С первого взгляда

— Ты не сделаешь это… — шепчу, продирая голос сквозь ком, вставший в горле. Сердце начинает нещадно нестись в бешеном ритме. В висках давит, а пульс выше всякой нормы.

— Давай проверим?

— У нас будет ребенок, — цежу сквозь зубы, силясь не грохнуться в обморок от резко накатившей слабости. — Еще один. Я беременна.

Достаю-таки козырь, которым надеюсь убедить отца не вытворять глупости. Он молчит, наверное, с минуту, смотрит на меня и снова убивает своим ответом.

— Не страшно.

— Что?

— Дима! — кричит мать, — Лия, тебе нельзя нервничать, собирайся и уезжай, — разворачивается ко мне, выталкивая вон из кабинета. Но я словно вросла в пол и, не двигаясь и не мигая, смотрю на отца, который поигрывает желваками.

— Майю воспитывали без папаши и этого воспитаем. Ребенку не нужен такой отец, как Стельмах.

Я, клянусь, что слышу, как над головой разверзлось небо от таких слов.

— Ты совсем рехнулся?! Я говорю, что я беременна!

— Не ори, — шипит на меня отец.

— А ты собираешься посадить отца моего ребенка?!

— Я все сказал. Если ты надеялась, что очередной залет меня смягчит, прогадала. Если хочешь спасти своего ненаглядного Стельмаха, брось его.

— Что?

— Я заберу вас с Майей и увезу. Отзову свое заявление, заберу документы и уничтожу досье, но только если ты сделаешь такой решительный шаг, дочь! — как на духу выдают мне “благоприятный” расклад.

Отлично, все продумал. Как по нотам разыграл.

Поджимаю губы и качаю головой:

— Да пошел ты!

Глава 60. Стельмах

После последнего сообщения проходит уже почти два часа. Жду, когда мои девчонки объявятся, но тщетно. Приехал из офиса раньше, чем планировал, и уже устал мерить шагами свою пустую квартиру, нервничая от дерьмового предчувствия. Беру мобильный и сам собираюсь набрать, рискуя вызвать гнев Серганова, когда в дверь звонят.

— Наконец-то.

Арчи носится в ногах со своим мячом и, как только я спешу к двери, с громким лаем мчит за мной по пятам встречать свою маленькую хозяйку.

Открываю, и улыбка облегчения медленно сползает с моего лица. Алия стоит на пороге вся растрепанная, а сзади мельтешит мышка. В груди давит, а внутри все переворачивается, когда вижу состояние любимой: глаза красные, лицо зареванное, бледное, тушь размазана по щекам, по которым градом катятся слезы, которые она с остервенением отирает зажатыми в кулак ладонями.

— Лия, что… — но она не дает договорить. Моя блондиночка машет головой, сдавленно улыбается и бросается мне на шею. Я крепко обнимаю ее миниатюрную фигурку, закрываю глаза и утыкаюсь носом в любимые, слегка вьющиеся светлые локоны.

— Почему ты мне ничего не сказал? — шепчет Алия, и я слышу всхлип. А затем еще и еще. Ее слегка трясет, и до меня доходит, что она рыдает. Выдыхаю и сжимаю что есть сил, целуя в висок. Словно силюсь защитить от бушующего у нее внутри урагана. Не знаю, помогает ли ей это, но мне точно. Потому что собственника во мне потряхивает так, что боюсь сорваться с места и убить, к херам, ее "заботливого" папашу.

— Как узнала?

— Разговор случайно услышала. Артем, — Алия отстраняется и обеспокоенно смотрит на меня, моргая часто-часто, смахивая слезы, — почему ты молчал? Он же… я же… — поджимает губы и морщит носик. — Я все это время толкала глупые наивные речи, что все будет хорошо. Строила какие-то воздушные замки, а отец в это время творил непонятно что.

— Серганов — старый и упрямый черт, а тебе не нужно было знать. Это не твоя война и не твои разборки.

— Моя, Стельмах. И моя.

Прижимаю к себе хрупкую, дерзкую девчонку и выдыхаю. Сколько в ней силы и упрямства — представить страшно.

— Его даже новость о беременности не вразумила… — шепчет она тихонько. — Поэтому я собрала мышку, и мы уехали. С ним просто бесполезно разговаривать, — шмыгает носом голубоглазка.

— Его не вразумить, а тебе не стоит забывать о своем положении. Я, конечно, не профи в этих вопросах, но малышу это явно не на пользу.

