С первого взгляда

Меня буквально всю трясет от злости, а кулаки сжимаются и разжимаются. Зудят стукнуть так, чтобы стало больно. Чтобы боль в сердце от жгучей несправедливости и предательства заглушила физическая боль. Осознание того, что мой родной и любимый человек — отец — свои принципы и эгоизм поставил выше, чем счастье любимой дочери.

— Могу! Могу и буду, потому что считаю его отвратительным человеком, не достойным тебя, и я не потерплю его рядом с тобой и со своей внучкой.

— Эта внучка — его дочь!!! Его плоть и кровь! — голос срывается на хрип, и не удивлюсь, если завтра даже шептать будет больно, но сейчас — плевать. — И это не тебе решать, кто достоин быть рядом, а кто нет. Кем ты себя возомнил, а? Господом богом, что решаешь все за всех?! Почему ты лезешь в мою жизнь и не можешь просто быть счастлив, что рядом со мной человек, который любит меня, и которого люблю я?! Ты знаешь его столько лет…

— Именно поэтому ты не будешь со Стельмахом! — отец со всей дури припечатывает кулак в деревянную столешницу. Кажется, еще чуть-чуть, и полетели бы щепки. — Потому что, в отличие от тебя, я слишком хорошо знаю, из какой он грязи вылез и какое дерьмо живёт в нем.

— Замолчи. Слышишь меня, замолчи! Ты не имеешь права лезть в мою жизнь.

— Ты моя дочь!

— Но не твоя собственность! Я не игрушка и не кукла, не марионетка, которой можно крутить и вертеть, как тебе захочется, ясно?! Я взрослая и самостоятельная девушка. Да я, чёрт побери, Серганова и привыкла нести ответственность за свои поступки!

— Какую ответственность, какие поступки?! Этот кобель тебя соблазнил, обрюхатил и исчез, бросив с пузом одну!

— Стельмах не знал ничего! И это я соблазнила. Слышишь?! Я виновата! — тычу пальцем в грудь, а руки нещадно трясутся. — Влюбилась в него, как ненормальная, еще в двенадцать лет и все сознательные годы я мечтала быть с этим человеком, мечтала быть его женщиной, и я добилась этого! Это я была инициатором нашей ночи, я знала, кого соблазняю и никогда об этом не жалела!

В кабинете устанавливается звенящая тишина. Отец смотрит, не мигая, лоб избороздили морщины, а лицо покраснело от злости. Кажется, что сам воздух накален до предела: давит и удушает свое тяжестью.

— Дура! — орет отец так неожиданно, что я подпрыгиваю на месте и отступаю на шаг. — Какая же ты у меня глупая наивная дура! Я не такой тебя воспитывал. Столько молодых и перспективных женихов, которые вот тут, — машет кулаком, — сидели бы у меня! Были бы под полным контролем, а этот… он использует тебя, а потом бросит, как надоевшую игрушку! И ты потом все равно, рыдая, приползешь обратно в родное гнездо, ко мне!

— Что здесь происходит?! — врывается в нашу “перепалку” обеспокоенный голос матери, которая залетает в кабинет и обхватывает меня за плечи. — Лия? Дима?

— Так вот на что был расчет с теми смазливыми придурками, которых ты присылал? — морщусь, полностью игнорируя сжимающие предплечья руки родной женщины. — На то, что они тряпки, каблуки, нюни и соплежуи! Конечно, таких держать под боком гораздо проще, чем человека, который стоит если не выше, так на уровне с тобой, да, отец? Стельмаху так, как Егору, не скомандуешь взять в руки веник и приползти, — говорю, а саму душат слезы и смех. Истеричный смех раздирает горло. — Такой и в морду даст и пошлет.

— Если ты говоришь, что это такая давняя любовь, ты не могла не знать, сколько баб прошло через постель твоего любимого Стельмаха! — вот оно, конечно, я ждала, когда же любимый отец вытащит эту “карту”. — И тебя он так же бросит!

— Не бросит! — звучит уверенно, как ничто другое, потому что знаю. Чувствую. Верю. — А даже если и так — это моя жизнь.

По щекам катятся молчаливые слез, размывая тушь. В легких огонь от непрекращающегося крика, а голова начинает слегка кружиться. Неосознанно кладу руки на живот, понимая, что такой “всплеск” эмоциональный может очень и очень плохо повлиять на неродившегося малыша.

— Моя жизнь, и проживать я буду ее сама, — шиплю сквозь зубы. — Рядом с человеком, которого люблю, и который любит меня.

