подумала я и, не теряя драгоценных секунд, начала плавно выруливать по направлению течения в сторону берега. Страха не было, лишь голос внутри повторял: «Вперёд!» Стараясь дышать, как научил меня тато, я синхронно работала руками и ногами, разрезая ладонями толщу воды. В какой-то момент поняла, что не чувствую ног. Предположив, что это судорога и надо срочно лечь на спину, я не могла решиться потерять из виду жёлтую спасительную полосу. Волевым усилием я перевернулась. Взгляд тут же провалился в бездонное небо без единого облачка, за которое можно было хотя бы мысленно ухватиться. Голова лежала на воде, тело немного расслабилось, руки гребли в направлении берега, вот только где он – оставалось догадываться. Вскоре вода вновь потеплела, и, нащупав дно, я остановилась. Купальник и Алексей всё так же беззаботно загорали на берегу, но теперь уже метрах в тридцати от меня, а спокойная ещё несколько минут река клокотала бушующими водоворотами. Похоже, заработал шлюз на ГЭС. В детстве я часто наблюдала, как меняются скорость и характер течения реки, когда включались турбины и большой массив воды подавался или спускался из шлюзовой камеры. В такие моменты взрослые старались загнать ребятишек на берег, да и сами не особо стремились устраивать заплывы на глубину. Убедившись, что водовороты далеко, я вновь легла на спину, расслабила напряжённые плечи и, закрыв глаза, мерно покачивалась на шелестящих волнах.
К вечеру запасы еды закончились, на пустой крючок «глупая» рыба не ловилась, и, кое-как скоротав ночь на чае и ягодах, рано утром мы сели на «Ракету» и отправились в Канев, ко мне домой – за едой и медикаментами. После двух бурных ночёвок на земле я сильно простыла, а может, подхватила какую-то инфекцию от цветущей воды. Позывы писать участились, причиняя острую боль.
Родители были на работе, и, достав из аптечки горку медикаментов, мы с Алексеем принялись их изучать. В детстве меня лечили преимущественно народными средствами, согревая, растирая и отпаивая травами, поэтому, кроме цитрамона, ничем другим я не пользовалась, а если и приходилось что-то принимать, то лишь то, что давала мама. На одной из упаковок с названием «Цистон» я увидела слово, похожее на «урологический». По смыслу немного подходило, но что за странные тёмные таблетки у меня на ладони, я не понимала. Резкая боль внизу живота заставила всё это проглотить даже без воды, усилив по совету Алексея двумя таблетками антибиотика. Не знаю, что из этого помогло, но часа через два стало немного легче. Оставаться на ночь и знакомиться с моими родителями Алексей не захотел, даже несмотря на то, что в моём состоянии отходить далеко от унитаза было всё ещё проблематично. Возможно, ему было неловко из-за того, что я простыла, а может, просто не был готов принять на себя роль моего парня в глазах родителей. Отыскав в очередной раз для себя оправдание его поступку, я вновь уступила, пожертвовав на этот раз уже своим здоровьем. Мы пообедали маминым жарким с мясом, я открыла трёхлитровую банку домашнего томатного сока, который у родителей получался невероятно вкусным, и, собрав бутерброды в дорогу, мы извинились в записке за съеденную еду и поспешили на последнюю «Ракету» в Киев.