Стираю большими пальцами мокрые дорожки от слез и улыбаюсь, как дурак, потому что есть чему радоваться — тому, что она здесь. По-прежнему рядом. Не бросила, не отвернулась, а это значит — я в ней не ошибся. И я чертовски счастливый!

Позже вечером Майя, совершенно выбившись из сил, уснула прямо на диване в гостиной. Для ребенка этот день тоже стал сильной эмоциональной встряской. Глажу свою маленькую дочь по непослушным кудряшкам и понимаю: они с Алией — лучшее, что было в моей дерьмовой жизни. Что творит Серганов, совершенно не укладывается в голове. Появляется шальная мысль позвонить и попытаться поговорить с ним спокойно и по-человечески, попробовать решить конфликт, пока все не стало еще хуже. Вот только же слушать не будет — баран.

— Эй, дружище, не шуми, — шикаю на скачущего в ногах пса. У животинки явно лапки коротковаты, чтобы запрыгнуть на высокий кожаный диван, а слезает он с него и подавно кубарем. — Иди сюда.

Подхватываю на руки и усаживаю пушистую, хвостатую попу под бок к маленькой посапывающей хозяйке.

— Давай спи, ребенок, — треплю животину за ушами, когда меня отвлекают режущие слух звуки. Слышу сдавленные рыдания и хлюпанья носом в кухне. Поворачиваюсь и вижу бьющую по сердцу картину: Алия сидит за столом, уткнувшись лицом в ладони и опять тихо рыдает, худые плечи трясутся в молчаливой истерике. Вздыхаю, понимая, что желание убивать растет все больше и больше. Придурок ее папаша. Вот поэтому я держал ее в неведении! Поэтому молчал! Знал, что так оно и будет. Она же тихо сжирает, уничтожает себя изнутри чувством вины. Рвет душу на части от обиды и любви к собственному отцу, каким бы неуправляемым он ни был.

Накрываю дочурку пледом и иду к своей упрямице, наливаю нам по кружке крепкого чая с молоком, надо же каким-то образом успокоить нервы.

— Чего слезы льешь?

Присаживаюсь на соседний стул и молча перетягиваю ее к себе на колени, рискуя воспламениться от близости такого желанного, соблазнительного тела в моей рубашке.

— Это из-за меня все, Артем.

— Нет, — поджимаю губы, тихо чертыхаясь про себя. — Ты здесь никаким боком, поняла меня? Все, хватит, заканчивай, Алия.

— Нет! — машет она головой. Светлые локоны в шишке растрепались и спутались. Я заправляю за ухо выбившуюся прядь и вздыхаю, понимая, как тяжело будет ее переспорить. — Почему я должна отвечать за свои чувства? — словно не слышит меня моя девочка. — За что?

— Я буду отвечать! Слышишь меня? Я буду отвечать за наши чувства. Ни тебя, ни детей это не коснётся.

— Уже коснулось, Артем.

Снова прячет лицо в ладонях, чтобы снова уйти в свои нерадужные, глупые мысли. Но я насильно отнимаю ладони и заставляю посмотреть на меня. Голубые, прекрасные глаза сегодня красные и потухшие.

— Хватит лить слезы! — уже, кажется, начинаю рычать, потому что с ней только в приказном тоне получается спорить. — Уже что есть, то есть, будем разгребать. Тебе нельзя нервничать!

— Не рычи на меня, — округляются глаза, и морщится носик. — Даже пострадать нельзя?

— Нельзя. Тебе точно нет. Прекращай хандрить. Я здесь. Все живы, здоровы, а то, что у некоторых есть легкие «закидоны», это ерунда, пройдет. Лучше скажи, у тебя все готово к переезду?

— Да, вещи утром накидала, остальное девчонок попрошу, отправят. А ты с Гаем встретился? По поводу “Рассвета”, почему ты из доли хотел выйти? Отец?

— Встретился. Да, вставлял нам палки в колеса Серганов, но Макс напрочь отказался забирать мою долю в клубе.

— Почему?

— Ну, а ты Гая не знаешь? Упрямый, как… — хотел выпалить — Серганов, вот только не хочется лишний раз сворачивать все в те же дебри. — В общем, его перспектива войны с твоим батей не пугает. Кстати, у меня тут назрел очень странный вопрос…

— Что?

Ухмыляюсь, вспоминая, с каким растерянным видом из офиса Гая утром вылетела Катерина, помощница Лии, и, черт, готов все, что у меня есть, поставить на то, что между этими двумя что-то было.