— Эта скотина не любит никого, запомни! Не умеет он любить.

— Это ты так считаешь, но ты совершенно не знаешь его.

— Ты знаешь, из какой он семьи, а?! Шлюхи и наркомана! Такое будущее ты хочешь для своей дочери?! Такого отца!?

— Дима! — кричит мать, сильнее сжимая пальцы на моих руках. — Прекрати!

— Дети не должна нести на себе ошибки своих родителей, ясно? — ухмыляюсь, когда ошарашенный отец выпрямляется.

— Что это значит?

— Это значит, что ты тоже не самый идеальный отец, тоже не золотой человек. Но от этого я никогда не любила тебя меньше.

— Как ты можешь? Я все всегда делал только ради тебя и матери! А он… он эгоист! Если бы не я, вытащивший его в свое время, хер бы он так взлетел! Он был одной ногой в тюрьме!

— Что?

— А то, что я своими руками, — трясет отец кулаками, — поймал его с бандой пацанов, когда они сожгли мой автосервис. Знаешь, где пацаны те? В тюрьме гнили почти двадцать лет! А знаешь, почему твой любимый Стельмах не с ними? Потому что, черт побери, я увидел в этом пацане стремление вверх! И, сука, если бы я знал, я бы лично сгноил его в самой дальней точке мира!

— Ты ужасен. Омерзителен. Я просто не верю. Он ведь не сделал тебе ничего плохого? Да, возможно, и был этот эпизод, но за эти годы, поддерживая тебя, Артём отплатил сполна за то, что сделал, а ты до сих пор считаешь его…

— Грязью. Дворовым щенком, которому никогда не стать тебя достойным.

— Так, ну все, хватит! — выходит передо мной мать, — прекращай, Серганов! Ты уже совсем не видишь краев! — смотрит жена на мужа, а у того аж глаза на лоб полезли. Да и, честно сказать, я тоже немало удивлена. Мать всегда была с ним заодно, всегда поддакивала, и никогда не повышала голос на любимого мужа. — Хватит уже, Дим. Ты заигрался. Оставь их в покое. Дай Лие спокойно уехать с Артемом. В конце концом то, что ты не принимаешь его, не значит, что он плохой человек. У них чувства, семья, и мы не имеем никакого права лезть в их отношения.

— Ты вообще слышишь себя? — рычит отец на мать. — Ты что несешь?! Что значит, дать уехать?! Да этот щенок никуда ее не увезет, ты меня поняла? — сверлит отец взглядом тонкую женскую фигурку.

— Уеду, — вздыхаю, понимая всю бессмысленность своей задумки. Хотела как лучше, а получилось… да, Лия, как всегда. Сколько раз я должна извиниться перед Артемом за все эти дни и за те истерики, которые устраивала, даже представить страшно.

— Я уеду с ним. И ты меня не остановишь! Ты не в силах это сделать, отец.

Я разворачиваюсь, собираясь уйти. Надоело. Ведь с самого начала знала, что разговаривать с ним бесполезно. Не примет, не сможет принять. Делаю всего пару шагов и хватаюсь за дверную ручку, когда в спину прилетает словно кинжал, фраза отца:

— Если ты сейчас уйдешь к нему, запомни, я дам ход тому делу.

Замираю, а по позвоночнику бегают мурашки от страха.

— Какому делу?

Смотрю на отца, а он… улыбается.

— Автосервис. А вкупе с ним еще десятки мелких и не очень правонарушений. Все досье на твоего любимого Стельмаха уже в руках правоохранительных органов. Один звонок, Алия…

— Ты рехнулся? Мам? — смотрю на мать, но она стеклянным взглядом смотрит на мужа. — Ты не сделаешь этого!

— Если это единственный способ держать его подальше от тебя — я это сделаю. Я посажу Стельмаха так надолго, что поверь, живым он оттуда не выйдет.

— Ты понимаешь, что этим уничтожишь не только его, но и меня?

— Я делаю все ради твоего блага. Это не моя прихоть, а беспокойство за тебя и свою внучку. Тебе не нужен такой муж, а Майе такой отец.

— Это не прихоть, а твой эгоизм! — говорит мама, — ты же не видишь ничего дальше своего носа, Дима!

— Сам ты женился по любви! — выпаливаю я, — и никто небе не вставлял палки в колеса!

— Потому что я из хорошей, образованной семьи, а он кто? Да никто. Таким и останется.

Внутри все холодеет от взгляда. Родные любимые глаза, смотрели на меня с полыхающей яростью и решимостью. А спокойствие, с которым он прячет руки в карманы брюк, убивает.